Одиссея капитана Блада - английский и русский параллельные тексты

Сабатини Рафаэль

"If I am a judge," he said, "Don Diego died of fear."	– Насколько я могу судить, - сказал он, - он умер от страха.
Don Esteban struck Hagthorpe across the face at that, and Hagthorpe would have struck back, but that Blood got between, whilst his followers seized the lad.	Услышав такой оскорбительный ответ, дон Эстебан влепил Хагторпу пощечину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал меж ними и если бы его люди не схватили молодого испанца.
"Let be," said Blood.	– Перестань, - сказал Блад.
"You provoked the boy by your insult to his father."	– Ты сам вызвал мальчишку на это, оскорбив его отца.
"I was not concerned to insult," said Hagthorpe, nursing his cheek. "It is what has happened.	– Я думаю не об оскорблении, - ответил Хагторп, потирая щеку, - а о том, что произошло.
Come and look."	Пойдем посмотрим.
"I have seen," said Blood.	– Мне нечего смотреть, - сказал Блад.
"He died before I left the Cinco Llagas. He was hanging dead in his bonds when I spoke to him before leaving."	– Он умер еще до того, как мы сошли с борта "Синко Льягас", и уже мертвый висел на веревках, когда я с ним разговаривал.
"What are you saying?" cried Esteban.	– Что вы говорите? – закричал Эстебан.
Blood looked at him gravely. Yet for all his gravity he seemed almost to smile, though without mirth.	Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спросил:
"If you had known that, eh?" he asked at last.	– Ты сожалеешь о том, что не знал об этом раньше? Не так ли?
For a moment Don Esteban stared at him wide-eyed, incredulous.	Эстебан недоверчиво смотрел на него широко открытыми глазами.
"I don't believe you," he said at last.	– Я вам не верю, - наконец сказал он.
"Yet you may. I am a doctor, and I know death when I see it."	– Это твое дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед собой умершего.
Again there came a pause, whilst conviction sank into the lad's mind.	Снова наступила пауза, и юноша медленно начал сознавать, что случилось.
"If I had known that," he said at last in a thick voice, "you would be hanging from the yardarm of the Encarnacion at this moment."	– Знай я об этом раньше, ты уже висел бы на нок-рее "Энкарнасиона! "
"I know," said Blood.	– Несомненно.
"I am considering it - the profit that a man may find in the ignorance of others."	Вот поэтому я сейчас и думаю о той выгоде, какую человек может извлечь из того, что знает он и чего не знают другие.
"But you'll hang there yet," the boy raved.	– Но ты еще будешь там болтаться! – бушевал Эспиноса-младший.
Captain Blood shrugged, and turned on his heel.	Капитан Блад пожал плечами и отвернулся.
But he did not on that account disregard the words, nor did Hagthorpe, nor yet the others who overheard them, as they showed at a council held that night in the cabin.	Однако слова эти он запомнил, так же как запомнил их Хагторп и все, кто стоял на палубе. Это выяснилось на совете, состоявшемся вечером.

This council was met to determine what should be done with the Spanish prisoners.	Совет собрался для решения дальнейшей судьбы испанских пленников.
Considering that Curacao now lay beyond their reach, as they were running short of water and provisions, and also that Pitt was hardly yet in case to undertake the navigation of the vessel, it had been decided that, going east of Hispaniola, and then sailing along its northern coast, they should make for Tortuga, that haven of the buccaneers, in which lawless port they had at least no danger of recapture to apprehend.	Всем было ясно, что они не смогут добраться до Кюрасао, так как запасы воды и продовольствия были уже на исходе, а Питт еще не мог приступить к своим штурманским обязанностям. Обсудив все это, они решили направиться к востоку от острова Гаити и, пройдя вдоль его северного побережья, добраться до острова Тортуга. Там, в порту, принадлежавшем французской ВестИндской компании, им по крайней мере не угрожала опасность захвата.
It was now a question whether they should convey the Spaniards thither with them, or turn them off in a boat to make the best of their way to the coast of Hispaniola, which was but ten miles off.	Сейчас возникал вопрос, должны ли они тащить с собой испанских пленников или же, посадив их в лодку, дать им возможность самим добираться до земли, находившейся всего лишь в десяти милях.
This was the course urged by Blood himself.	Именно это предлагал сделать Блад.
