Одного поля ягоды

babylonsheep

У них были определённые ожидания.

Они хотели, чтобы он был дружелюбным, приятным и компанейским.

Он мог это сделать: он мог соответствовать их ожиданиям, если бы захотел, — Том Риддл мог сделать всё, если приложит к этому свою волю.

Но он знал, что это было бы иллюзией, затиркой неотёсанных краёв его характера, чтобы остальные были ослеплены его светом и больше не могли увидеть ничего. Как глазурь на фарфоровой чашке, его внешний слой со временем потрётся, постоянный контакт нанесёт ему несколько сколов и проявит намёки на его истинный цвет.

А в его истинном цвете гордиться было нечем, это не то, что хотелось бы видеть другим, — Том отказывался принимать по этому поводу меры, — потому

что он, фигурально говоря, был похож на прирученную дворнягу больше, чем был готов признать, по крайней мере, в отношении его чувств к Гермионе Грейнджер.

Это была смесь того, как она пахла и как она ощущалась — странно, и мягко, и плотско, что в теории должно было быть так же притягательно, как опустить руку в бочку с засоленными жабами в шкафчике с запасами для зельеварения, но таковым не было. Он хотел, чтобы её дружеские похлопывания по плечу и предплечью длились дольше. Когда он видел, как она рассеянно водит пальцами по перьям своей совы за столом на завтраке, он представлял, что он был объектом её внимания. Его память цеплялась за объятие, которое она подарила ему тем утром на платформе, перед тем как они пошли разными дорогами…

Конечно, он знал, что это было.

Это дошло до точки, когда он больше не мог игнорировать существование этого, но не так далеко, чтобы он не мог держать свои мысли и позывы в узде. Во время школьного года у него был дуэльный клуб и члены его неофициального кружка по домашней работе, где он выплёскивал своё разочарование. Ничего так не удовлетворяло зуд внутри него, как смахивать людей с дуэльной платформы, будто они кегли. Летом у него не было роскоши в виде добровольцев, готовых встретиться с кончиком его палочки, поэтому он решил удалиться от Умопомешательства, чтобы навести порядок в своей жизни. У него были дела получше, чем теряться в праздных мыслях, когда реальные, прибыльные возможности ускользали от его внимания.

Именно по этой причине он избегал Грейнджеров этим летом, как бы презрительно это ни было.

С этими мыслями он обнаружил себя под тусклыми, затянутыми дымом стропилами «Дырявого котла», подтаскивая сундук к стойке.

Ранним вечером, где-то между обедом и ужином, паб был достаточно пуст. Большинство столиков и диванов не были заняты. За стойкой находился буфетчик, о котором Дамблдор сказал, к величайшему отвращению Тома, что у них одно имя. Буфетчица с повязанным на талии фартуком вытирала поцарапанный деревянный стол на козлах в центре комнаты, убирая капли воска, упавшие с канделябра, прикреплённого к стропилам на потолке с помощью чёрных железных цепей.

Группа ведьм в шляпах на диване в углу наслаждалась поздним чаем, и, как и в пабах магловского мира, здесь было несколько дряхлых стариков, которые растягивали одну пинту часами напролёт, потому что больше им некуда было пойти.

— Простите, — сказал Том, подходя к буфетчице, которая левитировала свежие свечи в железные подсвечники люстры, — сколько стоит комната?

— Мы под завязку, — сказала буфетчица, даже не глядя на Тома. — Осталась только двойная комната с удобствами.

— Сколько за неё?

— Пятнадцать сиклей за ночь, завтрак включён. Пять галлеонов и пять сиклей, если Вы платите за неделю. Будет дешевле, если Вы разделите стоимость и найдёте кого-то для второй кровати.

Том подчитал. Десять недель вне Хогвартса будут стоить ему пятьдесят два галлеона, целое состояние, если только он не пожертвует своей уединённостью с незнакомцем, что будет хуже, чем выжимать из себя неуклюжую вежливость с семьёй Грейнджер. За такие деньги он может остановиться в четырёхзвёздочной гостинице в Лондоне или пятизвёздочной в Лидсе или Ливерпуле. За эти деньги он мог купить себе собственную крошечную квартиру в Лондоне — кошмарное место без электричества, работающей канализации или даже крыши в разбомбленном районе,

но оно было бы его собственным.

