Муля, не нервируй… Книга 2
Шрифт:
— Что случилось? — осторожно спросил я.
В таком состоянии женщине нужно дать возможность выговориться, выпустить пар. И только потом можно беседовать, взывать к голосу её разума и так далее. Но пока она так взвинчена, ничего предпринимать нельзя. Это первое правило при общении с женщинами.
Поэтому я сказал:
— Рассказывай! Всё. Подробно.
Женщинам нравится, когда их просят рассказать всё подробно. От перечисления подробностей и воспоминаний они успокаиваются и приходят в нормальное состояние.
—
— Но ты же живёшь с отцом, — сказал я и тут же понял, что совершил стратегическую ошибку.
Надежда Петровна вспылила:
— Ну, ты сам подумай, Муля! Мы же нормально все вместе жили! Зачем было разводиться?! А теперь что будет? Дуся говорит, что он себе какую-то бабу завёл! Муля! Ты представляешь! Не успела я из дома уйти, как он тут же бабу привёл!
— Во-первых, ты ушла из дома давно, — успокоительно сказал я, — и ушла первой. То есть бросила его.
— Но Муля! Как я могла не уйти к Павлику?! — вскричала Надежда Петровна так, что бедный Герасим, который, как мышка, сидел за другим краем стола и не отсвечивал, с перепугу уронил две гайки под стол. — У нас ребёнок общий! Ты!
— Ну, вот, — сказал я гипнотизирующим тоном, — ты ушла. Он жил один. Теперь решил тоже создать семью.
— Но Муля! — закричала Надежда Петровна, — зачем ему семья?! У него Дуся есть. Она спокойно ведёт всё хозяйство! Я тоже захожу два раза в неделю, контролирую, подсказываю. А теперь что будет?
— А теперь он женится, — сказал я, и Надежда Петровна опять зарыдала.
— Мама, — сказал я, когда поток слёз, жалоб и причитаний чуть иссяк, — ты что, любишь Модеста Фёдоровича? Тогда зачем уходила к отцу?
— Муля! Ты же сам знаешь, я всю жизнь любила и люблю только Павла Григорьевича! — вспылила она. — Это мой отец не позволял мне за него замуж выйти. Но сейчас я могу жить так, как хочу!
— И это прекрасно, — примирительно сказала я, — ты большая молодец, что у тебя хватило мужества понять, что ты хочешь. И хоть часть жизни пожить с любимым человеком. Но почему ты не допускаешь, что и Модест Фёдорович тоже хочет поступить также?
Надежда Петровна охнула и с недоумением посмотрела на меня. Такая мысль ей явно не приходила в голову.
— Он двадцать восемь лет прожил рядом с тобой, поддерживал тебя. Принял меня и воспитал как родного сына. Потом ты ушла к отцу. Он и это принял. Жил один. А сейчас он встретил женщину и решил на ней жениться. Что в этом плохого?
— Как что?! Как что?! — запричитала Надежда Петровна, — ты, Муля, слишком молод и не понимаешь, что у него могут быть дети. И квартиру придётся делить.
— Ну, и что из этого, — пожал плечами я, — ну и поделим, если надо будет. Тем
— Да какое это жильё! — взвилась Наденька, — кстати, ты где телевизор подевал?
Она окинула взглядом комнату и тут её взгляд остановился на Герасиме, который нашел-таки под столом свои гайки и сейчас вылезал из-под стола.
— А это ещё кто?!
— Знакомься, мама, это — Герасим, мой сосед, — светским тоном представил его я. И развернулся к Герасиму, — Герасим, а это Надежда Петровна, моя мама.
Герасим пробормотал что-то невразумительное, он жутко стеснялся и мычал.
Надежда Петровна соседа моего проигнорировала, у неё были заботы гораздо поважнее какого-то там Герасима.
— Муля! — она всё возвращалась к теме, которая её беспокоила, — нужно же что-то делать! Что-то срочно предпринять! Ты должен поговорить с отцом. Он тебя послушается!
— О чём поговорить? — удивился я.
— Он не должен на ней жениться! — выпалила Надежда Петровна. — Мне Дуся говорила, что Модест ей признался, что это его аспирантка! Муля! Ты представляешь, он связался с несовершеннолетней! Она какая-то аферистка! Теперь его посадят в тюрьму! Это такой позор для всей нашей семьи будет!
Мулина мать, как обычно, всё утрировала и гиперболизировала, — поэтому я сказал успокоительным тоном:
— Мама, успокойся, Маша взрослая, ей двадцать девять лет, — сказал я, — и она скоро должна защитить кандидатскую диссертацию по физколлоидной химии. Ну, не может она быть проходимкой и аферисткой.
А сам вспомнил Ломакину. Хотя, если честно я её аферисткой и не считал. Просто дурочка-неудачница, глупыми бедами которой столь хитроумно воспользовался Попов, чтобы насолить Мулиному отцу.
— Ты что, всё знал?! — всплеснула руками Надежда Петровна, — ты всё это время знал и молчал?!
Она разрыдалась:
— У меня нет больше сына! — сквозь рыдания причитала она и мне это уже надоело. Я всегда стараюсь потакать женщинам. Они — слабый пол, они — украшение нашей жизни и имеют право на некоторые капризы, экспрессию и слабости. Но у Надежды Петровны это уже переходит здравый смысл. Её эгоизм просто зашкаливает. Привыкла, что все её хотелки всегда исполняются. А жизнь, она такая, что иногда нужно и желания других людей учитывать. Окружающих.
— Жаль, — сказал я более жестким тоном, чем следовало, — жаль, что ты отказываешься от меня по такой ерундовой причине. Ну что ж поделать. Мать от меня отказалась. Но скоро появится мачеха…
Надежда Петровна гневно фыркнула:
— Не смей! Ноги её в нашем доме не будет! — и с этими словами она выскочила вон из комнаты.
— Звиздец, — устало констатировал я.
— Бабы, — философски сказал Герасим и протянул руку ко мне: на его ладони лежали четыре какие-то детальки, — Муля, можно я эти все возьму?