Ночь тебя найдет
Шрифт:
— Так вы уловили суть? За последние пятьдесят минут моя работа стала в пятьдесят раз сложнее.
— Хорошо хоть мы выяснили, что это ваши трудности.
— Нет, ваши, дорогая моя. Я здесь из-за вас. Вы — причина, по которой найти Лиззи Соломон будет еще труднее, чем было всегда.
Я вскакиваю с подлокотника и иду к двери, где бросила рюкзак. Я пытаюсь сдержать ярость, которую вызывает во мне его резкость, его скользкая обходительность. Роюсь в карманах рюкзака чуть дольше, чем необходимо, и наконец вынимаю папку с делом Лиззи.
Подхожу к креслу, протягиваю ему папку:
— Держите. А теперь убирайтесь.
И снова он ее не берет. Я хлопаю папкой по его плечу. Никакой
— Мне нужно знать, что говорить прессе. — Как будто он мне приказывает, тоже мне командир. — Не про Лиззи Соломон. Про Вивви Буше. Начнем с убитой женщины на Голубом хребте.
— Тогда вы от меня отстанете?
Он не отвечает. Я размышляю, позволяя молчанию сгуститься. Пожалуй, для меня это будет нелишним. Я хочу задокументировать мой ответ Буббе Ганзу. Достаю из кармана телефон, включаю на запись. Откидываюсь на спинку дивана.
— В суде это не прокатит, — спокойно замечает он.
— Достаточно, чтобы это прокатило с вашим боссом, кем бы он ни был.
Я бросаю взгляд на самое ценное, чем обладаю, — наручные часы, оповещающие меня о времени восхода планеты и пролетах Международной космической станции.
— Итак, могу уделить вам пятнадцать минут, — говорю я. — В том, что мы нашли ту бедную женщину, не было ничего сверхъестественного, если вы об этом. Моя сестра вытащила ее сумочку из вентиляционного отверстия между нашими спальнями в доме, который мы тогда снимали. Но — и это совершенно меняет дело — мама заявила полиции и репортерам, что сама нашла ее благодаря своим экстрасенсорным способностям. Нам она объяснила, что солгала, чтобы отвлечь внимание от нас, но на самом деле мама считала, это добавит лоска гадальному бизнесу, который она открыла в жутком подвале того съемного дома. Поэтому и велела копам сначала покопаться там. В последнем она тоже призналась, но только нам и гораздо позже.
— И что? — подгоняет он меня.
— А ничего. Целые сутки нам не давали проходу. Каждая собака в городе, каждый заезжий репортер знал, что ФБР временно разместило нас в номере двадцать четыре Д местного мотеля, пока в доме велись раскопки. Кстати, «Д» означало, что окна номера выходили на задний двор, и из них была видна дорожка с сорняками в щелях и два шезлонга. На одном вечно валялся один местный завсегдатай и курил траву. Это нас выручило. Он был очень милым. Чувак, куривший траву. Возможно, спас нам жизнь. — Я умолкаю, чтобы перевести дух. — Мне нужно выпить. Смотрите, куда ступаете.
Я вскакиваю так быстро, что у него не остается выбора, кроме как последовать на кухню за мной.
Он подтаскивает к столу дешевый стул с высокой спинкой. Стул угрожающе скрипит, когда Шарп опускается на него всем весом.
Двести фунтов? Двести двадцать? [18] Его любовницы все до одной плюшевые малютки или силачки ему под стать? Я вынимаю из буфета бутылку виски, спрятанную за оливковым маслом и красным винным уксусом. Из шкафчика над раковиной достаю две маленькие, на глоток, креманки с выцветшими мультяшными персонажами.
— Двенадцать двадцать две, — замечает он, — однако, полдень.
— Спасибо, что следите за тем коротким временем, что мы провели вдвоем.
— Вообще-то, я про виски.
— Бубба Ганз такое не одобрил бы?