"There's nothing else to be done," he insisted.	– У нас нет иного выхода, - настойчиво доказывал он.
"In Tortuga they would be flayed alive."	– На Тортуге их сожгут живьем.
"Which is less than the swine deserve," growled Wolverstone.	– Эти свиньи заслуживают и худшего! – проворчал Волверстон.
"And you'll remember, Peter," put in Hagthorpe, "that boy's threat to you this morning.	– Вспомни, Питер, - вмешался Хагторп, - чем тебе сегодня угрожал мальчишка.
If he escapes, and carries word of all this to his uncle, the Admiral, the execution of that threat will become more than possible." It says much for Peter Blood that the argument should have left him unmoved. It is a little thing, perhaps, but in a narrative in which there is so much that tells against him, I cannot - since my story is in the nature of a brief for the defence - afford to slur a circumstance that is so strongly in his favour, a circumstance revealing that the cynicism attributed to him proceeded from his reason and from a brooding over wrongs rather than from any natural instincts.	Если он спасется и расскажет дяде-адмиралу о том, что случилось, осуществление его угрозы станет более чем возможным.
"I care nothing for his threats."	– Я не боюсь его угроз.
"You should," said Wolverstone.	– А напрасно, - заметил Волверстон.
"The wise thing'd be to hang him, along o' all the rest."	– Разумнее было бы повесить его вместе с остальными.
"It is not human to be wise," said Blood.	– Гуманность проявляется не только в разумных поступках, - сказал Блад, размышляя вслух.
"It is much more human to err, though perhaps exceptional to err on the side of mercy.	– Иногда лучше ошибаться во имя гуманности, даже если эта ошибка, пусть даже в виде исключения, объясняется состраданием.
We'll be exceptional.	Мы пойдем на такое исключение.

Oh, faugh! I've no stomach for cold-blooded killing.	Я не могу согласиться с таким хладнокровным убийством.
At daybreak pack the Spaniards into a boat with a keg of water and a sack of dumplings, and let them go to the devil."	На рассвете дайте испанцам шлюпку, бочонок воды, несколько лепешек, и пусть они убираются к дьяволу!
That was his last word on the subject, and it prevailed by virtue of the authority they had vested in him, and of which he had taken so firm a grip. At daybreak Don Esteban and his followers were put off in a boat.	Это было его последнее слово. Люди, наделившие Блада властью, согласились с его решением, и на рассвете дон Эстебан и его соотечественники покинули корабль.
Two days later, the Cinco Llagas sailed into the rock-bound bay of Cayona, which Nature seemed to have designed for the stronghold of those who had appropriated it.	Два дня спустя "Синко Льягас" вошел в окруженную скалами Кайонскую бухту. Эта бухта, созданная природой, представляла собой неприступную цитадель для тех, кому посчастливилось ее захватить.
Chapter XIII	Глава XIII
TORTUGA	ТОРТУГА
It is time fully to disclose the fact that the survival of the story of Captain Blood's exploits is due entirely to the industry of Jeremy Pitt, the Somersetshire shipmaster.	Сейчас будет вполне своевременно предать гласности тот факт, что история подвигов капитана Блада дошла до нас только благодаря трудолюбию Джереми Питта - шкипера из Сомерсетшира.
In addition to his ability as a navigator, this amiable young man appears to have wielded an indefatigable pen, and to have been inspired to indulge its fluency by the affection he very obviously bore to Peter Blood.	Молодой человек был не только хорошим моряком, но и обладателем бойкого пера, которое он неутомимо использовал, воодушевляемый несомненной привязанностью к Питеру Бладу.
He kept the log of the forty-gun frigate Arabella, on which he served as master, or, as we should say to-day, navigating officer, as no log that I have seen was ever kept.	Питт вел судовой журнал так, как не велся ни один подобного рода журнал из тех, что мне довелось видеть.
It runs into some twenty-odd volumes of assorted sizes, some of which are missing altogether and others of which are so sadly depleted of leaves as to be of little use.	Он состоял из двадцати с лишним томов различного формата. Часть томов безвозвратно утрачена, в других не хватает многих страниц.
But if at times in the laborious perusal of them - they are preserved in the library of Mr. James Speke of Comerton - I have inveighed against these lacunae, at others I have been equally troubled by the excessive prolixity of what remains and the difficulty of disintegrating from the confused whole the really essential parts.	Однако если при тщательном ознакомлении с ними в библиотеке г-на Джеймса Спека из Комертина я временами страшно досадовал на пропуски, то порой меня искренне удручало чрезмерное многословие Питта, создававшее большие трудности при отборе наиболее существенных фактов из беспорядочной массы дошедших до нас документов.
