Оливер Твист
Шрифт:
Оливеръ, еле живой отъ страіха, прошепталъ «да!» Сайксъ, указавъ ему пистолетомъ на виднвшуюся вдали входную дверь, сказалъ, что онъ все время будетъ подъ выстрломъ и, если онъ не исполнитъ того, что ему говорятъ, то будетъ убитъ на мст.
— Минуты довольно на это, — сказалъ Сайксъ тмъ же шепотомъ. — Иди же и за дло! Берегись!
— Что это? — шепнулъ Тоби.
Обa внимательно прислушались.
— Ничего, — сказалъ Сайксъ, выпуская Оливера. — Ну!
Въ тотъ короткій промежутокъ, который ему оставался, чтобы собраться съ мыслями, мальчикъ твердо ршилъ про себя, что пусть это будетъ стоить ему жизни, а онъ все
— Назадъ! — крикнулъ вдругъ Сайксъ. — Назадъ! Назадъ!
Пораженный такимъ внезапнымъ крикомъ, нарушившимъ мертвую тишину дома, Оливеръ не зналъ, что ему длать, идти впередъ или бжать.
Крикъ повторился… показался свтъ… передъ глазами Оливера смутно мелькали фигуры полуодтыхъ людей на ступенькахъ лстницы… Яркій блескъ… выстрлъ… облако дыма… гд-то трескъ, но гд… онъ не зналъ.
Сайксъ исчезъ только на минуту, но затмъ снова показался и, пользуясь тмъ, что дымъ еще не разсялся, схватилъ Оливера за шиворотъ. Выстрливъ затмъ изъ своего собственнаго пистолета въ сторону двухъ человкъ, которые успли тмъ временемъ скрыться, вытащилъ мальчика обратно изъ окна.
— Крпче держись за меня, — сказалъ ему Сайксъ. — Дай сюда платокъ… Они ранили его. Живй! Экъ, какъ изъ него льетъ кровь!
Въ голов мальчика смутно промелькнули громкій звонокъ, громъ выстрловъ, крики людей и сознаніе того, что его быстро несутъ по неровной почв. Затмъ шумъ этотъ замеръ гд то въ отдаленіи, смертельный холодъ охватилъ его сердце и больше онъ ничего не видлъ и не слышалъ.
XXIII. Весьма интересный разговоръ между мистеромъ Бемблемъ и нкоей леди, который показываетъ, что даже приходскій сторожъ можетъ поддаваться нкоторымъ чувствамъ
Ночь была необычайно холодная, и снгъ, покрывавшій землю, лежалъ на ней толстымъ, крпкимъ слоемъ, такъ что рзкій, холодный втеръ, завывавшій кругомъ, могъ подхватывать только недавно сметенный снгъ, который лежалъ кучами по краямъ улицы и до угламъ домовъ. Да, темная, леденящая была эта ночь, одна изъ тхъ ночей, когда люди, имющіе теплый домъ и хорошую пищу, сидятъ у огня и благодарятъ Бога за то, что у нихъ есть пріютъ, а бездомные и голодные ложатся на землю и умираютъ. Да, много отверженныхъ закрываютъ навсегда глаза въ такую лютую ночь и, каковы бы ни были ихъ преступленія, врядъ ли чувствуютъ они себя хуже тамъ, куда переселяются.
Такова то была погода, когда мистриссъ Корней, надзирательница дома призрнія, съ которымъ уже знакомы наши читатели, какъ съ мстомъ рожденія Оливера, сидла у весело трещавшаго огня въ своей маленькой комнат и смотрла съ удовольствіемъ на небольшой круглый столъ, на которомъ стоялъ соотвтствующей величины подносъ со всми принадлежностями для закуски. Мистриссъ Корней собиралась пить чай. Когда она взглянула на огонь, гд самый маленькій изъ всхъ маленькихъ чайниковъ плъ нжнымъ, тоненькимъ голоскомъ свою нжную псенку, чувство внутренняго довольства ея еще увеличилось и она улыбнулась.
— Да, — сказала она, облокачиваясь на столъ и задумчиво глядя на огонь, — всякій изъ насъ иметъ то, что ему нужно, и вс мы должны быть благодарны за все, что намъ дается. Увы!.. не вс, однако, сознаютъ это.
