Над бездной
Шрифт:
— Башмаки, — повторил сириец, взглянув на свои ноги, и невольно ударил себя по лбу, его голос изменился.
— Это также я прислала? — допытывалась Катуальда.
— Это я купил.
— У кого?
— У еврейки.
— Когда?
— Отстань ты от меня! Пойдем, госпожа. Твой родитель прогневается.
Они пошли дальше. Катуальда следовала за ними тихо издали.
«Голос… голос… за поясом как будто рукоятка кинжала…» — думала она.
Ее окликнули; она узнала Вариния. Старик все еще болтался между соседями,
— Ты очень слаба, госпожа, я понесу тебя, — сказал невольник.
— Не надо; я могу дойти, — ответила Аврелия.
Он обнял ее за талию и хотел поднять.
— Барилл, что ты делаешь?! — воскликнула Аврелия, вырываясь из сильных рук, — я дойду.
— Не дойдешь.
Он понес ее, не допуская сопротивления.
— Ты пойдешь за мной на край света; ты будешь моей женой, потому что я люблю тебя.
— Барилл!
— Я не Барилл… я — Мертвая Голова… ты моя рабыня.
Он сбросил капюшон с головы и быстро повернулся; Аврелия в сумерках увидела на его затылке отвратительную маску мертвеца.
— Ах!.. спасите! — вскрикнула она, лишаясь чувств.
Катуальда и Вариний, видя, что уходящие своротили с тропинки к морю, побежали; за ними понеслась и собака.
— Он… он… Мертвая Голова… — забормотал Вариний, остановившись, точно вкопанный.
Катуальда также увидела на безлесной поляне в сумерках вечера ясно отвратительное лицо с длинным носом.
— Вариний, это маска, — сказала она.
Но старик не шел дальше.
— Цербер!. — вскричала Катуальда, — кусай!
Она знала всех и все в околотке, от самого богатого помещика до новорожденного младенца рабыни, и от самого дорогого коня до дрянного щенка.
Собака ей повиновалась и, злобно зарычав, понеслась вдогонку за похитителем, опять схватившим и понесшим Аврелию.
Похититель положил свою жертву на землю и стал в оборонительную позу, грозя кинжалом.
Собака бросилась на него, но тотчас упала с жалобным визгом, раненая.
Несколько поселян, услышав громкий лай собаки и крики Катуальды, явились вооруженные. Все кричали:
— Разбойник, корсар!
— Мертвая Голова! — кричал Вариний.
Они боялись дотронуться до плаща, сброшенного убежавшим похитителем. Катуальда подняла и понесла его, как трофей победы и улику злодея.
Титу Аврелию Котте до того надоело возиться с непонятливой. Мелиссой, что он решился лучше позвать Барилла, чем колотить без успеха судомойку.
Несколько раз Эвноя докладывала старику, что надо послать за госпожой.
— Сама придет, — возражал он, — а если долго не придет, — я ее палкой.
— Верно, сосед-то в самом деле умирает, — сказал он Бариллу, — пусть моя дочь примет его последний вздох.
Стемнело. Аврелия не возвращалась. Котта бранил сирийца за его клевету, приведшую
Раздались крики, и дом Котты очутился сначала в таком же осадном положении от нашествия друзей, как был за несколько часов до этого дом его друга; потом осаждающие, пошумев на дворе, ворвались в полном составе своей армии в его крепость.
Бесчувственную Аврелию пронесли в спальню ее отца, положили на его постель и, оставив без всякой помощи, накинулись на Барилла.
В толпе пришедших было много к таких, которые не участвовали в спасении Аврелии, а присоединились к ее избавителям после этого события.
— Злодей! — закричала Катуальда, — ты пришел раньше нас, но все улики налицо.
— Я свидетельница, — сказала Эвриклея, кухарка Нобильора.
— Ты надел на затылок маску, чтоб нас обморочить, в случае погони, — продолжала Катуальда, — вот чему ты выучился в Риме!.. ошибся!.. я не испугалась твоей маски.
— Ты мою собаку ранил, — пропитал Вариний.
— Поди ты с твоей собакой, сосед! — возразил Минуций, — что тут собака?!.. он хотел похитить свою госпожу… нес ее к корсарам… продал…
— Подкуплен, подкуплен корсарами! — раздались крики, — почтенный Аврелий, мы все свидетели.
— Вы свидетели… кто-то подкуплен… дочь, что ж ты валяешься, что ж ты ничего не говоришь? — сказал Котта, ничего не понимая, — а сосед Сервилий умер?
Все закричали разом в ответ:
— Да нет же, не умер.
— Негодяй Барилл хотел похитить твою дочь.
— Маску надел.
— Мы отняли Аврелию.
— Он ранил собаку соседа Вариния.
— Это что еще? — проговорил Котта.
— Это правда, правда… мы все свидетели… он хотел утащить ее к морю… к корсарам.
— Тише! — вскричал Котта, замахав руками, — говори кто-нибудь один, разберем по порядку.
Но никакого порядка нельзя было водворить среди этого шума и гама. Все кричали, никто не слушал.
— Тише, не то — я вас палкой!
Угроза подействовала на ближайших к старику, но другие закричали еще громче:
— Да, да, по порядку, по порядку… разбери дело, суди разбойника, почтенный Аврелий.
— Кого же, опять Барилла?
— Его, его!
— Да за что, в чем он еще попался-то? продал корсарам собаку Вариния, так?
— Да ведь мы уж говорили… разбойник… с кинжалом… сейчас… унес твою дочь к морю… мы отняли… мы спасли… мы свидетели.
— Ничего не пойму, пока не замолчите.
— Он пришел, чтоб отвести госпожу домой, — сказала Катуальда, — а вместо этого…
— Когда пришел? — перебил Котта.
— Сейчас, господин… в сумерках.
— Мы свидетели, — закричали все.
— Это не Барилл, а Мертвая Голова, — закричал Вариний, — это оборотень… с лицом на затылке.