I have a suspicion that Esquemeling - though how or where I can make no surmise - must have obtained access to these records, and that he plucked from them the brilliant feathers of several exploits to stick them into the tail of his own hero, Captain Morgan. But that is by the way.	Первые тома журнала Питта почти целиком заняты изложением событий, предшествовавших появлению Блада на Тортуге. Эти тома, так же как и собрание протоколов государственных судебных процессов, пока что являются главными, хотя и не единственными источниками, откуда я черпал материалы для моего повествования.

I mention it chiefly as a warning, for when presently I come to relate the affair of Maracaybo, those of you who have read Esquemeling may be in danger of supposing that Henry Morgan really performed those things which here are veraciously attributed to Peter Blood.	Питт особенно подчеркивает тот факт, что именно эти обстоятельства, на которых я подробно останавливался, вынудили Питера Блада искать убежища на Тортуге.
I think, however, that when you come to weigh the motives actuating both Blood and the Spanish Admiral, in that affair, and when you consider how integrally the event is a part of Blood's history -whilst merely a detached incident in Morgan's - you will reach my own conclusion as to which is the real plagiarist.	Он пишет об этом пространно и с заметным пристрастием, убеждающим нас в том, что в свое время на этот счет высказывалось другое мнение.
The first of these logs of Pitt's is taken up almost entirely with a retrospective narrative of the events up to the time of Blood's first coming to Tortuga.	Он настаивает на отсутствии у Блада и его товарищей по несчастью каких-либо предварительных намерений объединиться с пиратами, которые превратили, под полуофициальной защитой французов, Тортугу в свою базу, откуда и совершали пиратские набеги на испанские колонии и корабли.
This and the Tannatt Collection of State Trials are the chief - though not the only - sources of my history so far.	По утверждению Питта, Блад вначале стремился уехать во Францию или Голландию.
Pitt lays great stress upon the fact that it was the circumstances upon which I have dwelt, and these alone, that drove Peter Blood to seek an anchorage at Tortuga.	Однако в ожидании попутного корабля он израсходовал почти все имевшиеся у него деньги.
He insists at considerable length, and with a vehemence which in itself makes it plain that an opposite opinion was held in some quarters, that it was no part of the design of Blood or of any of his companions in misfortune to join hands with the buccaneers who, under a semi-official French protection, made of Tortuga a lair whence they could sally out to drive their merciless piratical trade chiefly at the expense of Spain.	Их у него было не очень много, и Питт сообщает, что тогда-то он и заметил признаки внутреннего беспокойства, мучившего его друга.
It was, Pitt tells us, Blood's original intention to make his way to France or Holland.	Питт высказывает предположение, что Блад, общаясь в эти дни вынужденного бездействия с искателями приключений, заразился их настроениями, столь характерными для этой части Вест-Индии.
But in the long weeks of waiting for a ship to convey him to one or the other of these countries, his resources dwindled and finally vanished.	Я не думаю, чтобы Питта можно было обвинить в придумывании каких-то оправданий для своего друга, потому что многое действительно могло угнетать Питера Блада.
Also, his chronicler thinks that he detected signs of some secret trouble in his friend, and he attributes to this the abuses of the potent West Indian spirit of which Blood became guilty in those days of inaction, thereby sinking to the level of the wild adventurers with whom ashore he associated.	Несомненно, он часто думал об Арабелле Бишоп и сходил с ума, сознавая, что она для него недосягаема.

I do not think that Pitt is guilty in this merely of special pleading, that he is putting forward excuses for his hero.	Он любил Арабеллу и в то же время понимал, что она потеряна для него безвозвратно.
I think that in those days there was a good deal to oppress Peter Blood.	Вполне объяснимо, конечно, его желание уехать во Францию или в Голландию, но вряд ли он мог объяснить и отчетливо представить себе, что будет там делать.
There was the thought of Arabella Bishop - and that this thought loomed large in his mind we are not permitted to doubt.	Ведь в конце концов он был беглым рабом, человеком, объявленным вне закона у себя на родине, и бездомным изгнанником на чужбине.
