Окутанная тьмой

Имилис

— Эй, Хэппи, ты дома? Прости, я сегодня поздно, — Лисанна, беззвучно прикрыв входную дверь, оглядела в темноте, но, как и предполагалось, ничего не смогла разобрать, и полностью надеясь на свою память, начала следовать по выбранному маршруту, первым делом сняв куртку и ботинки в прихожей. В какой именно трудный момент Хэппи полностью перебрался в ее дом, Штраус точно не помнила, просто как-то обиженный кот пришел к ней и пожаловался на полное недопонимание между ним и Нацу. Говорил, что между ними с каждым днем становится все больше тайн, недомолвок, вранья, что ничего общего у них теперь нет и они стали совершенно чужими друг другу. И Лисанна понимала его, ведь в то время Нацу для многих стал совершенно чужим, но кое-как они продолжали бороться, упрямо вовлекая его во все авантюры, приключения, неприятности, и раньше это помогало. Вот только Хэппи позволил себе слишком быстро сдаться, опустить руки и бросить затею вернуть безоговорочное доверие лучшего друга — Лисанна не осуждала его за это, ничуть. Она свято верила, да и сейчас продолжает верить, что когда

все наладится, Нацу и Хэппи поговорят, как и полагается лучшим друзьям, и все быстро вернется на круги своя. И Штраусс была уверенна, что произошедшее в гильдии сегодня не сможет оставить Хэппи равнодушным, он наверняка захочет увидеть и Нацу, и Люси. — Хэппи? Ты спишь? — поочередно девушка заглядывала в каждую небольшую, но уютную комнатку своей квартиры, где ей и коту вполне хватало места на двоих, но даже в таком небольшом доме у нее не выходило найти Хэппи, пока Лисанна более уверенно не щелкнула выключатель на кухне. От увиденного ее сердце дрогнуло, болезненно заныло: Хэппи, уснув, сидел напротив двух тарелок с давно остывшей жареной рыбой, которую он всегда готовил для их обоих, когда девушка допоздна задерживалась на работе. И главным было то, что и к своей тарелке он так же не притронулся, верно и преданно, ожидая прихода девушки. — Прости, Хэппи, я потом тебе все расскажу. Уверенна, ты поймешь меня, хорошо? — подняв спящего кота на руки, Штраусс тихо выключила свет, после аккуратно улаживая Хэппи на соседнюю подушку на кровати. Все же, она в который раз убедилась, что Хэппи верный друг, и на Нацу наверняка он никогда не злился искренне и по-настоящему — все ради того, чтобы привлечь к себе внимание, которым его обделили после мнимой смерти Люси и не более.

Люси осторожно приоткрыла глаза, но перед ней так же, как и ранее во сне, была темнота, где не было ничего ясного, светлого, яркого, сплошной всепоглощающий мрак, из которого нельзя выбраться самостоятельно — в нем можно только сильнее запутаться, увязнуть и просто потеряться, окончательно и бесповоротно. Рядом раздался тихий, глухой стук, будто кто-то, явно скучая, просто отбивал каждую секунду ногтями по деревянному столу. Справа горели свечи, их огонь бледными бликами падали на часть лица Хартфилии, неприятно слепя глаза. Девушка поморщилась, легко пробуя согнуть и разогнуть, будто окоченевшие пальцы, и на удивление все получилось — ее тело принадлежало только ей. Ни голода, который разрывал ее душу в клочья и медленно сводил с ума, ни тихого, ненавязчивого шепота Лии в собственном сознании. Была только тишина и это мерное постукивание, заставившее Люси повернуть голову в ту сторону, и там она хорошо рассмотрела скучающую Альберону. Лицо шатенки, на которое так же падал бледный свет свечей, губы, вытянутые в тонкую линию, печальные глаза и прозрачный полупустой стакан с обычным соком.

— С возвращением домой, Люси, как спалось? — Кана по-доброму улыбнулась, пытаясь делать это более правдоподобно, однако уголки ее губ дрожали, выдавая фальшь, хотя Люси и без того понимала, что что-то не так, лишь глаза Альбероны оживились по-настоящему, засияв натуральным блеском и неподдельной радостью. — Садись, выпьешь со мной? — двинув в сторону Хартфилии пустой стакан и кивнув на пачку сока, спросила шатенка, недовольно поднося свой стакан к губам, делая глоток. — Гадость, ненавижу сок, — Альберона прикрыла рот ладонью, но сглотнула.

