Оскол
Шрифт:
Мы долго еще ликовали, дыша гипнотическим эфиром, и пьянящий кислород наполнял грудную клетку чем-то горячим и светлым. Он струился по венам вниз, забираясь в такие уголки, что я кинулся в комнату, где мы с Веткой выдавали портреты, остудиться потоком воды из холодного шланга.
– Андрей, прикрути воду, у меня еле течет.
Полтавцева склонилась у крана, подставляя брызгам шею и плечи. Легкое платье Ветки уже намочили холодные струи. Лицо ее держало отблеск знакомого безумия, дыхание резало слова, глаза горели.
Я машинально
То, что Ветка оделась наспех, я ощутил, когда схватил ее сзади. Казалось, что в меня сунули паровой котел, и он сейчас взорвется, если не выпустить пар.
– Ветка...
– Что-о?
Я прижал ее к себе. Ветка охнула, но лишь крепче уцепила вентиль, выгибая спину. И тут оборвался шланг.
Резиновая сволочь окатила нас водой, напрочь убивая холодным потоком внезапное помрачение нахлынувшей страсти.
Сколько-то еще поплавал туман в глазах, потом где-то рядом загомонили, и взаимное притяжение ослабло. А когда шум перешел в топот, пропало окончательно.
– Бред какой-то, - сдавлено бросила Ветка и, зажмурившись, замотала головой.
– Ты негодяй, - добавила она, накинув полотенце на шею.
– Не ожидала от тебя, Саблин, подобного свинства.
– Я сам от себя не ожидал.
Дурманящая пелена окончательно уползла прочь, оставляя меня тет-а-тет с Веткой и совестью.
– Ты, Ветка, прости меня, а?
Полтавцева грустно ударила по вислому шлангу и тот закачался. Ветка прыснула:
– Донжуан!
– Советочка...
– Иди уж, герой.
Я просительно улыбнулся, и быстро поцеловал ее в щеку.
– Иди отсюда, а то побью!
Хорошая все-таки она девчонка.
Мы знались с малолетства, когда Ветка еще гацала на детской площадке в дурацкой панаме. И потом, после возвращения в Питер, и когда учились - я в "универе", она в институте Крупской - дружили... И на тебе - чуть не... это самое, друг друга.
Бежать! Бежать прочь, пока не сгорел со стыда.
– Ты, кстати, от Далматовой тогда целый ушел? А то она так посмотрела...
– Как?
Ветка медленно повернула голову, поправляя полотенце на длинной белой шее.
– Слушай, друг любезный, а у тебя с Астрой не шуры-муры часом?
Я невесело покачал головой.
– Не, Ветка, у нее ухажер в Питере есть. На блатного похож, с фиксой.
– Ероха, что ли?
– Полтавцева с непонятным смешком махнула рукой.
– Тоже мне кавалер - гопота Заохтинская.
Ветка отошла в угол и, спрятавшись за шкафом, стала переодеваться.
– Так, а чего он сюда к ней ездит?
Из-за шкафа донеслось:
– Ну, ездит и ездит. Там другое вообще...
– А с кем она тогда?
Полтавцева зашуршала чем-то, отзываясь:
– Да ни с кем! Аська такая, знаешь, "принцесса нездешняя". