Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
Но сейчас до исчезновения было рано: всё выше, колеблясь в жарком песчаном мареве, поднимались стены города Магриб — чёрные, полупрозрачные, отлитые из дымчатого стекла, которое не брали ни ядра, ни пушки. Всё больше показывалось островерхих крыш домов и полукруглых куполов мечетей и похоронных домов, всё больше голов в белых тюрбанах и наставленных на нас луков вырастало на стенах Магриба. И удивительно: у города были стены, но не было ворот!
— Почему у них нет ворот, Полина?
Мне ответила тишина.
— Поля?
Мимо. Поляница то ли утомилась отвечать на мои вопросы, то ли обиделась,
— Мёртвые пусть лежат, живые пусть восстанут!
Ох! Я почувствовала, как какая-то сила будто вздёргивает меня вверх — как марионетку на верёвочках — и заставляет идти. Чужой узловатой рукой я сняла монеты с глаз, отряхнула с себя рыбью слизь и выбралась из гроба. Успев краем глаза увидеть, как рушится на землю Путята — очевидно, ведь «мёртвые должны лежать». Бабка сориентировалась моментально, у остальных отвисли челюсти:
— Дед-то мой ожил! — возопила Баба Яга и кинулась ко мне, обниматься. Меня б стошнило от запаха гнили, а она — ничего. Но потом я разглядела кусочки мха, которыми она дальновидно заткнула нос. Не Яга, а Анатолий Вассерман — тысяча кармашков со всяким полезным и бесполезным.
Ибрагим с воинами, скакавшие во главе каравана, этой эпической сцены, конечно, не видели. Но повернули обратно — на шум. И застали бабку, обнимавшую меня, то есть покойного магрибинца, и валяющийся на земле труп зомби… Труп зомби. Странно. Но как мне ещё описать сложившуюся ситуацию? Туареги, к их чести, мигом оценили обстановку, положили Путяту в мой же гроб, стараясь не удивляться кускам тухлой рыбы в нём («Традиция, — пояснил им Сэрв, — еда для покойника»). А я, как вполне себе живой член команды, почапала пешком, про себя проклиная все магические примочки этого мира.
И вот мы вступили на розовые мостовые волшебного города Магриб, над которым, как гласили легенды, солнце никогда не бывает в зените, чтобы не докучать местным жителям. Людей на улицах было мало, и, в целом, стояла тишина — не было слышно ни кузнечных молотков, ни зазываний брадобреев, ни крика детей. Подозрительная стояла тишина.
— Пригнись! — закричала мне прямо в ухо поляница. — Пригнись!
С максимально возможной для старческого тела прытью я отвесила Магрибу земной поклон. И не зря: если бы я этого не сделала, из моего глаза сейчас торчала бы стрела.
Глава 21. Гостеприимство по высшему разряду
Ибрагим стоял и разглядывал стрелу, которая досталась ему абсолютно бесплатно. Впрочем, если бы он достал её из моей головы, она бы тоже ему обошлась в грош: помыть, да и всё. Рядом стоял Маариф, который тоже разглядывал стрелу, но с видом виноватым: прошляпил нападение.
Стрела была знатная: красного дерева, с золотой надписью по древку, белым оперением гуся и, кажется, позолоченным наконечником. Такой, знаете, сувенир из Гданьска, на котором написано «Любимой бабушке на память от Петрика». Но, судя по виду туарега, метательный снаряд был вовсе не сувенирным.
— Что за стрела? — проскрипела я старческим голосом с интонациями вредного деда, который требует виагры, а ему опять выписали парацетамол.
— В том-то и дело, что она не совсем стрела, — ответил Ибрагим.
— А что на ней написано?
— «Священная месть найдёт виновного и уравновесит справедливость».
— Может, «восстановит»? — подушнила я.
— Нет. Именно «уравновесит». Мне кажется, это какое-то зашифрованное послание, которое будет понятно только тому, кому направлена стрела.
— Если адресат получит такой подарочек, да ещё и в глаз, он не только читать не сможет — ему вообще ничего не будет интересно, — язвительно заметила Баба Яга, встав рядом со мной.
Честно, я подумала, что сейчас она получит от Ибрагима сентенцию, вроде «женщина, знай своё место», но он, к моему удивлению, склонился перед Ягой и сказал:
— Ты права, матушка. Значит, должна быть другая причина.
И отошел к своим воинам, которые живо обсуждали происшествие, не забывая сканировать пространство вокруг в четыре пары глаз.
— Яга, а чего это он вежливый такой?
— У них принято слушать женщин и доверять их мудрости.
— И как?
— Как, как… Так. Страны Магриба — самые богатые и воинственные в Африке, глядя на них дрожит весь Аравийский полуостров, а караваны предпочитают прокладывать свои пути через город честных воинов и сильных колдунов — Магриб. В целом, и магия-то у них развилась благодаря этой дальновидной политике. Это у нас ведуний боятся. А в других странах, по слухам, и вовсе на кострах жгут… Идиотом быть не запретишь!
— Бабуль, ты только не распаляйся. Ибрагим обратно идёт — прими мудрый и благообразный вид.
— Ах, ты… — но послушалась, и нацепила на лицо выражение, подходящее разве что вдовствующей королеве.
— Можем двигаться дальше. Один из моих солдат покажет вам дорогу к ближайшему караван-сараю, чтобы вы могли умыться и переодеться с дороги, — он кинул на меня непроизвольный взгляд.
— А вы? — поинтересовалась Яга.
— Мне нужно отлучиться по делу, но я вас непременной найду, — заявил Ибрагим.
Почему-то у меня в голове сложился план, что туареги приведут нас в Магрибе к аменодалю и аменодали, но тут меня осенило: туареги же кочевники, и не живут в городах! Значит, на их помощь нам рассчитывать не приходится. Даже учитывая пущенную в меня из стационарного арбалета художественно оформленную стрелу. Одно дело — порубиться с султанскими «львами пустыни» под довольно шаткий повод, другое — служить поводырями группе невнятных иноземцев подозрительного вида. Понятно, что Ибрагим с воинами занят гораздо более важным делом — охраной караванов. Как шепнула мне Полина-поляница, это и есть их заработок: сейчас подцепят какого-нибудь мавра с грузом сладостей, пряностей и шелков, и отведут их к тому же султану Боруху. А что? Вряд ли беглые «львы» запомнили внешность тех, кто разложил их на филей и косточки: туареги же все замотанные, а лошади… мало ли, какие похожие лошади есть в Африке и Аравии?