He was maddened by the tormenting lure of the unattainable.	Оставалось только море, открытое для всех и особенно манящее к себе тех, кто чувствовал себя во вражде со всем человечеством.
He desired Arabella, yet knew her beyond his reach irrevocably and for all time.	Таким образом, душевное состояние Блада и свойственный ему дух смелой предприимчивости, толкнувшие его в свое время на поиски приключений просто из-за любви к ним, вынудили его уступить, а наличие у него богатого опыта и, я сказал бы, даже таланта в командовании военными кораблями лишь умножило соблазнительность выдвигаемых предложений.
Also, whilst he may have desired to go to France or Holland, he had no clear purpose to accomplish when he reached one or the other of these countries.	Следует также помнить, что такие заманчивые предложения исходили не только от знакомых ему пиратов, наполнявших кабачки Тортуги, но даже и от губернатора острова д'Ожерона, получавшего от корсаров в качестве портовых сборов десятую часть всей их добычи.
He was, when all is said, an escaped slave, an outlaw in his own land and a homeless outcast in any other.	Помимо этого, д'Ожерон неплохо зарабатывал и на комиссионных поручениях, принимая наличные деньги и выдавая взамен их векселя, подлежащие оплате во Франции.
There remained the sea, which is free to all, and particularly alluring to those who feel themselves at war with humanity.	Занятие, которое казалось бы отвратительным, если бы в защиту его высказывались только грязные, полупьяные авантюристы, охотники, лесорубы и прибрежные жители, собирающие все то, что выбрасывается морем, становилось солидной, почти узаконенной разновидностью каперства[46], когда его необходимость убедительно доказывал изысканно одетый господин, представлявший здесь интересы французской Вест-Индской компании с таким видом, будто он был представителем самой Франции.
And so, considering the adventurous spirit that once already had sent him a-roving for the sheer love of it, considering that this spirit was heightened now by a recklessness begotten of his outlawry, that his training and skill in militant seamanship clamorously supported the temptations that were put before him, can you wonder, or dare you blame him, that in the end he succumbed?	Все, кто спасся с Питером Бладом с плантаций Барбадоса, и в числе их сам Джереми Питт, в ушах которого постоянно шумел настойчивый зов моря, почувствовав себя вечными изгнанниками, также хотели присоединиться к великому "береговому братству", как называли себя пираты.

And remember that these temptations proceeded not only from adventurous buccaneering acquaintances in the taverns of that evil haven of Tortuga, but even from M. d'Ogeron, the governor of the island, who levied as his harbour dues a percentage of one tenth of all spoils brought into the bay, and who profited further by commissions upon money which he was desired to convert into bills of exchange upon France.	Они настоятельно требовали от Блада согласия быть их, вожаком и клялись следовать за ним повсюду.
A trade that might have worn a repellent aspect when urged by greasy, half-drunken adventurers, boucan-hunters, lumbermen, beach-combers, English, French, and Dutch, became a dignified, almost official form of privateering when advocated by the courtly, middle-aged gentleman who in representing the French West India Company seemed to represent France herself.	Если подвести итог под записями Джереми, посвященными этому вопросу, то выйдет так, что Блад подчинился своим настроениям и настояниям друзей и отдался течению судьбы, заявив, что от нее все равно никуда не уйдешь.
Moreover, to a man - not excluding Jeremy Pitt himself, in whose blood the call of the sea was insistent and imperative - those who had escaped with Peter Blood from the Barbados plantations, and who, consequently, like himself, knew not whither to turn, were all resolved upon joining the great Brotherhood of the Coast, as those rovers called themselves.	Я думаю, что основной причиной его колебаний и столь длительного сопротивления была мысль об Арабелле Бишоп.
And they united theirs to the other voices that were persuading Blood, demanding that he should continue now in the leadership which he had enjoyed since they had left Barbados, and swearing to follow him loyally whithersoever he should lead them.	Ни тогда, ни позже он не задумывался о том, что им, может быть, не суждено больше встретиться.
And so, to condense all that Jeremy has recorded in the matter, Blood ended by yielding to external and internal pressure, abandoned himself to the stream of Destiny.	Он представлял себе, с каким презрением она будет вспоминать о нем, услышав, что он стал корсаром, и это презрение, существовавшее пока лишь в его воображении, причиняло ему такую боль, как если бы оно уже стало реальностью.
