Небо за нас
Шрифт:
— Давай, Федор Михайлович, без церемоний, — предложил я, выслушав его доклад. — Пойдем лучше ко мне в салон, там и расскажешь все по порядку. А то, признаться, из сигналов я мало что понял.
— Как угодно-с, — охотно согласился адмирал.
— Горячего чаю, или, может, что покрепче? — на правах радушного хозяина предложил Бутаков. — Шторм хоть и закончился, а все одно зябко.
— Не откажусь, — пригладив редеющие волосы, отозвался гость. — Тем более, что адмиральский час давно миновал.
В ту же минуту, в салоне возник держащий в руках поднос с серебряными стопками Рогов.
— А теперь рассказывай, не томи!
Несмотря на довольно скромные трофеи, поход отряда Новосильского оказался в каком-то смысле ничуть не менее результативным, чем наш. Добравшись до Качи, они обнаружили сразу несколько выкинутых на берег судов противника, самым большим из которых оказался 116-пушечный линейный корабль «Куин».
На некотором расстоянии от него расположились еще пять парусников поменьше, один из которых ярко пылал, будучи подожжен казаками Тацыны. Еще один линкор 90-пушечный «Лондон», подойдя довольно близко к берегу, занимался спасательными работами.
При виде русского отряда англичане тут же бросились ставить паруса и поспешили убраться в открытое море. Новосильский, разумеется, не отказал себя в удовольствии обменяться с противником несколькими залпами и даже некоторое время пытался преследовать его, но островитяне ухитрились сбить на его флагмане несколько парусов, после чего Федор Михайлович, вынужден был вернуться.
Расплачиваться за эту неудачу пришлось выкинутым на берег судам. Раздосадованные неудачей в бою, черноморцы сначала разбили им из пушек днища, после чего предали огню. Таким образом нашли свой конец линкор «Куин» и парусные транспорты «Ганг», «Пиренеи», «Лорд Раглан», «Родсли» и «Тайрон».
Надо сказать, что Новосильский оказался прекрасным рассказчиком. Повествование его было не просто подробным, но и весьма образным. Мы как будто своими глазами видели брошенных на берегу моряков союзного флота. Слышали, залпы русских и британских орудий и треск ломающихся снастей. Обоняли дым горевших парусников.
— Погодите-ка, а что сталось с экипажами вражеских судов? — спросил крайне заинтересованный всеми этими подробностями Корнилов.
— Помилуйте, Владимир Алексеевич, да откуда ж мне знать? — развел руками Новосильский. — Большую часть, полагаю, все-таки спас «Лондон». Кого-то, возможно, захватили наши казаки, а остальные, скорее всего, пошли в сторону своего лагеря. Мы же со своей стороны отвлекаться на них не стали, поскольку имели приказ идти к Евпатории.
— Все правильно сделал, Федор Михайлович, — кивнул я. — Потом, конечно, надо будет послать в сторону Качи казаков, пусть оставшихся переловят. Ну а если померзнут до той поры — не велик убыток, прости меня, Господи! Но ты продолжай.
— С удовольствием, ваше императорское высочество!
Подойдя к Евпатории, наши моряки увидели еще более впечатляющую картину. В общей сложности, жертвами стихии стало тринадцать выброшенных на берег судов, включая громадину французского 100-пушечного линейного корабля «Анри IV» и, по меньшей мере, пяти пароходов.
Еще трое, 80-пушечный «Беллерфон» и два паровых фрегата: английский 21-пушечный
Труднее всего пришлось «Беллерфону». Потерявший во время бури одну из мачт старый 1818 года постройки линейный корабль маневрировал куда хуже, чем его противники. Пока он обменивался залпами с флагманом Новосильского «Императрицей Марией», «Селафаил» ухитрился обрезать ему нос и пройтись продольным огнем по палубе, сбив при этом еще одну мачту и большую часть такелажа.
После этого огонь с лишившегося возможности управляться корабля ослабел и в какой-то момент Федор Михайлович даже решил, что тот хочет сдаться. Но когда он попытался подойти ближе и взять противника на абордаж, «Беллерфон» снова начал огрызаться огнем, а потом в его кормовой части прогремел взрыв, после которого старый корабль перевернулся и почти сразу затонул.
— Вот значит, как, — хмыкнул Корнилов. — Сами подорвались…
— Ей богу, не знаю, — пожал плечами Новосильский. — Сказать по правде, корабль уже горел, так что огонь и сам мог добраться до крюйт-камер. Во всяком случае, спасенные с него ничего о случившемся толком так и не сказали.
— И много спасенных?
— Не очень. Дюжина нижних чинов и три офицера. Причем самый старший из них ранен и, говоря по чести, вряд ли выживет.
Сражение пароходов проходило ничуть не менее драматично. Хотя у нас было явное преимущество в числе вымпелов, противники оказались лучше вооружены. Так что какое-то время бой шел на равных. Однако потом, у француза стал падать ход. Возможно, стало кончаться топливо или начали сдавать пережженные во время шторма котлы, но скорость его все время снижалась, пока он, наконец, не встал.
Тем не менее, окруженный сразу тремя нашими пароходами и присоединившийся к ним фрегатом «Месемврия» француз и не думал сдаваться, пока с кормы его не атаковал капитан-лейтенант Попов на своем «Эльбрусе». Выставив вперед шестовую мину, он ловко подвел ее под вражеский корабль и одним ударом отправил противника на дно.
Увидев скоропостижную гибель «Декарта» (переставшего существовать, а следовательно, и мыслить), англичанин решил более не испытывать судьбу и поспешил уйти в открытое море.
— А все-таки странно что француз лишился хода, — задумчиво заметил Бутаков, хранивший в своей памяти подробные ТТХ большинства потенциальных противников. — Машина у него мощная. Да бог памяти в 540 индикаторных сил.
— И на старуху бывает проруха, — усмехнулся я. — К тому же как это теперь выяснить, не нырять же к нему на глубину?
— Ну, глубины там положим невеликие, — пожал плечами Новосильский. — Даже топ грота-брам-стеньги над водой остался.
— А вот это уже интересно. После войны надо будет озаботиться подъемом фрегата. Даст бог, еще и нам послужит. Ладно, Федор Михайлович, сражение провел молодцом, ничего не скажешь. Теперь рассказывай, что дальше было?