На развалинах Мира
Шрифт:
— Ната! Ната! Угар пришел в себя!
Она моментально проснулась и протерла красные глаза.
— Угар! Песик наш!
А «песик», слабо вильнув хвостом, стал лакать предложенную ему воду — и выпил ее, чуть ли не с полведра за раз. А потом снова уснул — на этот раз уже спокойно и глубоко. И, когда проснулся сразу заявил о своем желании, во-первых — выбраться наружу — справить естественные надобности, а во-вторых — поесть. Угар весь пошатывался, и мне пришлось его поддерживать, чтобы он не свалился. Вернувшись в подвал, я подвел его к приготовленной миске — Ната расстаралась! Стоило ли говорить, сколько всего вкусного она туда положила! Мне пришлось даже отогнать его прочь — иначе бы он, выжив от ран, рисковал
Я не мог допустить того, что в них живет кто-то, способный убить любого из нас. Ната не разделяла моего убеждения — ей казалось, что этот кот — случайный гость в городе. Ему нечем было питаться, и лишь потому он рискнул напасть на нас. Это был вопрос спорный, и разрешить его можно было только одним — глубокой разведкой всех руин. Но, среди множества холмов и взгорок, среди расщелин и нор, появившихся в городе после катастрофы, спрятаться могла не то что громадная кошка, но и целое полчище, таких же…
Мы с Натой, вновь и вновь, переживали случившееся. Все это было настолько неожиданно — мы привыкли к сознанию собственной безопасности слишком сильно. Мир опять стал иным. Нам пришлось признать, что давно изученная и внешне не опасная часть нашего города вовсе не так уж и безобидна.
Теперь Ната не уклонялась от обучения стрельбе. И, хотя у нее это получалось не очень хорошо, она упорно тренировалась. Сравниться со мной она не могла — сказывался мой опыт детства и постоянные тренировки этих месяцев. Только на первый взгляд, могло показаться, что владение луком и стрелами просто — на самом деле, это оказалось очень сложной наукой, граничащей, почти что, с искусством. Видимо, у меня был врожденный дар к этому оружию. Конечно, нам обоим было далеко до настоящих мастеров — но сами себе мы казались хорошими стрелками.
Озаботившись проблемами безопасности, я долго ломал голову, над созданием надежной защиты для нас самих — вроде жилетов, которые не смог бы прокусить даже такой зверь. Для этого требовались стальные кольца — если делать кольчугу, или пластинки — если сооружать что-то, вроде панциря. Все окончилось только ошейником для пса — ни мне, ни Нате таскать громоздкие и тяжелые колеты было неудобно. В итоге, я их разобрал, решив, что лучше иметь возможность свободно двигаться. Новый ошейник псу не нравился — он пытался его содрать, и жалобно подвывал, прося снять с него эту непонятную кожаную упряжь. Я был неумолим — ошейник обеспечивал ему жизнь — если кто ни будь вновь попытается ухватить его за горло.
Нас стал волновать вопрос — есть ли в городе, еще кто-то, кроме так некстати подвернувшейся кошки? Уцелеть могла не только она — но и другие, не менее опасные звери! На территории города были парки, водоемы — в них могли сохраниться такие твари, встреча с которыми никак не могла оказаться желанной… Кое-где, в лесопарках, возле городской черты, раньше водились зайцы, лоси и кабаны. Ната, услышав про кабанов, испуганно вздрогнула:
— Ты хоть представляешь себе, во что он мог превратиться?
— Надеюсь, не в слона. Но, если… да, такого стрелой не возьмешь.
— А этот… заповедник — он далеко от нас?
Я задумался, припоминая.
— Не то, что бы очень. Но и не близко. В предгорье. Достаточно далеко от города, так что не волнуйся.
Ната облегченно выдохнула.
— Хорошо, хоть так… Зато есть крысы. Почему их так мало?
— Мало? Одна пара крыс способна за год произвести потомства, до тысячи себе подобных! Вместе со своими питомцами, разумеется.
