На развалинах Мира
Шрифт:
Ната, видя, что чудовище подмяло меня под себя, зверея от ненависти и забыв про страх, кинулась к топору — он выпал и окровавленный валялся неподалеку от ее ног. Сила девушки не могла равняться моей, но ее хватило, чтобы заставить монстра приподняться после удара. Ната метила в висок, но топор только отсек ухо зверю. Он жутко зарычал и повернулся к тому противнику, которого он уже считал мертвым. Монстр вновь приподнялся на задние лапы, что дало мне возможность сделать вздох… и увидеть, как занесенные над Натой лапы сейчас превратят тело девушки в груду костей и разорванного мяса! Весь в крови,
— Не-ет!
… Что-то темное, закрывающее собой весь свет, стало стремительно сковывать глаза, заполняя их густым алым туманом. Все завертелось разноцветными кругами и взорвалось, разрывающей голову, болью.
— Ммм…
Ната, пытаясь оттащить меня от туши поверженного бурокрыса, слишком сильно рванула за руку, и, вследствие этого, я ударился головой о камень и снова застонал.
— Мм… Нне. надо..
— Дар! Хороший мой! Милый! Родной! Не уходи! Пожалуйста! Не уходи!!
Она заглядывала мне в лицо, выискивая хоть малейшие проблески разума в почти потухших зрачках. С лица девушки на меня капали крупные, горячие слезы… Ната упала на колени и вновь закричала:
— Дар! Не умирай! Не надо! Не оставляй меня, Дар!!!
— Ты что… так орешь?
Мне казалось, что я произнес это очень громко… Но Ната, оборвавшись в стенаниях, буквально застыла передо мной, пытаясь понять — не почудилось ли ей это? А потом, видя, что я с трудом разлепил ресницы, кинулась мне на грудь.
— Живой!
— Вроде… Только не дави так… а то точно, кончусь.
Она сразу приподнялась и, вытирая рукой слезы, радостно улыбнулась:
— Как я и испугалась!
Я промолчал. Дурнота, на минуту отступившая, вернулась вновь…
— Тебе плохо?
— Да не кричи ты так… Пить хочу. Принеси воды.
— Сейчас! У нас есть вода! Я сейчас!
Она мигом подхватилась, и через минуту я почувствовал на губах холодную влагу. Ната положила мою голову на свои колени, чтобы мне было удобнее глотать. После воды мне стало немного лучше — я снова открыл глаза.
— Я убил его…
Ната утвердительно закивала. Но мне не требовалось подтверждения — я сказал это, скорее, для себя самого. То, что Ната здесь, рядом, говорило о том, что смертельная схватка выиграна… Я попробовал пошевелить пальцами на руках и ногах. Все движения отдавались сильной болью, но я с удовлетворением заметил, что конечности меня слушаются. Это уже было неплохо — зверь не переломал мне кости. Лишь бы не подхватить заразы, которой много могло скопиться на его кривых когтях.
— Холодно…
Ната часто-часто заморгала.
— Костер потух… Ни единого уголька не осталось. Я смотрела.
— А спички?
— Я их выронила… в луже. Все в грязи — их не найти.
Боль накатывала приступами, оставляя, тем не менее,
— А ты… Что с тобой?
Ната, действительно, вся тряслась.
— Он тебя задел?
— Нет. Но… Уже почти вечер, Дар. Ты пролежал целый день. И, почти не дышал. А я сидела рядом.
— Целый день!? Ты вся застыла!
Она кивнула.
— А ты весь в крови…
— Знаю… Пусть. Потом… дома, вымоемся.
— Дома?
Я вздохнул — в пылу сражения, как-то выпало из памяти то событие, которое заставило нас искать ночлег.
— Откопаем…
Ната посмотрела на меня с сомнением — я догадался, что она начинает считать, что у меня бред.
— Да не дрожи ты так. В порядке я… почти.
Она недоверчиво округлила глаза. Я облизал ставшие опять сухими губы.
— Значит, огня нет… Дай руку.
Ната помогла мне приподняться. И сразу, от задетого чудовищем бока, боль стремительно заполнила меня без остатка…
— Дар!
— Да не кричи ты… Так. Идти я, точно, не в состоянии…
Я повернул голову набок — это тоже отозвалось приступом тошноты, но зато я смог увидеть небольшой холм, совсем рядом с нами.
— А это… что? Тьфу…
Я догадался только по вони, которая исходила от туши. Это был Бурокрыс. В черепе зверя, в глазнице, так и остался мой нож. Кроме того, из живота у него торчал штырь, сыгравшись роль рогатины — скорее всего, именно он и послужил причиной смерти монстра. Рядом валялся топор — при падении, зверь обломал его рукоять. Ната проследила за моим заинтересованный взглядом, истолковав его по-своему.
— Вы вместе упали… Он еще дергался — я перерезала ему глотку.
— Ты? Чем?
— Ножом, — Ната устало повернулась. — Вытащила его из глаза и перерезала.
А потом опять воткнула.
Я попытался ей улыбнуться — гримаса исказила мое лицо.
— Лучше ложись! На тебе места живого нет!
— Лежу. Ната, мы замерзнем.
Она горестно вскинула руки.
— Но я не знаю…
— Способ есть… тебе вряд ли понравиться.
— Какой?
Я повернулся к чудовищу и мотнул головой.
— Вот он.
Она перевела взгляд на зверя, потом на меня, потом опять на монстра, и, в сердцах, воскликнула:
— Ничего не понимаю… Ты что, хочешь снять с него шкуру и укрыться ею? Но я его даже перевернуть не смогу!
— Не надо переворачивать… Снимать шкуру — не надо. Я же сказал тебе — этот способ тебе не понравиться. Но иного у нас нет. Ветер опять усиливается…
Ветер снова налетал, неся с собой обжигающий, просто таки, ледяной холод.
Как она, вообще, смогла столько времени выдержать, сидя возле меня почти голой…
— Но что нужно делать? Скажи мне — я все исполню!
— Вытащи нож. Сядь возле него… и режь шкуру. Вдоль. От глотки к лапам.
Ната, стиснув зубы, молча стала делала то, что я велел. Вонь, до сих пор, как-то переносившаяся нами, стала намного сильнее — она вспорола брюхо чудовища!
— Ой… Какая гадость!
Она отпрянула назад, стараясь не видеть вываливающихся из туши внутренностей. Смрад стал просто отвратительным…
— У него несварение было… по-моему.
Я попытался улыбнуться, но девушка сейчас не воспринимала никакого юмора.