На развалинах Мира
Шрифт:
Над огнем, на согнутой железной перекладине, висела помятая и закопченная кастрюля, в которой что-то булькало и пузырилось. Это могли быть только люди! Волнение, овладевшее мной, стало таким сильным, что я был вынужден, остановиться и опереться обо что-то. Ноги подкашивались…
Послышался шорох. Я оторвал взгляд от костра и повернул голову в сторону, откуда исходил шум. Из темнеющего под кирпичной глыбой отверстия, чем-то сильно напоминающего мой лаз в подвал, выползало нечто бесформенное, тяжело дышащее, с сильным запахом давно не мытого тела. Оно выбралось наружу и встало в полный рост. Я замер…
Это был человек. Но в каком виде! С головы до пят в ободранном рубище. На непокрытой голове колтуном висели грязные космы волос. Одна нога была обута в рваный кроссовок без шнурка, другая — в армейский ботинок. Руки грязные до черноты, и такое
Он двинулся по направлению к костру. По трудно улавливаемой плавности движений, которых все же не смог скрыть этот безобразный наряд, я догадался, что это — женщина. Она нагнулась над висящей кастрюлей, помешала свое варево какой-то щепкой и присела рядом, отрешенно уставившись на угли…
Сбросив оцепенение, я сделал два шага к ней. На третьем она подняла голову и, увидев меня, вскочила на ноги. Казалось, у нее отсутствовали зрачки — настолько глаза женщины сливались с покрывшими лицо разводами грязи. Но, даже сквозь эту маску, я увидел в них вначале крайнее изумление, потом испуг, и, затем, ничем не прикрытый ужас. Она дико вскрикнула, сбила, ошпарившись при этом содержимым, кастрюлю, и бросилась бежать.
Я ошалело посмотрел ей вслед и, лишь когда она, неожиданно скрылась в развалинах, вышел из ступора и побежал следом. Но найти ее оказалось не так-то просто. Она затерялась среди этих разрушенных домов и гор перевернутой земли. Я долго и безуспешно кричал, искал, поднимался на вершины — женщина пропала, как мираж. Раздосадованный, более того — опечаленный такой встречей, понурив голову, я вернулся к потухшему костру.
Кастрюля валялась на боку, и ее, не очень приятно пахнувшая еда, смешалась с золой и землей. Похоже, что та, которая собиралась есть это дурно пахнувшее варево, скрылась надолго… У меня мелькнула слегка кощунственная, но здравая мысль — и, помнится, один раз подобная затея уже принесла свою пользу. Как ни жестоко это могло показаться со стороны — но ничего более подходящего в такой ситуации просто не находилось. Приманка!
Я достал топорик, нарубил из приготовленных дров несколько щепок, и развел новый костер. Потом мне пришла в голову идея — проверить, что находится в той норе, откуда выползла эта беглянка. Я присел возле отверстия. Мне в нос ударил такой невыносимый смрад, что я сразу отказался от проведения, какой бы то ни было, разведки. Не было понятно, откуда она брала воду — вокруг не встречалось ни единого ручейка. Возможно, она запасалась ею прямо из озера. Я присел на камень, вскрыл банку с тушенкой и придвинул ее к углям, дожидаясь, пока она нагреется.
Мне все стало ясно. На ее месте, я бы тоже бросился прочь. Невесть откуда взявшийся, на отрезанном от твердой поверхности, клочке земли, я был больше похож на дикаря, чем на цивилизованного человека, вооруженный, с большим и широким ножом, болтающимся на поясе — за кого могла она меня принять? Поневоле закричишь, даже, если очень ждешь и ищешь этой встречи…
От банки стал исходить дразнящий запах. Есть мне не хотелось — да и не для себя я это делал… Теперь оставалось только ждать. Так прошло несколько томительных минут — я уже подумал что все бесполезно… Послышался шорох.
Я замер… Она появилась как привидение, возникнув без единого звука, буквально из-под земли.
— Дай…
Это был скорее шепот, чем голос. Только по протянутой руке, да неотрывно глядящим на банку глазам, я понял, что она произнесла. Молча, стараясь не делать резких движений, я протянул ей банку. Она приняла ее обеими руками.