Я ставлю креманку перед ним, наполняя ее по черную зигзагообразную полоску на рубашке Чарли Брауна. Себе наливаю до краев.
— На вид как яблочный сок. — Я поднимаю виски. — За Лиззи. И Лизу Мари.
Делаю большой глоток. Терпеть не могу виски, но мне нравятся ощущения, которые он
Нетронутый Чарли Браун стоит на столе. Шарп пристально смотрит на меня, и это смущает.
— Значит, вас поселили в мотеле, — напоминает он мне.
— Фургоны новостных агентств. Репортеры покупают мне сникерсы в торговых автоматах. Много автомобилей. Как будто у нас вечеринка. Кто-то палит в воздух. Около полуночи все стихает. Мы наконец укладываемся спать. Помню, что накрыла голову подушкой, чтобы не слышать вскриков и тяжелого дыхания из-за стены. И поэтому прозевала, когда мамина клиентка забарабанила в нашу дверь. Она была вдовой и приходила к маме в подвал, чтобы извиниться перед покойным мужем. При жизни она спала с его братом и теперь хотела заранее убедиться, что, когда они воссоединятся у Жемчужных райских врат, все будет кошерно. Она пригрозила маме судом за то, что та занималась духовными практиками, а на заднем дворе у нее, оказывается, был закопан труп, а еще за то, что причинила ей душевные муки, вызвавшие рецидив рака. В конце концов ее увели копы.
— Так много подробностей для маленькой девочки, — замечает Шарп.
— На вашем месте я бы не стала меня перебивать. Часики тикают. — Я стучу по циферблату. — Утром мама собралась в вестибюль за бесплатной чашкой кофе и чуть не наступила на мертвую белку, убитую одним выстрелом в голову, у порога нашего номера. К груди белки дротиком была приколота записка. Мама рассказывала нам много такого, чего не стоило знать маленьким девочкам. Но она никогда не призналась, что было в той записке, поэтому судите сами, насколько содержание было ужасным. Пришлось самой прочесть в журнале «Пипл», что белка была подарком от одной Аппалачской банды. Убийца Лизы Мари повесился в тюремной камере. Он снабжал героином всю банду. И они были взбешены тем, что мы вроде как его выдали. Даже пристрелили кота нашего домовладельца. — Я позволяю еще одному глотку виски обжечь горло. — Я почти закончила. С виски. И с этим маленьким допросом.
Шарп кивает, неловко ерзает, одна из ножек стула под ним вихляется, как нога старика. Интересно, сам-то наверняка живет в доме, уставленном массивной мебелью, а его девушка тонет в его кровати, завернутая в одеяло, как в пуховое буррито? Я чуть не спрашиваю вслух, но вовремя спохватываюсь.
— Мы провели в номере мотеля весь день. Копы заказали нам с заправки разогретую пиццу и пончики с сахарной пудрой. Вечером мужчина в бейсболке принес маме спортивную сумку «Найк», набитую деньгами. Она сказала, что это деньги ФБР и нас внесли в программу защиты свидетелей, но имена нам менять не придется, как будто такое бывает. Но Бридж подслушала, как мама звонила своему старому любовнику, владельцу автосалона, и пригрозила, что выдаст его жене, если он нас оттуда не вытащит. В эту версию я верю.
Шарп подается вперед, притворяясь, что искренне заинтересован, а не просто слушает по долгу службы.
— Местная газета разместила про нас статью на первой полосе. — Я собиралась говорить о другом, но сейчас мной движут эмоции. — Там было написано... что маму уволили из морга, потому что она хотела оживить мертвого на месте преступления. В этой же статье мою сестру называли «невиданной красавицей», а меня «беспокойным ребенком». Город был готов бросить нас в озеро, как ведьм, — посмотреть, сумеем ли мы выплыть. Может быть, теперь вы поймете, что я никогда не стала бы связываться с Буббой Ганзом. Не испытываю никакого желания пройти через это снова.