— Сок? Ты шутишь? — Люси удивленно посмотрела на собеседницу, наполняя свой стакан, та только кивнула. — А почему не вино? Неужели за все время, что меня не было рядом, все изменились настолько… сильно?

— В какой-то мере это так, тебя не было с нами слишком долго, потому ты и обращаешь внимание на всякие глупые мелочи. А это лишь жалкая замена тем напиткам, которые легко вскружат голову любому — ненавижу эту дрянь, но все равно пью. Ведь таково одно из самых главных условий контракта, я должна раз и навсегда бросить пить, стать серьезнее, правильнее, женственнее, — Хартфилия толком и не понимала о чем сейчас вообще идет речь, все ее мысли были давно заняты этой неожиданной пропажей чувства голода и какими-то слишком странными видениями, связанными с кем-то еще. Того человека она кусает, с остервенением впиваясь в шею, вонзая ногти в кожу, а после то ли просто бросает, то ли убивает, но ничего толком вместе не вяжется. Поморщившись, Люси подняла глаза на Альберону, намереваясь отвлечься на ее разговоры и забыть о ведениях. — Я через две недели замуж выхожу, веришь? Сама до сих пор не могу свыкнуться с той мыслью, что я чья-то невеста, а после и жена, но это правда. Вот только моя история отлична от других наших малышек гильдии, у которых любовь, подарки, цветы, мягкие игрушки, прогулки под ручку по набережной — ничего этого у меня нет, и не будет. Верь не верь, но между нами нет ничего светлого, теплого, чистого, просто ни он, ни я не молодеем, годы идут и, глядя на всех девчонок здесь, я чувствую себя белой вороной. Они обсуждают свои браки, заикаются о детях, говорят о подарках мужей на праздники, а я? Сижу тихонько в сторонке, пью любимое вино и думаю о собственной, никчемной жизни, в которой я ни черта не добилась. Он такой же, как и я — одинокий, отчужденный, отдаленный ото всех, задумчивый, размышляющий о жизни, мечтающий о семье и детях. Ему нужна жена, которая будет ждать его с заданий, прибираться в доме, готовить вкусный ужин и растить детей, которые будут бросаться к нему на шею с криком «Папа». А мне нужен муж, который сможет сделать меня счастливой — даст семью, детей, которых я так хочу, защиту, поддержку. И пускай, у нас с ним нет никаких чувств, ради собственного счастья, счастья родственников и детей, мы согласились пожертвовать

всем, что у нас есть. Мне ужасно надоело быть одной, а в любовь я и не верю больше, хотя, глядя на тебя и Нацу, что-то в груди сжимается и кажется вот оно — настоящее подтверждение ее существования. Вы ведь давно не дети, и ты все понимаешь, и он, наверняка вы будете хорошей парой, но вот у меня появиться еще один повод для зависти, я этого больше не вынесу, понимаешь? Только поэтому я согласилась — стану примерной женой, научусь готовить, буду содержать дом в чистоте, заботиться о нем, а после и о детях — это намного лучше для меня, чем оставаться одной, — Люси потупила взгляд, да, ее всегда волновала гильдия, ее друзья и просто знакомые, но она и представить не могла, что сейчас все здесь изменилось настолько. Пускай создают семьи, пускай заводят детей, но браки по расчету — этого понять Хартфилия не могла, это было слишком далеко от нее, и может быть именно поэтому Люси так и не спросила, кто этот второй, решившийся на подобную глупость. Люси и могла бы возразить, попытаться переубедить Кану, начать плести сказки, что все должно быть только по любви и тогда вы оба будете счастливы, но слишком много лжи, обмана, смерти она повидала за все это время, чтобы сказать нечто подобное. Да и к тому же был на ее памяти подобный пример, который сейчас живет тихо, мирно, ожидая своего первенца — Имизуки и Таро. Ранее ведь она ненавидела его всем сердце, презирала, играла, вертела, как хотелось, а сейчас с трепетом носит их общего ребенка под сердцем. Может быть, что и с Каной выйдет что-то похожее, и в конце концов она будет счастлива, не пожалеет о своем выборе.

