Ночь тебя найдет
Шрифт:
Он слегка перегибается через перила, указывая куда-то под карниз.
— Я верю тебе на слово. — Пожалуйста, отойди от перил.
— Ты же понимаешь, что Лиззи не сумела бы забраться сюда в одиночку?
— Поняла, когда ты вытянул восьмифутовую лестницу, чтобы добраться до люка, — отвечаю я.
Лестница со старыми круглыми штифтами, скреплявшими ступени, которые вращались у меня под ногами, сама была испытанием на прочность.
Удивительно, что ее до сих пор не украли. Вероятно, у незваных гостей особняка есть свои неписаные правила.
Я неохотно шагаю вперед, чтобы, борясь с головокружением, взглянуть на крышу,
— Городские власти, несмотря ни на что, все равно искали Лиззи на крыше, — говорит Шарп. — По-моему, самоубийственная миссия. Они даже выписали из Англии специалиста по викторианским постройкам и замкам, чтобы проконсультировал пожарных по части снаряжения и общей стратегии. И все равно один поскользнулся и сломал ногу. Тогда власти взяли долгую паузу, решив, что если пожарный с двадцатилетним стажем не справился, то что говорить о трехлетней девочке или тридцатилетней женщине с мертвой трехлетней девочкой на руках. В последние годы дроны — и официальные, и самочинные — пытались заглянуть в некоторые темные щели. Большинство из них разбились и сгорели. — Внезапно луч его фонарика бьет мне в лицо. — Не веришь?
— В твоей папке сказано, что Соломоны были заядлыми туристами в отличной форме. В медовый месяц совершили восхождение на пик Эмори в Биг-Бенде, а на пятилетнюю годовщину свадьбы — на гору Нос Энтони в Эль-Пасо. Я видела их фотографию на вершине с походными рюкзаками. Это титанический труд.
И точно не для меня.
— Лучше расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — бросает он сухо.
Я разглядываю его несколько секунд, прежде чем отвернуться к самой темной, северной части неба, еще не затянутой тучами.
— Хорошо, как скажешь. Следи за руками. Видишь ту яркую звезду на конце ручки ковша Большой Медведицы? Она называется Алькаид. Свет, который мы видим сейчас, начал свой путь к нам вскоре после окончания Первой мировой войны. Алькаид — часть «хвоста» созвездия Большая Медведица. Гомер упоминает эту медведицу, Арктос, в «Илиаде». Про нее есть также в Книге Иова.
— Не читал ни того ни другого. Не видел надобности.
— Север — неблагоприятное направление в китайских предсказаниях судьбы, — продолжаю я, не обращая внимания на его тон. — Северо-запад, где расположена звезда Алькаид, хуже всего. Если бы моя мама предсказывала твою судьбу, она посоветовала бы тебе никогда, ни при каких условиях не направлять пистолет на северо-запад.
— Я готов был простить тебе все, пока ты не начала указывать техасскому копу, куда ему направлять пистолет.
— Многие охотники и воины не чурались следовать этому совету — ни в коем случае не направлять оружие в сторону Алькаида. В Средние века у астрологов она считалась одной из самых могущественных звезд. Моя мама думала, это была... магия.
— Ты ждешь, что я в это поверю?
— Я жду, что ты начнешь учитывать не только самое очевидное. Между мифом и правдой тонкая грань, детектив Шарп. Между совпадением и замыслом. И в этом мы с Буббой Ганзом сходимся. Хочешь узнать меня получше? Правда хочешь? Всю жизнь во мне боролись моя вера в науку и то, что мама называла даром. Но я не всегда готова признавать, что эти две силы в моей голове подпитывают друг друга. Воображение дано нам, чтобы расширять миры, а наука — чтобы находить подтверждения нашим открытиям. Они вовсе не исключают друг друга.
Как всегда, вслух я говорю более резко и страстно, чем
Я очень хочу до него достучаться.
— Вижу, тебе довелось повидать ужасные вещи. Принимать чудовищные решения. Я это понимаю. Я пыталась примириться с тем, что Вселенная хищна и порочна, как наверху, так и внизу. Умирающие звезды взрывались, образуя чудесную материю, создавшую человечество. Роды — это кровавая драма, когда женщина рвется на части, выталкивая из себя дитя. Алчные черные дыры пожирают звезды, которые встречаются у них на пути, — и поэтому на Земле гибнут принцесса Диана и Мэрилин Монро — и рождаются мифы. Я не сомневаюсь, что созвездия, которых мы пока не видим, когда-нибудь назовут в их честь, и наши потомки удивятся тому, как мы воспринимали реальность.
— Это угнетает, но... есть в этом своя красота, — бормочет он.
— И это то, чего мы хотим? — восклицаю я. — То, что мы хотим видеть? Дети смотрят на небо, и им говорят, что Большой Ковш — это чаша для хранения воды. Но древние арабы верили, что Большой Ковш — это погребальная процессия, а звезды, из которых он состоит, образуют гроб. Алькаид, Мицар и Алиот — звезды на ручке Ковша — это плакальщицы. Или дочери у гроба, если точнее.
— Дочерей угробят?
— Дочери у гроба. У саркофага. Погребальных носилок.
— Ты разрушаешь мое представление о Большом Ковше. А какую версию ты рассказала бы маленькой Лиззи?
— Дети заслуживают того, чтобы оставаться невинными как можно дольше. — В моем голосе тоска. По Уиллу. — Я сказала бы Лиззи испить из золотой чаши. Сказала бы, что она под защитой звезды Алькаид. Но это было бы ложью.
— Похоже, ты передумала, Рыжая, — говорит Шарп. — Подстраховываешься на случай, если Лиззи с нами больше нет?
— Не знаю. — Наверху мой голос кажется жалким и потерянным. — Я думала, что сумею. Думала, что знаю.
— Поэтому болтала на лестнице про русалочьи хвосты?
Его непробиваемое недоверие опять возводит между нами стену.
Мне снова десять, я снова на Голубом хребте, и толпа кричит на меня с берега водопада Миднайт-Хоул. Ведьма, ведьма, ведьма.
Тень за спиной заставляет меня вжать голову в плечи.
— И что с тобой теперь делать? — говорит он. — Думал провести небольшую экскурсию по дому, чтобы тебе было сподручнее помахать белым флагом.
Неожиданный порыв ветра толкает меня к краю крыши. Шарп резко сгибается, словно я удерживаю его на поводке. Его дыхание щекочет мне ухо, когда он подтягивает меня назад. Несколько секунд он не выпускает меня из объятий, дольше, чем это необходимо. Его лицо, всего в нескольких дюймах, непроницаемо. Надеюсь, мое тоже. Всякий раз, когда он ко мне прикасается, я чувствую то, чего не хочу чувствовать. Страх. Темное, необъяснимое влечение.
Я отступаю на шаг назад.
— Мне кажется, с нами на крыше есть кто-то еще, — говорю я тихо. — Твой персональный призрак.
— Пожалуй, на сегодня с меня хватит, Рыжая.
Небо начинает плеваться дождем. Я поднимаю глаза. Марс и Венера пропали.
— Я не про Лиззи говорю. — Я продолжаю настаивать, и первая тяжелая капля шлепается мне на щеку. — Про другую пропавшую девушку. Хозяйку браслета с подвесками в листьях — на том снимке, который якобы случайно оказался среди колоды, которую ты разложил в участке, как кровавый пасьянс.