Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
— Жеребцы Реджис и Меджис могут питаться ветром и облаками, бегут без отдыха три дня, потом три дня спят. Обгоняют орла, но не могут пересекать реки. Это волшебные кони Джирджиса. Когда они перестанут быть вам нужны, просто отпустите их, — сказал раб, — и они сами прибегут обратно.
— Почему ты не сбежишь? — прямо спросила я его.
Маариф фыркнул:
— Потому что ему отрубят голову. Когда закончат шинковать на мелкие кусочки.
Конюх не удостоил генерала ответом. В нём было какое-то благородство, древняя кровь, которой не было в том же аль-Сафифе, вознёсшемся,
— Как тебя зовут? — спросила я, надеясь, что мне удастся вернуться во дворец и освободить этого несчастного. Видно было, что живётся ему несладко: богатая одежда открывала то тут, то там полузажившие шрамы, порезы и ожоги.
— Ипполит, — ответил раб и сунул мне в руку уздечки.
— Выбирайтесь через вон те, восточные, ворота, и скачите во весь опор! В погоню за вами отправят самых лютых маридов, а они могут догнать даже коней Джирджиса. Не пейте воду из рук незнакомых людей, не вкушайте мяса, не верьте ни единому слову человека, не приходящегося вам родственником.
— Почему? — это были мудрые, но очень нелепые предостережения. Библиотекарь из Москвы всё ещё трепыхалась во мне. Вот и в этот раз она сообщила, что, кажется, нас дурят. А если я всё-таки лежу в коме, то это определённо несварение желудка или газы.
Конюх грустно улыбнулся:
— У нас, в Аграбе, говорят: «Родному человеку не говори лжи, постороннему — не говори правды». Я как-то раз забыл это правило, и вот уже пятнадцать лет сижу на цепи в султанской конюшне… Бегите! Бегите, пока есть время! Когда минуете ворота дворца, вас перестанет сохранять печать Соломона ибн Дауда, мир с ними обоими. И вы окажетесь во власти демонов. И тогда бегите в два раза быстрее.
— Ты умеешь ободрить, кусок мяса для собачьей трапезы, — проворчал Маариф аль-Сафиф, птицей взлетая в седло первого коня. Я положила руку на плечо Ипполита:
— Надейся. Я постараюсь вернуться за тобой, — и тоже постаралась взлететь в седло, но вышло как-то так себе, к тому же я ободрала руку одним из камней. Кийну вспрыгнул мне за спину: вряд ли он будет долго ехать грузом, ведь у маленького прохиндея есть свой собственный джинн! Стоит выехать за пределы связующей силы печати Соломона, как джинн будет активирован, и тогда — держись, Аравия!
Кони взяли с места ровно, как Ил-76: копыта мелькали, но не было слышно ни звука, а сидеть в седле было так же спокойно и приятно, как на венском стуле. Больше того, в ушах у нас должен был свистеть ветер, а песок из-под копыт — слепить глаза. Но ни единый волосок не шевельнулся на моей голове, и ни единая песчинка не кольнула кожу.
— Как так?! — заорала я, предполагая, что придётся перекрикивать сопротивление воздуха.
— Не кричи…принц, — спокойно сказал Маариф. Он на удивление быстро приноровился к ходу чудесных коней. — Я знаю про коней Джирджиса: прочие лошади скачут по земле, а эти — стоят на месте, но земля бежит под ними. Потому мы не чувствуем скорости, в противном случае, нам бы содрало кожу и мясо с лица, пустись эти кони в полный галоп.
— А сейчас это не галоп?
— Нет. Они бегут лёгкой рысцой, ожидая, что ты скажешь им, куда направляться.
—
— Не знаю, что такое мандарины, а вот на окраине султаната Повелителя Боруха и вправду есть волшебный апельсиновый сад, превращающий людей в животных, а животных в людей. Никогда я не встречал столько крыс, как среди жителей Аграбы, и столько собак с человеческой душой!
— Скажи коням, что им надо скакать туда, — приказала я Маарифу.
— Не могу, о принц. Это — твои кони, — усмехнулся он мерзейшей улыбкой Рэтта Батлера в исполнении Кларка Гейбла. В жизни бы не вспомнила, как зовут этого дядьку с тонкими усишками, если бы не мама, которая фанатела по «Унесённым ветром». Мама… Мам, как ты там?
Предательские чужие глаза отказывались плакать, и я потёрла их кулаком. Всё равно сухие. К чёрту! Надо закончить это путешествие и вернуться уже в Москву. Кстати говоря, кофе меня так никто и не напоил, хотя на Востоке это, вроде, как семечки у нас — в любом доме есть. Опять наврали, короче.
— О кони Джирджиса! — издевательски начала я. — Скачите в апельсиновую рощу, где ждут нас мои друзья и спутники!
Реджис и Меджис заржали, и резко повернули налево. Я упустила момент, когда они вбежали в сад, — а это случилось минут через пять после смены курса, — но зато не пропустила момент остановки: кони затормозили, врыв копыта в землю по самые бабки, на урезе воды — через реку перебраться они не могли, как и предупреждал Ипполит.
— Поляница! — радостный голос Бабы Яги, ковыляющей со всех ног ко мне, разнёсся по саду. Алтынбек, видимо, опять наевшийся апельсинов, поспешал на своих двоих. Сэрв в виде цыгана шёл расслабленной уркаганской походочкой, Путята просто отклеился от ствола дерева и громко замычал. Алладина нигде не было видно. А ещё в толпе встречающих появился пожилой мужчина синего цвета, к которому кинулся кийну. Дед расплылся в облако-индиго, в котором кийну утонул полностью. Чем он там дышал — бог весть.
— Ага, это джинн, — пробормотала я себе под нос, соскакивая с коня. Тот тотчас же встал на дыбы и рванул прямо в небо: видимо, домой, к своему Джирджису, кем бы он ни был. Маариф аль-Сафиф спешиваться не торопился.
— Поляница? — спросил он непередаваемо язвительным тоном.
— Русская богатырша, дочь Ильи Муромца, — ответила за меня бабка, полностью ломая всю легенду. Уж не знаю, что за мысли бродили при этом у неё в голове. Я виновато посмотрела на Маарифа.
— Генерал, я могу всё объяснить….
— Да уж не надо. Я с первого момента догадался, что ты — не принц, а девушка. Может, конечно, принцесса. Определённо воин, но не мужчина, нет. Я думаю, султан тоже догадался, потому и мешал визирю тебя убить. Толку-то, если женщины не наследуют султанский трон? Значит, и угрозы для Бааязида нет никакой.
— То есть ты… Ах, сволочь! — я вцепилась в сапог Маарифа и стянула самого всадника на землю одним движением руки. Освобождённый Меджис тоже заржал и ускакал вертикально вверх, чуть не оторвав руку Сэрву, который по цыганской привычке первым делом пошёл знакомиться с конями.