На развалинах Мира
Шрифт:
— Так. Пока, все как надо. Теперь возьми что ни будь… и отпихни все это подальше. В грязь, хотя бы. Хорошо. Возьми две палки — сантиметров по семьдесят. Нет, не такую — поменьше. Вот, сгодиться. Вставь одну между краями шкуры. И вторую — тоже.
Ната морщилась, но старательно исполняла все, что я ей говорил.
— Как руки? Согрелись? Правильно — так и должно быть… Теперь помоги мне подползти поближе — и сама нагнись.
— Что?!
— Мы можем туда забраться и захлопнуть шкуру, выбив палки ногами. В утробе
Ната отпрянула с нервным смехом:
— Нет! Не полезу! В эту мерзость? Ни за что!
Я приподнялся на руках и глухо сказал:
— Я не смогу сам. Помоги…
Запнувшись на полуслове, Ната подскочила ко мне, подсунула мне свои руки под мышки, и, согнувшись, присела возле бурой шкуры поверженного зверя.
— Не полезу!
— Замерзнешь. Внутри туши тепло будет сохраняться долго. Потому у тебя и согрелись руки. Если бы это был овцебык — мы могли бы выпить его крови и сейчас чувствовали себя, совсем хорошо.
— Что?!
— Я не предлагаю тебе пить — его кровь. Просунь руку. Тепло?
Ната предательски заморгала ресницами.
— Не могу…
— А жить хочешь? От меня, толку мало… До подвала далеко, да и нет смысла туда торопиться — внутрь еще нужно попасть. Это шанс, Ната.
— Я не могу, Дар.
— Хорошо. Я — первый. Но ты — следом. Если ты останешься — мы погибнем оба. Ты замерзнешь… а я, сам, добраться до подвала не смогу. И откопать вход — тем более. Зато, кое — кто будет сидеть вот здесь, возле этой громадной крысы, с брезгливым выражением на застывающем лице…
— Я не…
Воспользовавшись тем, что она на секунду отвлеклась, я схватил ее за руку и втащил за собой. Ногой выбил палку — теперь, чтобы вылезти, пришлось бы потрудиться. Запах внутри был омерзительным — так, наверное, пахло в гниющей куче мусора, на городских свалках.
— Меня сейчас вырвет…
— Пусть. Закрой глаза и лицо своей рубашкой. Дыши через нее — так будет легче.
— А ты?
— И я тоже…
Ната подчинилась. Я был прижат ею к ребрам монстра и не имел возможности пошевелиться. Боль в голове, утихшая на время, снова напомнила о себе…
— Исполни мою просьбу… Подсчитай, сколько времени продержится Угар на том мясе, что еще осталось в подвале.
— Думаешь, он жив?
— Надеюсь. Он лаял, когда мы покидали подвал. Если там больше ничего не упало — он мог остаться невредим.
Ната всхлипнула.
— Не могу представить… что его больше нет.
— А ты не представляй. Пока мы не увидим труп, не торопись его хоронить.
Давай, напряги память…
Ната умолкла, подсчитывая в уме несложную задачу, а я, добившись того, что отвлек ее на какое-то время от этого запаха, с облегчением прикрыл глаза.
Любое движение и умственная работа доставляли мне сильную усталость. От вони или от новых приступов
Как я и ожидал, мы очень скоро согрелись. Этот способ я вычитал в записках одного полярного путешественника, которому пришлось так коротать время, после того, как он убил белого медведя. Правда, тот вряд ли испытывал такие муки от невозможного запаха… Но и мне не могло прийти в голову, когда я читал, что жизнь заставит меня это вспомнить.
— Ты мог погибнуть!
— А? Что?
У меня все гудело, и слов Наты я не расслышал, хотя мы были плотно прижаты друг к другу.
— Ты ведь мог убежать… Пока он был занят мной.
— Аа… Да, наверное.
Меня тошнило, и я не хотел ничего говорить. Ната вдруг стала вздрагивать всем телом, как тогда, когда у нее начинался приступ.
— Ты мог меня бросить! Мог! Ведь ты был без оружия! А ты, с топором — на него! Зачем?
— Дурочка…
Я подсунул под нее руку — оставаться, в скрюченном положении, было уже невмоготу. Ната, перестав вздрагивать, крепко ухватила мою вторую руку и положила себе на бедро.
— Прижмись ко мне. Сильнее. Еще сильнее! Пусть ты будешь рядом!
Она совсем теряла голову от пережитого ужаса… Ната опустила мою руку себе между ног и зашептала:
— Я больше не боюсь, Дар. Ничего не боюсь!
Я не отвечал. Нахлынувшая внезапно темнота залила все — я ощущал ее внутри себя. И, в этой темноте, мне уже ничего не хотелось ни слышать, ни видеть, ни чувствовать…
— Дар!
… Я вновь и вновь пытался ударить его топором. Зверь уворачивался и скалил желтые резцы — Не достанешь, не достанешь! Потом голова его раздвоилась, и из нее стали сыпаться мерзкие черви, скользкие и длинные, расползаясь в разные стороны…
— Ох…
— Проснулся? Наконец-то! Я боялась тебя сама будить!
Ната сидела передо мной. В брюхе Бурокрыса оставался я один, да и то, лишь наполовину. Моя голова покоилась на коленях девушки, под нее она подложила свою единственную защиту — полностью окровавленную рубашку. Больше на ней ничего не оставалось, если не принимать во внимание узкой полоски плавочек, едва скрывающих интимные места. Похоже, я выглядел не лучше — она с жалостью смотрела на меня, явно не зная, что дальше делать.
— Ты давно проснулась?
— Не очень… Я от вони совсем голову потеряла. Но ты правильно сделал, что втащил меня вовнутрь. Только, в следующий раз, я лучше замерзну!
— Так правильно или нет?
Она с брезгливостью повела плечами:
— Не напоминай мне об этом… А то меня наизнанку вывернет!
— Это меня сейчас вывернет…
Я уронил голову прямо на край жесткой шкуры. Ната, всплеснув руками, принялась вытаскивать меня наружу.
— Ты зачем? — я уже слабо понимал, что она собирается сделать.