"Fata viam invenerunt," is his own expression of it.	Мысль об Арабелле Бишоп никогда не покидала его.
If he resisted so long, it was, I think, the thought of Arabella Bishop that restrained him.	Совершив сделку со своей совестью - а воспоминания об этой девушке делали его совесть болезненно чувствительной, - он дал клятву сохранить свои руки настолько чистыми, насколько это было возможно для человека отчаянной профессии, которую он сейчас выбрал.
That they should be destined never to meet again did not weigh at first, or, indeed, ever.	Он, видимо, не питал никаких обманчивых надежд когда-либо добиться взаимности этой девушки или даже вообще встретиться с ней, но горькая память о ней должна была навсегда сохраниться в его душе.
He conceived the scorn with which she would come to hear of his having turned pirate, and the scorn, though as yet no more than imagined, hurt him as if it were already a reality.	Приняв решение, он с увлечением занялся подготовкой к пиратской деятельности.

And even when he conquered this, still the thought of her was ever present.	Д'Ожерон, пожалуй, самый услужливый из всех губернаторов, дал ему значительную ссуду на снаряжение корабля
He compromised with the conscience that her memory kept so disconcertingly active.	"Синко Льягас", переименованного в
He vowed that the thought of her should continue ever before him to help him keep his hands as clean as a man might in this desperate trade upon which he was embarking.	"Арабеллу".
And so, although he might entertain no delusive hope of ever winning her for his own, of ever even seeing her again, yet the memory of her was to abide in his soul as a bitter-sweet, purifying influence.	Блад долго раздумывал, перед тем как дать кораблю новое имя, опасаясь выдать этим свои истинные чувства.
The love that is never to be realized will often remain a man's guiding ideal.	Однако его друзья увидели в новом имени корабля лишь выражение иронии, свойственной их руководителю.
The resolve being taken, he went actively to work.	Неплохо разбираясь в людях, Блад добавил к числу своих сторонников еще шестьдесят человек, тщательно отобранных им из числа искателей приключений, околачивающихся на Тортуге.
Ogeron, most accommodating of governors, advanced him money for the proper equipment of his ship the Cinco Llagas, which he renamed the Arabella.	Как было принято неписаными законами "берегового братства", он заключил договор с каждым членом своей команды, по которому договаривающийся получал определенную долю захваченной добычи.
This after some little hesitation, fearful of thus setting his heart upon his sleeve.	Но во всех остальных отношениях этот договор резко отличался от соглашений подобного рода.
But his Barbados friends accounted it merely an expression of the ever-ready irony in which their leader dealt.	Все проявления буйной недисциплинированности, обычные для корсарских кораблей, на борту
To the score of followers he already possessed, he added threescore more, picking his men with caution and discrimination - and he was an exceptional judge of men - from amongst the adventurers of Tortuga.	"Арабеллы" категорически запрещались.
With them all he entered into the articles usual among the Brethren of the Coast under which each man was to be paid by a share in the prizes captured.	Те, кто уходил с Бладом в океан, обязывались полностью и во всем подчиняться ему и ими самими выбранным офицерам, а те, кого не устраивали эти условия, могли искать себе другого вожака.
In other respects, however, the articles were different.	В канун Нового года, после окончания сезона штормов, Блад вышел в море на хорошо оснащенном и полностью укомплектованном корабле.
Aboard the Arabella there was to be none of the ruffianly indiscipline that normally prevailed in buccaneering vessels.	Но, еще прежде чем он возвратился в мае из затянувшегося и насыщенного событиями плавания, слава о нем промчалась по Карибскому морю подобно ряби, гонимой ветром.

Those who shipped with him undertook obedience and submission in all things to himself and to the officers appointed by election.	В самом начале плавания в Наветренном проливе произошла битва с испанским галионом, закончившаяся его потоплением.
Any to whom this clause in the articles was distasteful might follow some other leader.	Затем с помощью нескольких пирог был совершен дерзкий налет на испанскую флотилию, занимавшуюся добычей жемчуга у Риодель-Хача, и захвачена вся добыча этой флотилии.
Towards the end of December, when the hurricane season had blown itself out, he put to sea in his well-found, well-manned ship, and before he returned in the following May from a protracted and adventurous cruise, the fame of Captain Peter Blood had run like ripples before the breeze across the face of the Caribbean Sea.	Потом была предпринята десантная экспедиция на золотые прииски Санта-Мария на Мэйне, подробностям описания которой даже трудно поверить, и совершено еще несколько других менее громких дел.
