О той, что любила свободу
Шрифт:
Кэтрин резко вскочила с пола, подобрав свой подол, и с жаркой улыбкой на губах метнулась к столу Деймона. Подперев руками самый край, она нагнулась к своему собеседнику и шепнула, бегая сумасшедшими глазами по его лицу.
– Ну, а ты бы? Ты бы что выбрал?
– Я? – неуверенно ответил он и окинул глазами комнату, будто ответ сейчас всплывет, – я не знаю, Кэтрин, хотя, надеюсь, придет время, и я получу ответ на этот вопрос.
Дверь в комнатку скрипнула, и вошла служанка Марта. Кэтрин и Деймон тут же подняли на нее любопытные глаза.
– Простите, что прерываю, мистер Сальваторе, но я там стол накрыла. Не желаете пообедать?
–
– Да, мы сейчас спустимся, Марта, благодарю, – добродушно ответил Деймон.
Он был не очень голоден, но как он мог не согласиться с этим восторженным тоном Кэтрин? С ее сияющей улыбкой и чудесным настроением. «Она чудо! Не иначе. Как бы я мечтал, чтоб она стала навсегда моей! Я бы многому научил ее, а она бы не давала мне впадать в занудство и хандру: я бы всегда знал, что жизнь – прекрасная вещь, что бытовые проблемы не стоят жутких ссор, а мелкие разногласия не стоят пустых споров. Но я бы показал ей, куда она может направить свою бьющую ключом энергию, что для всего есть смысл. Почему я ей не нравлюсь? Я бы так ее любил!»
– Вставай же ты уже! – Кэтрин дернула его за руку, выведя из размышлений, – совсем закостенел на своем стуле! Как бревно, честное слово! – она продолжала смеяться и тянуть его за плечо двумя руками.
– А сама-то – вот пчела неуемная! Все-то вертится весь день и жужжит! – он начал щекотать ее.
– О, перестань, Деймон! Я молчу, честно-честно! – ее голос уже почти охрип от крика и хохота.
Потом Деймон обхватил ее руками, сжав в объятиях. Так ему хорошо было, что весь его разум вдруг сошел с ума: «Да! Сегодня же! И никогда потом! Потом – уже не то, потом будет поздно…» - взволнованно думал он и сжимал Кэтрин все крепче.
– Задушишь сейчас,– спокойно, но ласково произнесла она, – и это я-то еще «неуемная»?
– Я до тебя никогда не был таким, – выдохнул Деймон в ответ.
Они спустились к обеду. Еда была не очень роскошна, как это обычно любил Джузеппе, но так как его сегодня не было, Деймон попросил подать что-нибудь скромнее. Зато все было изумительно приготовлено: повариха постаралась на славу! Деймону так нравилось наблюдать за тем, как ела Кэтрин: немного жадно, но не быстро, а осторожно, распробовав каждый кусочек; она даже пару раз блаженно закрыла глаза. Он усмехнулся: его весьма умиляла эта картина, все в этой девушке восхищало Деймона. А она иногда останавливалась, начинала смотреть в окно отрешенными глазами и вздыхать.
После обеда они сначала провели один опыт в кабинете Деймона, а затем играли в шахматы: когда Кэтрин во время второй партии обыграла с трудом Деймона, она восторгалась, как ребенок, хлопала самой себе в ладоши и, крича, что-то хотела объяснить Деймону.
– А вот ты знаешь, я всему могу научиться – лишь бы учитель был так же хорош, насколько сильно мое желание учиться! Да вот хоть твоя повариха – Маргарет!
– Что-что? Что моя повариха?! – передразнивал он Кэтрин, приблизившись к ней и взяв ее пальцы своими в замочек, когда она подняла руки к плечам, растопырив пальчики. Деймон с шутливой горделивостью приподнял подбородок и устремил глаза на нее.
– Я хочу, чтобы она научила меня готовить! Я вот дочь богатого человека – никаким трудом не занималась в своей жизни, но это же нехорошо. Пойдем на кухню, пожалуйста! – взмолилась она.
Деймон не мог ей отказать, а покорно
Кэтрин четыре раза порезалась, но ее энтузиазм от этого не утихал, и лишь когда она вместе с Маргарет сняла с плиты суп, овощное рагу и компот, тогда и успокоилась. Деймон болтался без дела в основном, но если дело касалось чистки картофеля и выноса очистков, повариха снаряжала мистера Сальваторе. А так он изредка с нахальством и, смеясь, воровал из-под готовки овощи, за что его бранила завертевшаяся Маргарет. Оба, разгоряченные делом, веселые вернулись в гостиную, сели на диван и притихли. Все в Деймоне внутри вновь вспыхнуло, все его недавние мысли: «Отчего я сижу? Другого момента и быть не может для этого! Я так много думал о том, что же я выберу: неужели выберу ее?» Он встал с дивана, сел перед Кэтрин на колени и взял ее руку, глаза его бегали, губы слегка дрожали.
– Знаешь, я никогда не буду более счастлив. С тобой мне хорошо, как никогда не бывало ни с кем, я ничего могу с собой сделать: я тебя люблю и желаю, чтоб ты разделила мою судьбу. Согласна ли ты выйти за меня замуж?
Глаза Кэтрин испугано распахнулись, она встрепенулась и высвободила свою руку.
– Почему ты решил, что я соглашусь?! Ты же знаешь, что я об этом думаю, я не хочу с тобой ничего более дружбы… ты… ты меня напугал, я и подумать не могла, что ты сейчас, в этот момент спросишь меня о таком, – она схватилась пальчиками за лоб, – я отказываю тебе. Прости, но лучше бы ты не говорил всего, что сейчас сказал. Мне нужно ехать.
Деймон даже не решился ее останавливать. Глубоко в душе он догадывался, что все так и будет, но другая часть его души была так сегодня взбудоражена, что надеялась на чудо. Кэтрин уехала. Он опять остался дома один.
Запыхавшаяся, раскрасневшаяся и взволнованная Кэтрин вбежала в дом, разделась на ходу, села на диван у столика в гостиной и успокоилась. Тут вошел мистер Гилберт и, тараторя, громко спросил:
– Где ты пропадала столь долго? Мы с матушкой переживали!
– Я была у Сальваторе, папенька, Все в порядке, мы с Деймоном сегодня отлично провели время, – спешно ответила она.
– А что это с тобой? Отчего такое волнение?
– Просто… просто, папенька, вы знаете: Деймон сделал мне предложение, и я ему отказала. Вы же и сами помните, что мы с ним дружим с детства, он хороший человек, но в мужья я его не хочу…
– Отказала?! – вдруг яростно крикнул Гордон, – как это «отказала»?! Ты что, дуреха, удумала на нашей шее до старости сидеть! – мистер Гилберт замахал кулаками, лицо его покраснело.
Кэтрин вся затряслась от страха и подлетела с дивана: никогда в жизни она не видела отца в таком гневе.
– Папенька, да в чем же я виновата?
– Ах «в чем она виновата»?! В чем ты виновата? Да в том, что денег у нас давно уже не водится! Твои эти юбки и побрякушки, - он одернул за рукав платья дочери, - стоят немереных сумм, где их нынче взять?! Мм?
– Да что ж я вам такое сделала? Да разве ль я эти деньги тратила?
– А ну-ка замолчи! А теперь развернулась, села в коляску и живо к Сальваторе! Не знаю, как ты это будешь делать: в ногах валяйся, песни пой да пляши, но если он тебя не примет – домой не возвращайся! – заорал он под конец.