(Но все эти места будут в магловском мире, а это лишит смысла его избегание приюта Вула.)

— Вы берёте деньги за использование камина? — спросил Том.

— Два кната за летучий порох. Бесплатно с любым заказом.

Том ничего не ел с завтрака в Хогвартсе перед поездом. Он подумал о своих вариантах, ковыряясь в пироге с подливой, с гарниром из горошка, с мятой и пастернака со сливочным маслом.

«Дырявый котёл», будучи проводником в магический мир, был самым популярным пабом в Волшебном Лондоне. Были и другие гостиницы и таверны в Лондоне, но они обслуживали только определённых постояльцев. Он знал о пабе в Лютном переулке, который подавал сомнительный «телячий» шницель с «коричневым соусом».{?}[Коричневый соус, когда он не «сомнительный», — традиционная английская приправа к мясу, кисло-сладкий соус из уксуса, томатов и тамаринда, очень похожий на вустерский] Но он никогда там не был, и идея провести там ночь в одиночестве ничуть не прельщала, даже если хозяева будут закрывать глаза на то, как он практикует в своей комнате «непонятную магию» со страниц, переписанных из реликвийных книг его одноклассников.

Он не мог представить, что проведёт всё лето в Лютном переулке, если только не завесит все двери и окна нитками чесночных головок и не станет спать в ботинках и с палочкой под подушкой.

А что было вне Лондона?

Том знал, что по всей Британии располагались поселения волшебников, маленькие волшебные деревни в Ланкашире, и Девоне, и Уэльсе. Как и в магловском мире, цены за пределами большого города обещали быть более сносными, а с магическим транспортом расстояния не были помехой для волшебников. Но он не мог просто приехать туда: чтобы использовать летучий порох, надо знать чёткое название места назначения, и он не представлял, как что-то хорошее получится из запрыгивания в камин «Дырявого котла» с криком: «В девонскую волшебную деревню!». Так он мог оказаться в центре гостиной какой-то волшебной семьи, запуская сглазы от воров и призывая министерскую группу захвата на случай ограбления.

Том много не путешествовал за пределами улиц центрального Лондона. В Лондоне он всегда знал, где находится, лишь по высоте окружающих его зданий, формах крыш и окон, вида уличных фонарей, а также цвету и маркировке почтовых ящиков Королевской почты в виде столбов: на тех, что стояли в его районе, были имена и герб королевы Виктории, а на тех, что находились в более новом пригородном районе Гермионы, — короля Георга.

Единственным другим известным ему городом был Хогсмид в Шотландии. Не сказать, что там было много чего помнить. Город был крошечным, лишь с одной центральной деревней и дорогой: большинство лавок и домов располагались вокруг неё, поэтому посетители могли ходить за покупками от двери к двери самыми снежными зимами, не покидая убежища нависающих карнизов.

Самым большим зданием вне главной дороги была «Кабанья голова» — сомнительная таверна, чьи пристройки, должно быть, установили до Статута и с тех пор не обновляли, — с комнатами, где постояльцам позволялось проводить «личные дела». Том, убедившийся в преимуществах жизни в Лютном переулке, несмотря на характер клиентуры, не мог не увидеть в этом возможности.

Ему было гарантировано уединение. Ему не станут задавать вопросов. И не придётся запасаться головками или разбрасывать чеснок по простыням. Лично Том не возражал против вкуса чеснока в небольших количествах — смешанный с крошками чёрствого хлеба и вжатый в смазанную яйцом курицу, он придавал блюду изысканность и радовал самых привередливых детей его читателей, — но он не мог себе представить, как будет окружён резким ароматом чеснока неделями напролёт. Такой запах довёл бы самого уравновешенного человека до смертоносного припадка.