There was a fight in the Windward Passage at the outset with a Spanish galleon, which had resulted in the gutting and finally the sinking of the Spaniard.	Из всех схваток команда
There was a daring raid effected by means of several appropriated piraguas upon a Spanish pearl fleet in the Rio de la Hacha, from which they had taken a particularly rich haul of pearls.	"Арабеллы" вышла победительницей, захватив богатую добычу и понеся небольшие потери в людях.
There was an overland expedition to the goldfields of Santa Maria, on the Main, the full tale of which is hardly credible, and there were lesser adventures through all of which the crew of the Arabella came with credit and profit if not entirely unscathed.	Итак, слава об
And so it happened that before the Arabella came homing to Tortuga in the following May to refit and repair - for she was not without scars, as you conceive - the fame of her and of Peter Blood her captain had swept from the Bahamas to the Windward Isles, from New Providence to Trinidad.	"Арабелле", возвратившейся на Тортугу в мае следующего года, и о капитане Питере Бладе прокатилась от Багамских до Наветренных островов и от Нью-Провиденс[47] до Тринидада.
An echo of it had reached Europe, and at the Court of St. James's angry representations were made by the Ambassador of Spain, to whom it was answered that it must not be supposed that this Captain Blood held any commission from the King of England; that he was, in fact, a proscribed rebel, an escaped slave, and that any measures against him by His Catholic Majesty would receive the cordial approbation of King James II.	Эхо этой славы докатилось и до Европы.
Don Miguel de Espinosa, the Admiral of Spain in the West Indies, and his nephew Don Esteban who sailed with him, did not lack the will to bring the adventurer to the yardarm.	Испанский посол при Сент-Джеймском дворе, как назывался тогда двор английского короля, представил раздраженную ноту, на которую ему официально ответили, что капитан Блад не только не состоит на королевской службе, но является осужденным бунтовщиком и беглым рабом, в связи с чем все мероприятия против подлого преступника со стороны его католического величества[48] получат горячее одобрение Якова II.

With them this business of capturing Blood, which was now an international affair, was also a family matter.	Дон Мигель де Эспиноса - адмирал Испании в Вест-Индии и племянник его дон Эстебан страстно мечтали захватить этого авантюриста и повесить его на нок-рее своего корабля.
Spain, through the mouth of Don Miguel, did not spare her threats.	Вопрос о захвате Блада, принявший сейчас международный характер, был для них личным, семейным делом.
The report of them reached Tortuga, and with it the assurance that Don Miguel had behind him not only the authority of his own nation, but that of the English King as well.	Дон Мигель не скупился на угрозы по адресу Блада.
It was a brutum fulmen that inspired no terrors in Captain Blood.	Слухи об этих угрозах долетели до Тортуги одновременно с заявлением испанского адмирала о том, что в своей борьбе с Бладом он опирается не только на мощь своей страны, но и на авторитет английского короля.
Nor was he likely, on account of it, to allow himself to run to rust in the security of Tortuga.	Хвастовство адмирала не испугало капитана Блада.
For what he had suffered at the hands of Man he had chosen to make Spain the scapegoat.	Он не позволил себе и своей команде бездельничать на Тортуге, решив сделать Испанию козлом отпущения за все свои муки.
Thus he accounted that he served a twofold purpose: he took compensation and at the same time served, not indeed the Stuart King, whom he despised, but England and, for that matter, all the rest of civilized mankind which cruel, treacherous, greedy, bigoted Castile sought to exclude from intercourse with the New World.	Это вело к достижению двоякой цели: удовлетворяло кипящую в нем жажду мести и приносило пользу - конечно, не ненавистному английскому королю Якову II, но Англии, а с нею и всей остальной части цивилизованного человечества, которую жадная и фанатичная Испания пыталась не допустить к общению с Новым Светом.
One day as he sat with Hagthorpe and Wolverstone over a pipe and a bottle of rum in the stifling reek of tar and stale tobacco of a waterside tavern, he was accosted by a splendid ruffian in a gold-laced coat of dark-blue satin with a crimson sash, a foot wide, about the waist.	Однажды, когда Блад, покуривая трубку, вместе с Хагторпом и Волверстоном сидел за бутылкой рома в пропахшей смолой и табаком прибрежной таверне, к ним подошел неизвестный человек в расшитом золотом камзоле из темно-голубого атласа, подпоясанном широким малиновым кушаком.