Люси так же тихо продолжала сидеть за столом, тихо постукивая ногтем по стакану с соком, пока Кана, выговорившись полностью, облегчив свою душу, просто спала. У Хартфилии была возможность уйти, вот уже четыре часа, но она не собиралась, ведь ее команда — Райто, Адриана, Венди, Эми — была неизвестно где, хотя последних двух Люси с радостью бы вычеркнула из этого списка. Кана, пока еще вела свой монолог, молчала, намеренно не проронив о них ни одного слова, хотя Люси и могла попытаться найти их всех самостоятельно, с помощью своих глаз и шестого чувства, но слабость вчерашних происшествий давала о себе знать. Хотя ее Хартфилия в большинстве случаев просто игнорировала, так и не уснув за ночь ни разу.

Больше всего мысли девушки занимала уже не гильдия со своими необъяснимыми изменениями, не тяжелая жизнь Каны и других волшебников — ее мысли все так же терзали те ведения, которые появлялись каждый раз, стоило только закрыть глаза. Чьи-то дрожащие руки, тихий голос, шея и сладкая кровь — рука сама собой поднималась, едва ощутимо касаясь губ, где, казалось, должен был остаться тот вкус, однако это был самообман. Люси не могла понять, вспомнить или узнать то место, где была в тот момент, кто был рядом с ней, что говорил, кого она укусила, а быть может, даже убила. Хартфилия ничего не помнила, и от этого становилось еще хуже, ведь девушка понимала, что сотворила нечто ужасное, а возможно и непоправимое, но в тоже время она не могла обвинять себя в полной мере, ничего не зная наверняка.

— Альберона, дверь открой, уже утро, между прочим!!! — в дверь грубо ударили несколько раз подряд и Люси, не решившись устранить эту проблему самостоятельно, потрясла шатенку за плечи. Та вздрогнула, подняла заспанные глаза и, услышав ту же фразу, что-то пробурчала себе под нос, направляясь к двери, распахнув ее одним движением. — Ты что уснула? Тебя же присматривать за гильдией оставили, — четверо молодых волшебников, имена которых Люси просто не знала, ведь ранее их никогда не видела, замерла в проходе, лишь увидев ее. Голоса тут же стихли, Люси слышала, что даже их дыхание стало незаметнее, Кана вновь что-то промямлила им в ответ и вернулась за стол, допивая сок, оставшийся на самом дне стакана.

В глубине души Хартфилия не смела судить их или упрекать в страхе и глупости, хотя она еще вчера доказала, что никому не причинит зла, но разум говорил, что так и должно быть, ведь перед ними настоящий демон. Они обязаны бояться ее и таких, как она, они не должны бросаться к ней в объятия, проявлять какой-то интерес. Завидовать ее участи не стоит — в этом нет ничего хорошего, забавного, веселого, и Хартфилия поняла это на собственном опыте. Но и им недозволенно судить ее, решать: заговорить с ней, попытаться что-то сказать или смотреть недоверчивым волчьим взглядом, свойственным самой девушке. Люси считала, что такая реакция вполне нормальная, адекватная, но все же где-то что-то, да оборвалось — не она выбирала такую участь для себя, все давно решили за нее.

— Не обращай внимания на этих малявок, им всего по четырнадцать лет каждому. Их пару месяцев назад Лис привела на пару с Хэппи, сказала, что все сироты, но колдовать умеют — вот и приняли их вчетвером. Глупые еще, нашла из-за кого переживать, их мнение здесь ничтожно, а если смотрят, то пусть. Твоей выдержке, силе духа и желанию оставаться самой собой можно только завидовать, Люси, — Кана ободряюще похлопала Хартфилию по плечу, грозно посмотрев на трех девчонок и одного мальчишку, которые мгновенно отвернулись.

Когда косые взгляды прямо в спину исчезли, Люси, наконец, вздохнула спокойно, но все равно здесь было неуютно. Вскоре с восходом солнца начали приходить и другие волшебники, которые смотрели, но более сдержанно, спокойно, понимающе, но и в их взглядах была малая доля страха. Атмосфера в помещение была будто чужой, холодной, отчужденной, не такой, которую запомнила Люси, покидая город, и осознавая эти изменения, девушка только сильнее стискивала зубы. Все слишком сильно и заметно изменилось, и пока, в понимании Люси, не в лучшую сторону, хотя быть может все, кто создали эту веселую, беззаботную «семью», просто выросли и изменили свои взгляды на жизнь?