Одного поля ягоды

babylonsheep

Том подошёл вперёд, левитируя связанного вампира перед собой у кончика своей палочки, пока они не добрались до деревянного прилавка. Затем Том устроил вампира, с его перекошенным аскотом и прочей одеждой, лицом вверх на поверхность прилавка и направил концы металлических оков глубоко в дерево. Вампиры были магическими существами. Как и большинство магических существ, они часто имели собственную магию, отличную от волшебников-людей. Том вспомнил, как был отброшен и окровавлен русалкой, которую поймал в Чёрном озере. Он бросил в неё Оглушающим, но заклинание продержалось меньше десяти минут. Было лучше уповать на физические оковы.

— Произошло печальное недоразумение, —

сказал вампир, дёргая металлические путы на своих запястьях. Он был сильным: дерево скрипело от его рывка. — Я предположил, что вы воры, пришедшие с целью разбоя. Если вы отпустите меня, я соглашусь оставить это унижение позади и позволить нам расстаться как чужим в розовом румянце утра.

Том призвал Приклеивающее заклинание на наручники, произвёл немного сложной трансфигурации, чтобы соединить металл с деревом, деревянный прилавок — с каменным полом, и закончил движение палочкой с заклинанием парализации, чтобы предотвратить ёрзание вампира.

— Хотя бы снимите с себя Дезиллюминационные заклинания, — жаловался вампир. — Я знаю, здесь два волшебника. Да, волшебника. Ведьма бы никогда не отнеслась ко мне с такой несправедливостью. Им, сладким нимфеткам, рождённым под нежным покровительством Венеры, хватает ума, чтобы не считать меня порочным существом ночи. Я, — журчал он, — маэстро человеческого тела. Каждое моё касание приносит блаженство, каждый поцелуй — экстаз…

— …Пока ты не высосешь их досуха, скверная минога, — резко вставил Нотт, отменяя Дезиллюминационное заклинание. — Тебе нравятся ведьмы настолько, насколько мне — трайфл{?}[Английский десерт в станчиках (или одном большом стакане). Множество слоёв бисквита или пропитанного в алкоголе печенья, взбитых сливок, крема, джема, фруктов и ягод — насколько хватит фантазии повару. В некотором роде тирамису — это разновидность трайфла. ]: только он не пытается убежать от меня в криках ужаса. Фу, у этой твари текут слюни. Поспеши допросить его, пока кузнец не понял, что что-то не так.

Том завершил своё Дезиллюминационное, палочка поднялась для ещё одного заклинания. Империо.

Глаза вампира вытаращились, и его воля противостояла Тому с большей силой, чем у любого человека, с которым ему довелось себя испытывать. Кроме Дамблдора, возможно, но Том никогда не тёрся своим разумом о разум старика. Он только шептал по краю сознания профессора, как порхающая бабочка, отступая, когда Дамблдор объявлял о конце демонстрации приложенной окклюменции, исполненной мастером этого искусства. Вампирам запрещали пользоваться палочками, поэтому они не могли накладывать заклинания. Вместо этого у них был природный талант легилименции, похожий на талант Тома. У них была способность чуять и околдовывать добычу в податливый ступор. Простой трюк, мощный, но тупой инструмент, лишённый точности и отточенной остроты умственной магии Тома.

Вместо того чтобы прорываться собой, как он это сделал с Вайкардом Козелом, волшебником, организовавшим диверсию в Монтрозе, Том пошёл окольным путем, рассеивая свое внимание на одну, затем две и, наконец, три прощупывающие ветви, которые прокрались сквозь поверхностное сопротивление вампира. Разум вампира попытался заблокировать ему вход в одну точку, и щуп в ответ отступил, но два других прорыли тоннель глубже, протаскивая блестящие зеленовато-жёлтые нити границы заклинания Империуса через ручейки и реки памяти существа.