"C'est, vous qu'on appelle Le Sang?" the fellow hailed him.	– Это вы тот, кого называют Ле Сан? [49] -обратился он к Бладу.
Captain Blood looked up to consider the questioner before replying.	Прежде чем ответить на этот вопрос, капитан Блад взглянул на разряженного головореза.
The man was tall and built on lines of agile strength, with a swarthy, aquiline face that was brutally handsome.	В том, что это был именно головорез, не стоило сомневаться - достаточно было взглянуть на быстрые движения его гибкой фигуры и грубо-красивое смуглое лицо с орлиным носом.
A diamond of great price flamed on the indifferently clean hand resting on the pummel of his long rapier, and there were gold rings in his ears, half-concealed by long ringlets of oily chestnut hair.	Его не очень чистая рука покоилась на эфесе длинной рапиры, на безымянном пальце сверкал огромный брильянт, а уши были украшены золотыми серьгами, полуприкрытыми длинными локонами маслянистых каштановых волос.

Captain Blood took the pipe-stem from between his lips.	Капитан Блад вынул изо рта трубку и ответил:
"My name," he said, "is Peter Blood.	– Мое имя Питер Блад.
The Spaniards know me for Don Pedro Sangre and a Frenchman may call me Le Sang if he pleases."	Испанцы знают меня под именем дона Педро Сангре, а француз, если ему нравится, может называть меня Ле Сан.
"Good," said the gaudy adventurer in English, and without further invitation he drew up a stool and sat down at that greasy table.	– Хорошо, - сказал авантюрист по-английски и, не ожидая приглашения, пододвинул стул к грязному столу.
"My name," he informed the three men, two of whom at least were eyeing him askance, "it is Levasseur.	– Мое имя Левасер, - сообщил он трем собеседникам, из которых по крайней мере двое подозрительно его рассматривали.
You may have heard of me."	– Вы, должно быть, слыхали обо мне.
They had, indeed.	Да, его имя, конечно, было им известно.
He commanded a privateer of twenty guns that had dropped anchor in the bay a week ago, manned by a crew mainly composed of French boucanhunters from Northern Hispaniola, men who had good cause to hate the Spaniard with an intensity exceeding that of the English.	Левасер командовал двадцатипушечным капером, неделю назад бросившим якорь в Тортугской бухте. Команда корабля состояла из французов-охотников, которые жили в северной части Гаити и ненавидели испанцев еще сильнее, чем англичане.
Levasseur had brought them back to Tortuga from an indifferently successful cruise. It would need more, however, than lack of success to abate the fellow's monstrous vanity.	Левасер вернулся на Тортугу после малоуспешного похода, однако потребовалось бы нечто гораздо большее, нежели отсутствие успехов, для того чтобы умерить чудовищное тщеславие этого горластого авантюриста.
A roaring, quarrelsome, hard-drinking, hard-gaming scoundrel, his reputation as a buccaneer stood high among the wild Brethren of the Coast.	Сварливый, как базарная торговка, пьяница и азартный игрок, он пользовался шумной известностью у дикого "берегового братства".
He enjoyed also a reputation of another sort.	За ним укрепилась и еще одна репутация совсем иного сорта.
There was about his gaudy, swaggering raffishness something that the women found singularly alluring.	Его щегольское беспутство и смазливая внешность привлекали к нему женщин из самых различных слоев общества.
That he should boast openly of his bonnes fortunes did not seem strange to Captain Blood; what he might have found strange was that there appeared to be some measure of justification for these boasts.	Он открыто хвастался своими успехами у "второй половины человеческого рода", как выражался сам Левасер, и надо отдать справедливость - у него были для этого серьезные основания.
It was current gossip that even Mademoiselle d'Ogeron, the Governor's daughter, had been caught in the snare of his wild attractiveness, and that Levasseur had gone the length of audacity of asking her hand in marriage of her father.	Ходили упорные слухи, что даже дочь губернатора, мадемуазель д'Ожерон, вошла в число его жертв, и Левасер имел наглость просить у отца ее руки.
M. d'Ogeron had made him the only possible answer. He had shown him the door.	Единственно, чем мог ответить губернатор на лестное предложение стать тестем распутного бандита, - это указать ему на дверь, что он и сделал.