На развалинах Мира
Шрифт:
Ната начала мелко-мелко дрожать — она выскочила на улицу совершенно раздетой — если не считать рубашки. Я, напротив, оказался только в штанах.
Холод, вначале не замеченный нами из-за шока, стал овладевать нашими телами…
— Мы не сможем попасть в подвал и там переждать?
— Вход завален большим камнем. Его нужно откапывать. А сейчас просто не до этого. Нам необходимо развести костер.
— У меня в кармане рубашки есть спички… я случайно положила их, когда готовила ужин.
— Случайности спасают нам жизнь. Но одних спичек мало — требуются еще и дрова.
Не в первый раз мы ночевали
— Надо торопиться. Вперед! Нельзя сидеть на месте. Нужно бороться. Вперед,
Ната! Разожжем костер — продержимся до утра. А там… утро вечера мудренее.
Ната без слов поднялась — я видел, как ей плохо. Она не то что, собирать дрова — сама не могла сделать ни шагу.
— Держись. Пожалуйста держись, Ната.
Она согласно кивнула, не разжимая плотно сжатых губ. Так, как за предыдущие месяцы мы подобрали практически все, что могло гореть, то за дровами приходилось уходить все дальше и дальше, предпринимая довольно далекие вылазки. На всякий случай, в подвале всегда был большой запас приготовленных дров — но к ним мы не имели доступа. Найти, что ни будь, пригодное для разведения огня, мы могли только отойдя от холма на расстояние не меньше километра. Ближе было подобрано все. Ни у Наты, ни у меня не было обуви — пришлось идти босиком по промерзшей земле, сильно рискуя обрезаться об вылезшие в результате толчков острые концы ржавого железа и всяческих обломков. Жалея девушку, я, тем не менее, заставлял ее двигаться, собирать древесину. Оставаться на месте — означало замерзнуть.
Мы нашли несколько досок, какие-то ветки, вырванные из недр, даже бревно — возле него я остановился и принялся с ожесточением его рубить. Ната, вздрагивая и трясясь всем телом, пыталась разжечь огонь. Спички одна за другой гасли на ветру — она не могла даже удержать их в руках.
— Брось.
Я высмотрел вблизи покрытые мхом и землей плиты — под ними можно было хоть укрыться от ветра. Но, если земля вздрогнет еще раз — они окажутся нашей могилой… Я сплюнул, внезапно ожесточившись — Ну и что? Мы быстрее замерзнем, если что…
Ната безвольно закрыла глаза и стала опускаться на холодную землю.
— Не спи!
Она только кивнула, так и не открыв глаз. Я надрал мха, выбрал охапку посуше и отложил ее в сторону — на разведение огня, остальное бросил на землю, ей под ноги. Потом раскидал его на небольшом участке, и молча стал стягивать с Наты рубашку. Она только дернулась, но я уже уложил ткань на мох, а следом и саму девушку, животом вниз.
Ната задрожала еще сильнее — земля вовсе не была теплой, и ложиться даже на ткань, оказалось не приятным делом. Но выбирать не приходилось. Я стал с неистовством растирать, мять, и безжалостно
Мои ладони от грубой работы и от постоянного использования рукояти топора или древка лука стали жесткими и покрылись мозолями. Спина Наты стала розоветь, потом покраснела, и, вскоре, она стала постанывать — мои прикосновения уже жгли ей кожу. Но я все еще не прекращал своих усилий, добиваясь того, чтобы выгнать из ее тела весь холод, успевший овладеть девушкой.
Ната жалобным голосом произнесла:
— Протрешь ведь… Уже горит все!
— Терпи.
Я быстро перевернул ее на спину. Ната охнула, пытаясь приложить руки, чтобы закрыть оголившуюся грудь — но я жестко убрал их вниз, положив вдоль тела. И снова, как и на спине, я стал мять и трепать кожу девушки — может быть, не столь сильно — эту область так натирать было просто нельзя… Ната закусила губу, чтобы не кричать, но мне было не до ее прелестей.
— Мне уже тепло, — голос девушки больше не дрожал. — Честное слово, тепло!
— Хорошо. Быстро одевайся.
Я выхватил из-под нее рубашку и принялся натягивать на обнаженное тело. Но это был еще не конец… Ната с изумлением увидела, что я склонился к ее голым ногам.
— Дар! Ты…
— Не дури.
Я усмехнулся — только в такой момент мне именно этого и не хватало! Ладони принялись выполнять привычную уже работу — Ната только смущенно смотрела, как я растираю ей ноги и бедра, не прикрытые, по сути дела, ничем — на ней была лишь рубашка и тоненькая полоска нижнего белья, пригодная разве что, для стриптиза…
— Мне нравиться.
Она зарделась, словно маленькая девочка…
— Так получилось. Я всегда предпочитала носить тонги…
— Что в этом плохого? Наоборот, очень красиво!
— Дар, я не могу так…
— Я что, по-твоему, голых девок не видел? И тебя уже так растирал, если помнишь…
Она чуть слышно сказала:
— И видел…
Словно не расслышав, я оставил ее сидеть в том же положении и, забрав спички, стал пытаться разжечь костер. Ната, вначале несколько ошеломленная, поднялась и взяла коробку у меня из рук.
— Дай мне.
На этот раз, у нее все получилось с первой попытки. Ната положила под щепки кусочки мха и прикрыла дрожащее пламя своей рубашкой. Язычки огня быстро съели мох, взялись за тоненькие щепки и ветки — и вскоре весело стали трещать подготовленными мной дровами. Только сейчас я почувствовал, как промерз сам, и присел возле костра, отогреваясь от пронизавшей все тело стужи. Тепло заполнило нашу нору — мы расположили костер так, чтобы дым не выедал глаза и уходил наружу. Снаружи продолжал дуть ветер — но мы его уже не боялись — дров должно было хватить надолго.
Ната, улыбаясь, дотронулась до моего плеча.
— Вот, возьми.
Она протянула мне мой нож.
— Откуда?
— Ухватила, когда все рушилось. А потом забыла на земле — от холода.
Спасибо тебе…
— Не за что.
— Ты так здорово умеешь все делать… женщины, наверное, млели в твоих руках?
Я отмолчался — не та ситуация, чтобы обсуждать подобные темы.
— Это потому, что ты был спасателем?
— Да. Научился, кое-чему.
— Выходит, ты не просто так прогуливался по провалу, когда повстречал меня? Явно знал, что твое умение может пригодиться!