Одного поля ягоды
Шрифт:
И это мы говорим о битве с кем-то с уровнем знаний и подготовки большинства волшебников, особенно тех, кто называет себя солдатами удачи{?}[Наёмники]. Встреча с министром Гриндевальдом на поле боя — это совсем другое дело.
Гермиона сглотнула:
— Я слышала, его исключили из школы до выпуска. Получается, он был не таким уж хорошим учеником?
— «Хорошим»? — мистер Пацек рассмеялся. — Человек вроде Министра не нуждается в документах и сертификатах, чтобы доказать, на что он способен. Он никогда не был хорошим. Он был — есть — выдающийся. Это и делает его таким устрашающим: незаконность не преграда для него, ровно как и аморальность. Я слышал, что он приносил или искал возможности создать на поле боя марионетки из погибших, —
Незаконность не преграда для него.
Этот момент неприятно напомнил Гермионе Тома Риддла. Она глубоко вздохнула и села на свою кровать. Стёганые покрывала были украшены розовыми и фиолетовыми цветами, и этот узор в точности повторялся на покрывале в её кровати в подвале. Кровать и мебель мамы с папой тоже были полностью скопированы: их угол в подвале выглядел так, будто их спальня была перенесена в студию со свободной планировкой размером с этаж дома.
Гермиона решила спросить о вещах, ответы на которые она хотела узнать уже очень давно. Она бы добавила их в список своих академических вопросов, но она не была уверена, что Том не станет читать её записи, пока она в туалете. А теперь, когда он имел возможность колдовать в подвале, он мог их скопировать целиком лишь взмахом палочки. Лучше всего было не вызывать у него подозрений, если это не было необходимо. Она знала, что Том был очень уязвим, когда дело касалось доверия другим людям. Для кого-то, кого не волновали законы и кодексы поведения, было забавно, как он считал предательство худшим преступлением на земле.
— Существуют ли обереги, которые работают как защита от контроля разума? — спросила Гермиона. — Я читала, что существуют заклинания — незаконные заклинания, — которые умеют это делать, и если где-то бродят опасные волшебники, кому законы не писаны, было бы здорово защититься от них?
— Вы имеете в виду проклятие Империус? Третье, но не менее тёмное среди Непростительных? — сказал мистер Пацек, замедляя палочку в руке. Он поднялся с хрустом суставов и посмотрел на неё изучающим взглядом. — Неожиданная тема для чтения для юной леди Вашего возраста, мне кажется.
Она не собиралась рассказывать ему, что она изучала это в первую неделю в Хогвартсе.
Но… Проклятие Империус? Непростительные?
Мистер Пацек, сам того не ведая, дал ей больше информации для её исследований, которые она собиралась отложить до седьмого года, когда сможет получить записку от учителя и легальный доступ к запретной секции. Она знала, что недостаток информации сдерживал и Тома, и ему приходилось просматривать полки пыльных книг о законе в поисках крупиц знаний.
— Я… — начала Гермиона, сожалея, что она не такой хороший оратор, как Том. — Я думаю, что это потрясающая магия, но в то же время… Ужасающая. Нет ничего более пугающего, чем потерять свою волю, действия, свободу выбора и суверенитет своего разума и тела. Думаю, это самое страшное, что можно сделать с помощью магии. Если это называется «непростительные», то я полностью с этим согласна. Сэр, я лишь хочу защитить себя и свою семью, если это вообще возможно.
— Основная причина, почему они называются Непростительные, — осторожно сказал мистер Пацек, всё ещё её изучая, — это потому, что нет никакого способа их отразить, когда они выпущены, если не создавать физический барьер. Обычные щитовые заклинания, защитные обереги и большинство зачарованных артефактов не сработают против них. Вторая причина, почему они Непростительные и запрещены законом, это потому что для их наложения, как и для большинства заклинаний, нужна концентрированная сила намерения. Нужно желать отобрать автономию другого живого существа, нужно действительно жаждать доминировать. Если бы существовал защитный оберег от Империуса, кто-то с силой и возможностью
— Сэр, — задохнулась Гермиона, чувствуя, как пальцы её ног скручиваются от ужаса, — Вы говорите, что не существует способа самозащиты от… от захвата, если кто-то действительно этого хочет?