Пальцы дрожали, и банка тряслась в ладонях. С громадным напряжением — я видел, каких усилий ей стоило сдерживаться, чтобы не влезть в банку грязными пальцами — она подняла с земли первую попавшуюся щепку, и, невзирая на прилипшую к той сажу, зачерпнула содержимое жестянки. Мы оба молчали. Тишину нарушало лишь потрескивание вновь разгоревшегося костра, да судорожные, глотательные движения ее горла. Она выскоблила щепкой все, засунула туда палец и вытерла банку насухо. При этом она порезалась и отдернула руку обратно. И лишь тогда женщина опомнилась… Опустив банку на землю, она устремила на меня свой взгляд. Я вздрогнул — с такой болью и мукой они смотрели на меня! По впалым, землистым щекам побежали слезы. Все так же молча, она придвинулась ко мне. Я встал. Заскорузлыми, с обломанными ногтями, пальцами, она прикоснулась к моему лицу. Я еле сдержался, чтобы не отшатнутся. Она еще раз подняла руку и, внезапно обессилев, теряя
Часть вторая
НАТА
Ее звали Ната. И та, которую я принял за взрослую женщину, оказалась подростком, четырнадцати с лишним лет. И, постаревшей, еще на десять, после перенесенных ею, ужасов и испытаний — если смотреть в глаза… Ей повезло гораздо меньше, чем мне — крупным осколком, в день Катастрофы, ей попало в бок и, по-видимому, сломало пару ребер. Все зажило само собой, но, до сих пор, нагибаясь вниз, ей было трудно дышать. От голодной смерти ее спас, провалившийся в трещину, микроавтобус, одной из торговых фирм развозивших по домам сахар, муку и различные крупы. Именно он и находился под всяческим мусором, в той пещерке, откуда она появилась. Грузовик рухнул кабиной вниз, и все мешки хаотично свалились туда же, отчего в верхней части образовалось немного свободного места. Там Ната и жила, после того, как случайно набрела на это место, прячась, от сыплющихся с неба хлопьев. Где-то внизу, под мешками, хлюпала вода, и, самые нижние из них, гнили, распространяя тяжелый запах. Но, может быть, это были не только мешки — в кабине был и водитель. Ната это понимала, но, воспринимая все очень спокойно — как и я в первые дни — никуда не уходила. Она не отличалась многословностью. Не то, что ей было неприятно говорить со мной, напротив… Но, отвыкнув говорить, вообще, она в данный момент просто не находила слов. Их заменяли глаза — настолько выразительные и глубокие, что я понимал все, что она хотела мне передать.
Едва у нее подкосились колени, как я подхватил ее на руки и не позволил упасть на землю. В себя она пришла быстро — буквально, в течении трех-четырех минут. За это время я сорвал с нее ее рванье, скрывающее от меня лицо девушки. А после этого… Объятия, последовавшее вслед за этим, уверили меня в том, что эта встреча для нее не менее долгожданна, чем и для меня. Какое-то время, мы вообще не говорили… Ни я, ни она, не могли опомниться, от самого факта существования друг друга. Весь, потерянный нами мир, для каждого из нас выразился лишь в одном, единственном человеке — но и это имело огромное значение… Когда она окончательно пришла в себя — это произошло довольно скоро, мы, почти не сговариваясь, стали искать средство, чтобы убраться с острова. Я показал ей на воду и бревна, которые в изобилии валялись на берегах — и мы принялись за дело. У нее не возникло даже вопросов — как мы будем переправляться, и куда, собственно, предстоит идти после этого. Предварительно, я все-таки осмотрел ее убежище и, решив, что ничего отсюда брать не стоит, с облегчением вылез на свежий воздух.
Запах гниения был просто чудовищным — как она могла его терпеть столько времени? Но, увидев, насколько измождена и обессилела девушка, я промолчал. В свое время я и сам выглядел и питался не лучше…
Предстояло отыскать бревна, годящиеся на плот. Так как мой, предыдущий, развалился, необходимо было построить новый. Ната, оправившись от шока, вызванного моим появлением, стала мне помогать.
Наверное, это было неестественно — мы вздрагивали, когда случайно касались чужих рук, молчали, не слыша вопросов, и не пытались услышать ответ сами… Каждый выражал свои мысли, большей частью, жестами — мы словно разговаривали на языке глухих. Это было продолжение того ступора, в который мы оба впали, увидев друг друга. И, если я, в силу того, что ощущал себя мужчиной, еще как-то выдерживал такое состояние, то она, увидев, как я пытаюсь что-то сказать, отводила глаза в сторону, или даже закрывала уши. Я не знаю, чем это можно объяснить — мы были в абсолютно нормальном состоянии, и, вместе с тем, ощущали себя, как зеркальном отражении. Как чужие и, как очень близкие друг другу люди. Это и отторгало нас, и заставляло искать сближения…
Плот большей частью пришлось мастерить мне — Ната с трудом могла что-либо поднять. Увидев, с какой натугой она старается передвинуть комель бревна в мою сторону, я отвел ее руку. Как мы будем выбираться из провала? Как я заметил, оружия у девушки не имелось вообще, никакого. Зато, Ната умела прятаться — да так, что это не раз спасало ей жизнь! Вороны появлялись над островом и уже пытались напасть на девушку — она скрывалась от пернатых разбойников среди руин. А то страшилище, которое сожрало подстреленную птицу, однажды решило преследовать ее на земле. И только искусство скрываться, помогло ей избежать жуткой пасти новоявленного монстра. Ната так умело укрылась от него, что не смогла даже запомнить, как тот выглядел…