«Легче. Контроль без ущерба. Вспомни, как ты захватил Эйвери. Не уничтожай его разум, но сделай его своим», — напоминал он себе.

Том медленно дышал, собираясь с силами и успокаивая громкие

удары своего сердца. Он чувствовал, как его контроль устанавливался над чужим сознанием. И так это и было: совершенно чуждо. Под организованной мыслью и памятью, типичными для разумного существа с высшим разумом, скрывается разум зверя, находящегося в спячке. Тому было тревожно исследовать зверя, похожего на человека, изнутри, без отвлекающего хаоса чисто животных чувственных инстинктов, который он обнаружил в разуме акромантула. Том всегда считал «базовые потребности», которые он иногда ощущал, слабостью низших людей, которую можно подавлять, когда бы он ни захотел. Вампир рассматривал свои собственные побуждения не как врага, а как неотделимые от самого себя. Он и зверь были одним целым, и вместе они были физическим проявлением жажды крови.

Его глаза распахнулись.

— Как тебя зовут? — спросил он вампира, чьи голодные глаза блестели, как вишенки на торте.

— Вацлав Яношик.

— Хранитель Тайны — вампир. Это многое объясняет, — сказал Нотт. — Без палочки, но способный на физические подвиги и разумное мышление. Устойчив к атакам магии и легилименции. Ну, большей части легилименции.

— Что наверху? — продолжал Том.

— Мой шедевральный проект, — сказал вампир. — Ведь я всего лишь скромный подмастерье.

— Что, — сказал Том, сжимая путы своей воли крепче вокруг разума вампира, — именно за проект?

— Канал.

— Поясни.

— Магический входной порт, изготовленный из зачарованного металла в стиле барокко Шлоссгартена.{?}[Шлоссгартен (нем. «Дворцовый сад») — парк на севере от дворца Карлсруэ. Сад был разбит во французском барочном стиле в начале XVIII в., подражая садам Версаля. Во второй половине XVIII в. парк был перестроен в английском пейзажном стиле. ]

— Ты имеешь в виду… проход.

— Если Вам так угодно, — вздохнул вампир. — У вас, англичан, нет вкуса.

— Ты поддерживаешь Тёмного Лорда?

— Я не поддерживаю этого человека. Он думает слишком по-смертному близоруко — слишком нетерпелив, всегда торопится, когда нужно выжидать. Но я поддерживаю его принципы. В конце концов, у кого-то должен быть некоторый вкус.

— Но почему? — спросил Нотт. — Что есть у него, чего ты хочешь?

— Раз уж вы так настаиваете на этом, полагаю, у меня нет другого выбора, кроме как ответить, — сказал вампир сдавшимся голосом. — Международный Статут о секретности запрещает растление магловских женщин, как бы жарко они ни умоляли об этом. Это бы глубоко расстроило маглов и вынудило бы их на охоту за ведьмами, которая бы лишь сильнее расстроила волшебников. Поэтому я должен обращаться к ведьмам, но их не так просто сбить с пути, чтобы снова и снова приглашать меня для их удовлетворения. Пока дело не дойдёт до моего собственного, на что они отвергают меня так же резко, как стрела Эроса пронзает мою грудь, — он отчаянно вздохнул. — Это выходит за пределы унижения. Мужья, однако, не слишком сочувствуют моему бедственному положению.

Но однажды, когда не станет международного Статута, больше не будет защиты маглов… В этот день я смогу раз и навсегда утолить вечное проклятье, возложенное на меня, усмирить жажду, которая поднимается во мне, когда я слышу предохранительные клапаны, срывающиеся внутри меня. О, как громко оно ревёт в моих ушах, какое ужасное искушение для моей бедной прoклятой души! Но знайте, что я не держу зла на Вас и Вам подобных, волшебник. Это правда, и Вы знаете, что это правда.

— Почему ты не можешь «сбить с пути» волшебника? — спросил Том. — Почему ты так одержим ведьмами?