Мистриссъ Корней печально покачала головой, какъ бы сожаля о духовной слпот тхъ нищихъ, которые не
Ахъ, какія подчасъ ничтожныя вещи могутъ нарушить равновсіе нашихъ мыслей! Черный чайникъ, самый маленькій изъ всхъ чайниковъ, былъ слишкомъ переполненъ водой, вслдствіе чего закиплъ черезъ край и вода брызнула на руку мистриссъ Корней.
— А чтобъ тебя! — воскликнула почтенная матрона, ставя чайникъ обратно на очагъ. — Что можетъ быть глупе чайника, въ которомъ помщается всего только дв чашки чаю! Ну, кому онъ годится! За исключеніемъ, впрочемъ, — прибавила мистриссъ Корней посл небольшой паузы, — такого несчастнаго, всми покинутаго созданія, какъ я. О, Боже!
И съ этими словами матрона упала въ кресло и облокотившись о столъ, задумалась о своей печальной, одинокой судьб. Маленькій чайникъ и одинокая чашечка пробудили въ ней воспоминаніе о мистер Корне (который умеръ всего двадцать пять лтъ тому назадъ) и это переполнило чашу ея горя.
— Нтъ, такого, какъ онъ, у меня не будетъ больше, — сказала мистриссъ Корней печально, — никогда больше не будетъ… такого, какъ онъ.
Съ кому относилось это замчаніе, къ мужу ли или къ чайнику, неизвстно. Весьма возможно, что и къ послднему, такъ какъ мистриссъ Корней въ ту самую минуту, когда говорила, взглянула на чайникъ и сняла его съ огня. Не успла она налить себ первую чашку, какъ въ дверь ея комнаты кто тo легонько постучался.
— Ну, кто тамъ еще, войдите! — сказала мистриссъ Корней нсколько раздражительнымъ тономъ. — Старуха какая нибудь умираетъ… Ихъ всегда угораздитъ умереть, когда я закусываю. Не стойте же у дверей, вы напустите мн холоду въ комнату. Что тамъ случилось?
— Ничего ма'амъ, ничего, — отвчалъ мужской голосъ.
— Боже мой! — воскликнула матрона на этотъ разъ уже несравненно боле мягкимъ голосомъ. — Да, вдь это мистеръ Бембль.
— Къ услугамъ вашимъ, ма'амъ, — отвчалъ мистеръ Бембль, который только что усплъ стряхнуть снгъ со своихъ сапоговъ и плаща и входилъ въ комнату, держа въ одной рук трехуголку, а въ другой свертокъ. — Прикажете затворить дверь, ма'амъ?
Леди не ршилась отвтить сразу изъ скромности, думая о томъ, будетъ ли прилично имть съ мистеромъ Бемблемъ свиданіе при закрытыхъ дверяхъ. Мистеръ Бембль воспользовался этимъ колебаніемъ, тмъ боле что ему самому было холодно, и заперъ дверь, не дождавшись разршенія.
— Ужасная погода, мистеръ Бембль, — сказала надзирательница.
— Ужасная погода, ма'амъ! Мы роздали въ эти дни мистриссъ Корней, двадцать двухфунтовыхъ хлбовъ и полтора круга сыру и эти нищіе все еще недовольны!
— Разумется недовольны! Когда же они бываютъ довольны, мистеръ Бембль? — сказала надзирательница, наливая чай.
— Дйствительно, ма'мъ, когда? — сказалъ мистеръ Бембль. — У насъ тутъ есть одинъ такой человкъ, которому въ виду того, что у него жена и много дтей, выдали двухфунтовый хлбъ и добрый фунть сыру. Вы думаете, онъ быль благодаренъ, ма'амъ? Благодаренъ? Ни на грошъ! Вздумалъ еще, ма'амъ, просить немного угля… только бы наполнить одинъ платокъ носовой. Такъ и сказалъ. Угля! На что ему уголь? Жарить хлбъ съ сыромъ, а затмъ опять просить? Такъ ужъ всегда съ этимъ народомъ, ма'амъ! Наполни ему сегодня цлый передникъ углемъ, завтра придетъ за другимъ. Ничмъ ихъ не проймешь!