— Существует, — тихо сказал мистер Пацек, смягчая взгляд от её шокированной реакции. — Вам надо быть осторожной, мисс Грейнджер. Вы молодая ведьма, выращенная как магл, — Вы знаете, что я имею в виду. Доверяйте правильным людям и держите нужных друзей поближе. И не заводите неправильных врагов. Почему, Вы думаете, я решил остаться в стороне от войны? Я не хочу наживать себе врагов, когда я слишком хорошо знаю свои слабости. Я хороший мастер оберегов — и общепризнанный в Богемии мастер своего дела, — но я никогда не был хорошим дуэлянтом, и это так же известно всем, кто учился со мной в Дурмстранге. Чтобы нейтрализовать эти заклинания, нужно обладать рефлексами и спонтанностью дуэлянта.
— Не мешало бы подтянуть свои навыки защиты от Тёмных искусств, — сказала Гермиона наполовину про себя. Она отлично разбиралась в теории всех предметов, но её работа палочкой не была и вполовину настолько хорошей, как ей бы хотелось. Она могла выучить список заклинаний с уроков, но у неё не было мгновенных рефлексов, что она выяснила, когда впервые села на метлу на уроке полётов и чуть было не слетела лицом вниз через кольцо ворот квиддича, когда все поворачивали.
— Ваш юный друг, похоже, обладает природной способностью к защите от Тёмных искусств, — заметил мистер Пацек. — Я видел, что он может вызывать неплохие щитовые заклинания, что я припоминаю в своей программе четвёртого года. Его щит был небольшим, но в нём была осевая симметрия, и он не был таким вытянутым и тусклым, как мои первые попытки. Он был неуязвим для мелких и средних атак, как магических, так и физических, что говорит об очень сильном заклинателе, — он окинул Гермиону внимательным взглядом, а когда заговорил, то произнёс низким, усталым голосом. — Он был бы хорошим другом, чтобы держать его поближе, если Вы доверяете ему. Не думаю, что он понравится Вам в качестве врага.
Если Вы доверяете ему.
Скрытые смыслы за этими словами приводили в замешательство.
Считал ли он Тома не заслуживающим доверия? Сделал ли Том что-то?
Том обычно хорошо себя вёл со взрослыми, большинство из них считало его обаятельным пареньком с блестящими перспективами и ясным умом, чьё сиротское происхождение сделало его милым и храбрым, а не объектом презрения и жалости. Том делал вид, что эти умиления вызывали у него отвращение, но она знала, что его ужасно раздражало, если он не получал особого сочувствия на регулярной основе.
Пожалуй, это объясняло, почему он так сильно ненавидел сиротский приют. Приют Вула и пристрастия миссис Коул не могли дать ему той движущей силы, какую предлагал Хогвартс.
Тому нравилось, что Гермиона была честной с ним и отказывалась дарить ему «особое отношение». Он поощрял её жестокую честность, особенно когда дело касалось их профессоров и однокурсников, и её жалкие попытки забавляли его. Не то чтобы она потакала ему, стараясь изо всех сил. Ей не нравилась бессмысленная жестокость. Как и чувство юмора Тома, если уж на то пошло.
Он сказал ей, что наблюдать, как она борется с критикой — даже если она была обоснована, — по своей развлекательной ценности было равносильно тому, как когда кто-то из сирот ел мыло.
(«Могу сказать, что у тебя вот-вот пена изо рта пойдёт, — заметил он. — Это не совсем так же хорошо, как по-настоящему, но для тебя я сделаю поблажку».)
— С чего бы мне не доверять ему? — спросила Гермиона.
— А Вы доверяете?
— Да?
— Почему Ваш ответ — вопрос, мисс Грейнджер?