Над бездной
Шрифт:
Эта бешеная оргия, казалось, была нескончаема потому что проснувшиеся заменяли уснувших, отдохнувшие — усталых, отрезвленные — пьяных.
Между плясавшими Аврелия с ужасом заметила и Катуальду. Молодая галлиянка праздновала победу своего учителя, заливаясь звонким хохотом.
Аврелия лежала на отвратительной циновке со снопом соломы под головой, уложенная поодаль от шумного сборища и заботливо покрытая грязным мужским плащом, который она с отвращением сбросила. Ей представилось, что она заживо попала в Тартар и перед ней адские мучители
— Аврелия! — раздался тихий шепот.
— Катуальда!.. изменница! — вскричала Аврелия, не глядя на галлиянку, усевшуюся около нее.
— Аврелия, милая, не бойся ничего! Аминандр далеко не такой дурной человек, как мой брат и другие… он окружит тебя всеми удобствами, какие можно тут достать, даст тебе отдельное помещение, пищу, одежду, пока твой брат пришлет за тебя выкуп.
— А если не пришлет, у Аминандра достанет жестокости продать меня корсарам или убить!
— Ни за что!.. он тебя любит… если ты, как в былые годы, приласкаешься к нему…
— Сервилий его ненавидит; ненавижу и я.
— Кай Сервилий превосходный человек, но, моя милая, иногда надо же покориться судьбе, схитрить.
— Лгать!.. ни за что!.. я ненавижу и Аминандра и тебя, изменница!
— Аминандр был настолько великодушен, что приказал мне советовать тебе уехать с отцом из деревни. Ты сама виновата в том, что попала сюда, не послушав ни меня, ни Кая Сервилия; сама ты виновата, Аврелия, что тело твоего отца сгорело без молитв, при проклятьях разбойников.
Аминандр употребил всю свою хитрость и влияние на другая вождей, чтоб отсрочить нападение, покуда вы все не уедете, но он не один командует в бандах Спартака.
Люцилла спаслась, потому что послушалась Аминандра.
— Опять Люцилла!.. я умру, если ты еще раз напомнишь мне имя этой ненавистной убийцы моего отца!
— Не она его убила; он сам убил себя, разве можно влюбляться в 70 лет в двадцатилетнюю красавицу?! разве твой отец не мог понимать, что с ее стороны было одно кокетство от скука?
— Проклятье!
— Бедная, милая!.. ты сама не знаешь, что говоришь от горя. Я не сержусь; ничем ты не вызовешь моего гнева. Пойдем к Аминандру: проси его покровительства и дружбы… Хризида…
— Беглянка!.. прачка!.. она бежала от несчастного дедушки Вариния, который заплатил за нее три тысячи моему отцу: она, все равно, что украла их.
— Твой отец — причина всех бед этих бедных людей: подари он Аминандра Квинту Аврелию, который его любил, не продай он его в каменоломню — Аминандр не сделался бы разбойником. Не продай он Хризиду Варинию, который стал ее отдавать в наем соседям за плату, мучая непосильным трудом, она не убежала бы. Разве люди виноваты, что их доводят до отчаянья всякими истязаниями?
— Не все же могут и баловать их, как твоя милая Люцилла!
— Аврелия!.. ты готова быть жестокой, чтоб только не подражать Люцилле!
— Какие
— Этого я тебе не скажу.
— Ты стала ее подругой, Катуальда!.. ты меня не любишь.
Молодые девушки обе заплакали.
Между тем в среде разбойников возникла ссора по поводу дележа добычи.
Аминандр и Бербикс, награбившие в эту ночь много денег и посуды, никак не могли разделиться, потому что свирепый, пьяный галл не шел ни на какую сделку со спартанцем и не слушал его убеждений, огорченный и разгневанный больше всего тем, что Аврелия не досталась ему на истязание.
Решить дело поединком было нельзя, потому что силы бойцов были одинаковы; ни один не одолел бы другого.
Разбойники не шли драться за своих предводителей, потому что банда Аминандра была почти вдвое сильнее банды Бербикса, которого любили только отъявленные негодяи, подобные ему и Дабару; борьба была бы не равной.
Долго они ругались, терзая слух несчастной Аврелии всякими резкими возгласами. Наконец Бербикс вскричал:
— Не достанется это мне, не достанется и тебе!.. вспомнишь ты меня, Аминандр!.. прощай!.. за мной, мои храбрые гладиаторы!
И он убежал из подземелья со всеми своими 50 разбойниками.
— Предводитель велел привести пленницу, — сказал разбойник, подойдя к Катуальде.
— Аврелия, милая, пойдем! — сказала галлиянка.
— Я не пойду по приказанию того, кому прежде сама могла приказывать, — возразила гордо Аврелия.
— Ты была прежде такой кроткой, доброй… что с тобой сделалось после болезни? я тебя не узнаю.
— Не пойду! кровь отца во мне… его тень возмутится, если его дочь унизится перед рабом!.. бедный, милый отец!
— Тебя поведут насильно… покорись!
— Ведите!.. добровольно не пойду.
— Доложи, Дав, прежде чем употреблять грубость, — сказала Катуальда.
Разбойник ушел, а галлиянка продолжала убеждать Аврелий, но все ее слова были тщетны, как будто упрямая душа Аврелия Котты переселилась в его дочь.
— Предводитель велел запереть пленницу в башню, — сказал возвратившийся разбойник.
Аврелия встала и пошла, опираясь на руку Катуальды. Разбойник отвел Аврелию на второй этаж башни и оставил ее там с Катуальдой, усевшись сторожить их на лестнице вместе с другими тремя разбойниками.
Аврелия бросилась на постеленную солому и громко разрыдалась.
Катуальде подумалось, что сердце несчастной пленницы разорвется от ее криков. К ней нельзя было подступиться ни с какими увещаниями. Через час или даже больше Аврелия умолкла, лишившись чувств.
Катуальда положила ей на голову тряпку, намоченную водой, и стала терпеливо ждать ее пробуждения, усевшись на пол около ее изголовья, она очнулась и тихо заплакала, всхлипывая. Катуальда обняла ее, подложив руку под ее шею, несколько раз поцеловала в лоб, в глаза и в щеки, называя самыми нежными именами, говоря все, что только ей приходило в голову.