Оскол
Шрифт:
– Историю преподавал в средней школе.
– Ученый человек!
– он поправил что-то в сапоге и добавил зло: - У меня в техникум было направление. Прямо в субботу 21-го товарищ Якименко вручил. Не довелось.
– Максимов дробно стукнул каблуком по железу и поднялся.
– Пора идти.
Я направился к пожарной лестнице, рога которой высовывались за парапет, но Матвей уловил меня за пояс и потянул в чердачное окно.
– Зашел с крыльца, вышел с оконца, запоминайте, товарищ Саблин. В спецшколе, наверное, учили?
– Учили...
Старшина подбодрил:
–
– А ты на фронте был?
* Юнгштурмовка - куртка или рубашка особого покроя, популярная среди молодежи СССР 20-30-х годов.
– У меня бронь энкапээсовская была. Я у райвоенкомата сутки торчал, чтоб из очереди забрали. В депо крик, визг - дезертир, мол, трудового фронта. Спасибо милицейскому начальнику, сади, грит, Якименко, человека на паровоз и не дергай, он не к теще за грибами собрался - на войну. Ну вот, сходил я два рейса, а в третий немцы эшелон раскокали. Прямо возле станции, километра за два. Всех "безлошадных" путейцев хотели в желдорбат собрать, но не успели - танки к самой станции подошли. Дали нам тогда карабины, по одному на троих, да учебный "Максим". Из деповских только я и Сашка Ребров из того боя вышли. Остальные ребятки у вокзала полегли, по месту, так сказать, работы.
Максимов опять уныл и дальше топал молча. Небо затянули серые тучи, плеснул дождь, и, накинув плащпалатки, мы еще несколько часов таскались по задворкам.
Иногда старшина звонил в управление. Для этого использовались жилкомхозовские телефоны. Но раза два телефонировали с укрытых в смотровых колодцах узлов связи. И если в домоуправлении Максимов ограничивался всякими там "эхами", "вотами", либо другими полуопределенными местоимениями, то в секретных точках доклад шел по всей программе.
После одного такого разговора пришлось галопом скакать через ямы к Гренадерскому мосту. На воде ждали чего-то серьезного, но, слава богу, обошлось.
Только в конце уже, когда во всем разобрались и все утрясли, возникла небольшая перепалка между старшими дозоров, речниками и уж совсем непонятно почему вызванными к мосту людьми из ОР-9*.
Дозорные обложили водников, комиссар дивизиона "Шторм" орал с палубы катера, что у него есть инструкция и "буде чего, он этой инструкцией заткнет пасть любому", а ордынцы** тщетно пытались унять подшефный зверинец.
Редкие прохожие начали стягиваться к пятачку, где вооруженные мужчины спорили до крика, и выяснение отношений перенесли на потом. Запыхтел старым дизелем катерок, унося красного и злого Прокудина, оттянулись в глубину дворов пикеты сторожевой охраны и только забытый служебный песик долго чесался на тротуаре, пока не обступили его недобрые граждане. Барбос испуганно надулся и, визжа, понесся к своим. Вдогонку свистнули, кто-то вздохнул "жирный, подлец, какой", а серо-зеленый автобус с крестом на задней дверке остановился на углу и впустил в себя забытую штатную единицу.
Несколько дней прошли в подобной текучке.
Однажды
Товарищ майор поставил весь личный состав в известность, что мы есть мудилы гороховые, что орверы невредимо проскочили сквозь наши раскоряченные заграждения и что "на башнях" уже есть потери - четверо убитых.
Просрали. Самым натуральным образом просрали. Надежда ведь была на нас, что не пропустим. Не кто-то, а именно ты должен был задержать нечисть. А стоящий за тобой должен знать, что может делать свое дело без оглядки.
– Сколько там людей, Вова?
– полушептал высокий сержант, сидевший спиной к нам.
– Двое, ну трое, вместе с оператором. Охрана после госпиталя. Рунов нет, тяжелых карабинов нет, только перделки эти вот карманные. Охо-хо, - сержант потер подбородок.
– Говорил же я тебе, Вова. Ставь банки на параллель. Вова поставил. Вова умный...
На Максимова упал острый луч света.
* ОР-9 - группа, использующая в борьбе с орверами животных.
**Ордынцы - в/служащие отряда ОР-9 (жарг).
– Кто там фонарем махает, - зло крикнул старшина.
– Ты поговори мне!
Старшина прищурился, закрываясь рукой, и медленно встал.
– Виноват, товарищ майор, - скис Максимов.
– Еще и как виноват, - голос начальника дробился сердитыми камнями.
– Ладно, техники проспали, но ты...
– А что, я этот, как его...
– Максимов извлек из памяти подходяще значимое, как ему казалось, определение, - вундеркинд что ли?
– Нет, Матвей, ты ундербунд - маленький усатый раззява. Тебя чего сюда поставили, а? Смотреть, наблюдать, предотвращать. А ты пальцем ковыряешь в ж...
– Вот к чему, Евгений Викторович, вы меня обзываете, - не дал закончить "промывание" Максимов.
– Я на два аршина под землю не вижу, и электронаводки у меня нет, а у техников есть.
– Техники получат свое. А мы свое. Башня теперь, как яйцо всмятку. Ты Калиниченко знаешь?
– Знаю. Высокий такой. Он инженер там.
– Он покойник.
Старшина тихо спросил:
– Достоверно умерший?
– Слава богу, да. Хоть в пособие помещай.
Майор раздал карточки с изображением молодой женщины и текстом, в котором указывались приметы. По рядам прошелестел разговор о "подкидыше". Замелькали белые листки с портретом.
– Теперь всю душу вытрясут, пока не найдем, - бубнил все тот же сержант.
– Будет теперь служба!
– Не ной, - глушил дядьку расхлябанный тенорок.
– Не трави душу.
Разговоры пошли по всему периметру и утихли только тогда, когда командиры групп стали разводить людей по маршрутам...