Наследница Ильи Муромца

Азимов Артур

— Знания ещё никому не мешали!

— Так то знания, а то ерунда какая-то. Я у тебя в памяти порылась: что такое «сельдерейный смузи с киви и мятой» хотела узнать. Узнала, и даже картинки увидела и вкус почувствовала, он у тебя в памяти остался. Как только не стошнило?! И так во всём. Ты вот книгу читала «Пятьдесят оттенков серого», помнишь сюжет?

— Смутно, — ответила я, потому что книга-то средняя, нудная и оторванная от реальности больше, чем любой томик серии «Шотландская принцесса в объятьях пирата».

— Ага, смутно! Твоя память хранит все страницы

этой книги, каждую строчку и запятую. Я аж вспотела, пока читала, — голос поляницы был одновременно смущённым и возмущённым.

— Не надо было и читать, чего мучилась? — нестерпимо зачесался левый бок, мне захотелось перевернуться, но конечности не случались по-прежнему, и глаза не открывались.

— Соседка, — обратилась я к своей тёзке, — раз уж мы с тобой в одном теле, и я, кажется, заработала себе паралич, может, ты мне ответишь на несколько вопросов?

— Могу и ответить, с готовностью согласилась Полина-поляница. — Только насчёт паралича ты ошибаешься. Понимаю, что ты имеешь в виду: отец мой, Илья, был в таком состоянии — расслабленный называется — тридцать лет и три года, три месяца да три дня. Мне ли не знать? Все уши прожужжал. У тебя не то совсем.

— А что? — испугалась я. — Я в коме? И в своём мире в коме, и в твоём? Выбила двойное комбо, называется…

— Нет, и не кома. Просто когда ты камень-то подняла в помрачении рассудка, тебя Путята сзади по голове суком древесным, апельсиновым, ударил. Чтобы себя не поранила, да и никого больше. Ты камень-то сронила, и сана упала как подкошенная. Бабка тебя сразу зельем каким-то напоила, чтобы, значит, ты себя недвижимо вела, как бревно. А Сэрв морок навёл, так что едет сейчас вместо тебя в телеге гроб с телом старичка одного, который от лихоманки да трясучки как бы помер. Или от огнёвки, но всё равно заразно и близко никто не подойдёт. Остальные играют роль твоих убитых горем родственников.

— А куда мы едем-то?

— Как, «куда»? С того момента, как кони вас бросили, и чтобы султанская стража маридов вас не догнала, вы как возможно быстро направляетесь в город колдунов Магриб. Всадников Боруха на время задержит река, но он вот-вот узнает, что был украден Двойной Клинок, и пошлёт за вами других охотников — львов пустыни, сарацинов, возглавляемых самым жестоким из них — Макрухом.

— Погоди, но сарацины же это просто кочевники, бедуины….

— Пусть бедуины. Но им нет равных в выслеживании беглецов. Макрух может увидеть след змеи, проползшей по песку три часа назад, определить её пол, возраст и размер. У него глаз сокола и лапа тигра. Поэтому попадаться Макруху вы не должны ни в коем случае. Последнему беглецу, укравшему всего-навсего динар из сокровищницы султана, Макрух сделал браслеты и воротник из его собственной кожи…

— Макруха?

— Я сказала «своей»? Я сказала — «его». Из кожи беглеца.

— Это как?

— Тебе лучше не знать.

— Хорошо, оставим в покое вопросы таксидермии. Что за трясучка и лихоманка, которыми я, якобы, болею?

— Обычные болезни такие… — Полине-полянице явно не нравился этот разговор, но у меня было преимущество: как ни

крути, а Ильинична сидела в той же голове, что и моё сознание, но при этом телом-то управляла я! Да, это было по факту её тело, но я же не просилась порулить этой тачкой типа «УАЗ-буханка».

— Так расскажи!

— Ну что… Сначала у человека открывается лютый понос. Потом ссыхается кожа, нутро, не хватает воды даже на слёзы, а кровь становится густой и вязкой как малиновое варенье. Мясо начинает рваться само по себе…

— Какое мясо?

— Ну «мышцы» по-твоему… Просто сами по себе рвутся мышцы по всему телу, и это очень больно. Пара-тройка часов, и человек становится трупом, наподобие этого вашего Путяты.

— А что, Путята умер от лихоманки? — с испугом спросила я, представив, что всё это время мы таскали с собой носителя холерного вибриона.

— Да нет! — рассмеялась поляница, и махнула бы рукой, но рук у неё сейчас и не было. — Его копьём сзади проткнули. Лучший друг, Васята. Только Путята об этом даже не подозревает. И мечтает вернуться домой к жене, да только тот же Васята на ней женился, силком почти: вдову уговорили замуж за новой выйти — мать, да три сестры-нахлебницы. Васята, чай, богат, а эти любят вкусно есть, да сладко пить…

— Откуда ты это всё знаешь то?! Ой! — телегу тряхануло на кочке, и я, хоть и говорила мысленно, язык прикусила по-настоящему.

— Так я дух. С другими духами общаюсь, весточки из родных земель иногда приносят. В общем, Путяту так просто убили, из зависти. А дед, которого везут в Магриб, — ты, то есть, — заразился, якобы, в мангровых лесах Сундарбана.

— Это где? — разговор с самой собой мне порядком надоел, но что вы прикажете делать, если руки-ноги свело судорогой, ни рот не открыть, ни пальцем не пошевелить?

— Сундарбан-то? Это в Индийском царстве, правит которым царевич Иоасаф. Представь — на берегу океана лежит бескрайнее болото, всё укутанное туманами, и на нём растут огромные деревья с тысячей стволом-корней… Жарко, влажно…

— Спасибо, я смотрела «В мире животных» выпуск про этих, как их… Обезьян-носачей. Очень смешные звери, у них вместо носа — хвост бобра.

— При чём тут хвост бобра! Там в тумане ходят страшные болезни, и ты, то есть дед, который ты, оттуда эту болезнь и привёз. Но важно другое: чтобы вас не убили в Магрибе на входе, а встретили ласково и дали пожить хотя бы неделю, мы пустили с помощью джинна слух, что дед — то есть ты, нашёл в Сундарбане огромный клад, в котором было несколько волшебных вещей из сокровищницы царя Соломона. Только при тебе их нет.

— И толку им? Дед-то, якобы, умер.

Поляница явственно вздохнула у меня в голове, где-то в районе правого виска:

— И как ты дожила до своих лет? Магриб — город колдунов. Там поднимут любого мёртвого, расспросят и обратно уложат. Даже такого, как ты.

— В смысле, «как я»?

— Уши повисли! Твои спутники положили тебе в гроб куски рыбы, так что воняешь ты натурально и отвратно: даже Путята идёт в трёх шагах, а у ж он-то и сам труп, — Полина захихикала и внезапно пропала.