Над бездной
Шрифт:
— Ах как я был бы счастлив с тобой! — воскликнул Фламиний, — если б не сосала моего сердца тревога предчувствий.
— Один и тот же ответ на все мои утешения!
Странный, троекратный свист раздался сзади четы новобрачных. Фламиний вздрогнул и прижал свою руку к груди, как будто его сердце пронзили кинжалом.
— Что с тобой? — спросила Люцилла.
— Всему конец!.. там он… под деревом.
— Не конец, а начало!.. я погляжу, каково ты будешь сражаться. Пойдем
— Люцилла!.. не показывайся ему!..
— Чего же мне бояться? это не чародей Мертвая Голова, плод досужей фантазии Вариния, а римский сенатор, Люций Катилина. У него нос не на груди и не на затылке, как меня уверяли деревенские простаки, ха, ха, ха!.. пойдем же!
Она направилась к развесистому каштану, под тенью которого стоял предводитель заговорщиков.
Катилина и Люцилла вежливо раскланялись и переглянулись. В этом двухсекундном взгляде было больше речей, чем в двухчасовом разговоре.
Огненный взор духа тьмы встретился с лучистыми очами гения света, послав ему вызов на борьбу за душу человека, брошенного судьбою в руки того и другого и принадлежавшего им обоим в силу клятв.
— Он мой! — сказал каждый из этих двух столь противоположных взоров.
Люцилла с улыбкой выдержала окаменяющий взгляд Катилины.
— Добрый вечер, благородный Фламиний! — сказал Катилина, протягивая руку.
— Добрый вечер, благородный Катилина! — ответил молодой человек.
— Давненько мы не виделись!.. это твоя супруга? прошу знакомства благородной Семпронии Люциллы!
— Мне чрезвычайно приятно познакомиться с тобой, краса нашего Сената! — проговорила Люцилла самым подобострастным гоном, в котором легкий оттенок сарказма, однако, не ускользнул от слуха Катилины.
Они опять переглянулись, как в первый раз.
— Весело вам тут живется? — спросил злодей.
— Да, весело, — ответил Фламиний, потупив глаза.
— Любящим друг друга везде хорошо, — сказала Люцилла, — взаимная любовь даже в хижине приятна.
— Да будет так! — сказал Катилина.
— Надеюсь, что так будет, потому что при нашем бракосочетании, вступая на новый путь, мы не забыли ни одной хорошей приметы. Наш брак совершился в первый день февраля. Нечетные числа счастливы даже и в четных месяцах. Прощай, благородный Катилина!.. Квинкций, отведи меня домой, я устала.
Сказав это, Люцилла пошла прочь горделивой походкой царицы.
— Я обронила перстень под тем деревом, — сказала она мужу, отойдя шагов двадцать, — вернись, Квинкций, поищи.
— Катилина все еще стоит там.
— Я его не боюсь. Я хочу испытать тебя. Иди!
— Люцилла, бежим отсюда на край света!
— Трус!
— Безумная!
— Иди!
Он ушел, а она стала равнодушно глядеть, как мимо нее проходили и влюбленные, и новобрачные, и друзья, и враги, и богачи, и нищие.
К
Люцилла с горделивым презреньем махнула своим веером. Этот взмах мог означать: ступай прочь! или — ступай туда!.. нищий избрал последнее и скоро смешался с толпой.
— Пора расторгнуть нерасторжимый брак! — тихо, но внятно сказал Катилина вернувшемуся Фламинию.
— Диктатор, я в этом не виноват… — прошептал трус в ужасе, — я не хотел, но претор…
— У Цетега есть страшилище, — его Преция; у тебя — претор… ха, ха, ха!.. и ту и другого я поместил в проскрипции. Преция велела Цетегу послать против Великого Понтифекса наемного разбойника, — и ничего не вышло. Тебе велел Семпроний вместо гражданского брака вступить в религиозный, — и тоже ничего не вышло полезного для нас. Через неделю твой брак должен быть расторгнут кинжалом.
— Диктатор! — вскричал Фламиний, обезумев от ужаса, — я брошу Люциллу завтра… я заплачу тебе сто миллионов… я… я все сделаю, что хочешь, только не губи Люциллу и с ней мое дитя!
— Теперь ты в моей власти!.. ты будешь исполнять ревностнее всех мои приказания. Завтра, на восходе солнца, ты должен явиться ко мне, чтоб ехать в Рим. Если промедлишь час, Люцилле не жить… теперь иди за мной.
— Куда?
— Кататься по морю. Вспомни наше былое веселье! ты, я уверен, соскучился дома; ты только шутишь со мною, Фламиний, а сам рад возвратиться к друзьям.
— Но моя жена ждет…
— Ланасса также ждет; она — твоя невеста.
— Благородные сенаторы, подайте на пропитание!.. — раздался нараспев голос нищего с еврейским акцентом.
— Прочь! — вскричал Катилина.
— Вы, я слышал, хотели прокатиться по морю; не угодно ли, чтоб я вам лодочку подыскал?
— Бери, вот целый динарий, только отвяжись! — сказал Катилина, швырнув монету; он взял Фламиния за руку и повел к пристани лодок.
Нищий не отставал.
— Не твой ли это перстень, благородный сенатор? — спросил он Фламиния, показывая драгоценность.
— Это перстень моей жены… благодарю тебя, честный человек. Вот тебе золотая драхма.
— Я дам тебе две, только уйди! — сказал Катилина и дал деньги.
Нищий ушел, приблизился снова к Люцилле, стоявшей на прежнем месте, и протянул шляпу за подаяньем.
Она бросила мелкую монету. Старик, кланяясь, приложил свою правую руку к сердцу, а потом как-то странно махнул ей в сторону и пошел к пристани.
Люцилла издали пошла за нищим. Нищий остановился и стал глядеть на море. Люцилла сделала то же самое. Она увидела, как от пристани отчалила богато убранная лодка, в которой сидело пятеро мужчин и четыре женщины, кроме гребцов. Она узнала всех пассажиров и тихо, печально ахнула.