— Тогда их должны быть толпы!
— Да. То есть, нет. Природа не так глупа, как кажется. Пока они были маленькие — куда ни шло. Но, таких размеров — вряд ли. Иначе бы весь тот берег уже был бы покрыт их массами. А этого, как видишь, не наблюдается.
— А кабаны не умеют лазать по развалинам?
— Нет. Кабаны живут в лесу — что им делать здесь? Кошка могла забрести по следам зверьков, которых ловит Угар. Кабан же, сдохнет с голоду — вот и все.
— Она пришла оттуда, Дар, из тех мест, куда ты хочешь попасть. С той стороны скал. Ну, подумай сам, где бы она была до сих пор?
— А зачем ей оттуда приходить? Если там есть добыча — никакого резона покидать ту местность. Если нет… это еще хуже, чем я себе представлял.
— Успокоил…
Ната иронично посмотрела на меня и добавила:
— Не расстраивайся. Поживем — увидим.
Совместная забота о щенке, переживания и общие трудности — мы становились все ближе. Прошло совсем немного времени, после того, как девушка впервые появилась в подвале — а казалось, что мы знаем друг друга уже очень давно.
Она понимала меня с полуслова, порой, и вовсе без них. Ната занималась ведением нашего хозяйства — а я переключился на чисто мужские обязанности, украдкой посматривая, как она готовит или убирает комнаты. Совсем юная — но настолько умная и все понимающая, что это сильно не вязалось с ее возрастом… Было что-то, что делало ее непохожей на своих сверстниц. И это было не связано с тем, что она перенесла в эти дни. По обрывкам фраз, по случайным словам, я догадывался, что она хранит что-то в себе, желая сохранить это в полной тайне от всего мира — в данном случае, от меня. Как бы то ни было, она тоже радовалась тому, что живет вместе со мной. И я радовался. Ночлежка, каковой был подвал, стал настоящим домом. Она внесла и теплоту, и уют — так, словно была не подростком, а взрослой женщиной. И я ловил себя, что все меньше вижу ее ребенком, предпочитая думать о Нате совсем в ином ракурсе…
А она, словно не замечая моих оговорок и взглядов, воспринимала все, как есть — вроде вовсе не считая меня мужчиной. Меня это и раздражало и опускало с небес на землю — девушка оказывалась мудрее меня…
Угар поправлялся и требовал все больше и больше еды. Я тихо ужасался, наблюдая, как быстро с его помощью тают наши запасы. На такой аппетит, при подсчитывании продуктов, я как-то не рассчитывал. Но псу все время хотелось есть — это обуславливалось его ростом. Он матерел на глазах, превращаясь из бывшего щенка в могучего зверя. Временами, мы потешались, видя, как по бетонному полу подвала бочком переваливается этакий самоходящий, меховой коврик… — Угар заново учился ходить.
Съедая свою порцию, он недовольно порыкивал и предано смотрел Нате в глаза, требуя добавки. Способ действовал безукоризненно — она откладывала ему в миску, что ни будь, из своей тарелки. Мои протесты помогали мало, и только решительный окрик на обнаглевшего пса, заставлял его убраться на подстилку. Впрочем, теперь он в ней и не нуждался — с такой шерстью можно было спать даже на снегу.
Из подвала мы вышли — долго сидеть взаперти таким неутомимым натурам, как я и пес, было невмоготу. Ната тоже не любила подолгу оставаться одна, возле очага — и мы втроем, устремлялись в очередной поход. Ната опасалась, что кошка — слишком живая, по общему мнению — где ни будь, может нас подстеречь. Но я даже желал этой встречи, рассчитывая поквитаться с хищником, за полученные Угаром раны. Против была только Ната — она боялась за нас. Услышав мое категоричное — Нет — ей пришлось промолчать. Мы прошли туда, где подверглись нападению. Угар, узнав его, сразу глухо заворчал.