Одного поля ягоды

babylonsheep

— Ты ищешь учебники по целительству, Риддл?

— Необязательно, — ответил Том. Он приподнял бровь и не стал вдаваться в объяснения.

— А… — сказал Розье, к нему постепенно приходило понимание. — Думаю, у нас есть что-то в коллекции, но мне надо будет дождаться каникул, прежде чем принести их. О том, что ты хочешь, нельзя просто написать домой.

— Но ты сможешь их достать? — спросил Том, высматривая в лице Розье намёки на обман. На любую возможность того, что стоимость предложения Розье была приукрашена или завышена. Том не станет протягивать ему руку, если выяснится, что Розье проверяет его по поручению своей или чужой семьи. Возможно, он подстроил

сложный розыгрыш, подставу, как Том несколько месяцев назад поступил с девочками из Слизерина: он передаст дорогую реликвийную книгу в руки ученика из благотворительного списка Хогвартса, а затем прижмёт его за воровство, как это делали с горничными и лакеями с момента изобретения домашней службы.

У Тома не было сомнений, что, если появится возможность, большинство слизеринцев не преминут проучить выскочку-полукровку, чтобы тот следил за своими манерами и слушался своих ставленников. В Общей гостиной он никогда не слышал, чтобы о нём говорили как о полукровке, которому надо объяснить, как всё устроено. Но в дни перед игрой в квиддич они использовали определённые слова по отношению к игрокам других команд, у которых был недостаток крови, если не умения и таланта. На поле те игроки обычно были жертвами грязной игры и оскорблений.

Это привело Тома к личному убеждению, что большинство учеников Слизерина были бесполезными, язвами на теле основных ценностей основателя их факультета — но то, чего большинству не доставало в истинных амбициях, они компенсировали хладнокровным оппортунизмом. Их не волновало достижение величия силой собственной магии, когда они могли повторить эффект «величия», уничтожив всех остальных и сделав их меньше.

— Ты сможешь, Розье? — мягко сказал Том. Его голос был тёмным, резонирующим, пропитанным магией, эхо его слов задерживалось над звоном приборов и гулом чужих разговоров, будто он произнёс заклинание в пустом бальном зале. Но не случилось никакого ощутимого эффекта, никаких парящих голубей, или цветов, или чашек, лишь Том Риддл, который задал невинный вопрос в столовой с открытым и искренним выражением лица.

Розье было не по себе, будто он пытался разобраться, было ли это плодом его воображения или он попал в радиус экспериментального заклинания, которое ученик с другого факультета наложил на другого. Его дыхание стало немного прерывистым, но он не отвёл взгляд. Том не дал бы ему отвести взгляд, пока он не померится силами с другим мальчиком.

— Да, — сказал Розье, опустив глаза, — но только после Рождества.

— Я буду учить тебя одному из моих заклинаний за каждую книгу, которую захочу одолжить, — сказал Том, откидываясь назад. Давление тайны испарилось. Розье осел на деревянный стол. Том промокнул губы кончиком салфетки. — То же самое касается Блэка и Мальсибера. Я могу научить их — но если вы не сможете обучиться, то это уже ваша забота.

— Я понял, — сглотнул Розье. — Я им передам.

— Ты же удостоверишься, что это останется между нами? — сказал Том. — Наша маленькая группа подготовки к «домашнему заданию по защите от Тёмных искусств». Мы же не можем допустить, чтобы все учились, как занять первые места в возрастных группах дуэльного клуба? Нет смысла давать всем преимущество.

— Конечно, нет, — сказал Розье. Он бросил салфетку в свою тарелку с едва тронутым завтраком, вставая на ноги. Его костяшки на краю стола побелели. — Увидимся за ужином, Риддл.

— Я с нетерпением жду этого, — дружелюбно ответил Том.

Том закончил завтракать и пошёл в кабинет с подпрыгивающей походкой.

Направление ветра менялось. Он мог это чувствовать. Он зарабатывал собственные

деньги, учил магию сверх уровня занятий в Хогвартсе и вербовал последователей на двух фронтах. Он видел, как перед ним разворачивается дорога его неотдалённого будущего, ослепляя его пока ещё неиспользованным потенциалом.

Ему не придётся следовать обыденному пути к уважению после Хогвартса. Никакая начальная должность секретаря в Министерстве магии не могла его сейчас привлечь. Он знал, что не был совсем безответственным перед кем-то, стоявшим выше по карьерной лестнице, но то, что он писал и делал, было отмечено его именем — не совсем его именем, но не суть, — и именно это имя получило признание. Это было совсем не похоже на Министерство, где глава отдела присваивал себе заслуги подчинённых, или на профессиональную команду по квиддичу, где ловец делал бoльшую часть работы, но кошелёк победителей делился на всю команду.

(Тому было много что сказать о смехотворной специфике правил квиддича и его системе распределения очков, но он уже давно понял, что следовало держать эти мнения при себе. Он делил спальню с мальчиками, которые либо играли в школьной команде или резерве, либо следили за профессиональными лигами. Мало что могла сделать логика перед лицом разъярённой толпы.)

В издательском бизнесе Тому платили по частям. А когда он сделает своё имя и построит репутацию, он легко сможет принести все свои части в другое издательство, если ему предложат лучшие условия в другом месте. Важно было понравиться читателям: редакторы и печатники имели мало власти над отдельным писателем, если он сделает себя популярным и незаменимым.

Он был истинным слизеринцем: он мог быть амбициозным и оппортунистом.

Однажды, он полагал, он придёт к тому, чтобы поблагодарить Гермиону за идею. Это было гораздо более выгодно и менее рискованно, чем делать чужие домашние работы.

Он сделает это, когда справится со странными порывами, которые охватывали его, когда он видел её в коридоре, склонившейся над книгой за столом её факультета или с разводами чернил на щеке, пока она писала эссе по истории магии в библиотеке. Том гордился своими самоконтролем и силой воли. И хоть пока он не тянулся, чтобы вытереть чернила, он всё ещё был искушён этим.

Воспоминание о её разорванном объятии на железнодорожной платформе «Хогвартс-экспресса» два — нет, два с половиной — года назад не выходило у него из головы.

Иногда он хотел забыть, что это вообще произошло, но в другие дни он хотел, чтобы это снова повторилось. Иногда по ночам он задерживался в воспоминаниях, ярких и настойчивых. Хорошо, что он умел накладывать Заглушающее заклинание, которое держалось до утра.

Опасность Искушения, знание о ней, переданное преподобным Риверсом, с самого начала представляли собой ощутимый риск. Об этом Том не позволял себе забывать.

Под угрозой была не его бессмертная душа, а его достоинство и самоуважение.

Но скоро это пройдёт. Это было лишь кратковременной помехой.

Отрочество было просто стадией.

Величие могло длиться тысячелетиями.

====== Глава 17. Сатурнический ======

1942

Впервые с первого года Гермиона вернулась домой на рождественские каникулы.

Она скучала по родителям, и хотя сейчас она волновалась об их безопасности меньше, какая-то её часть никогда не могла привыкнуть к почти десяти месяцам, которые она проводила вдали от них. Семья Гермионы была не из тех, кто передаёт детей au pair{?}[(фр.) гувернантке] в пять-шесть лет, что было не редкостью среди семей в их районе, где наличие прислуги считалось знаком статуса.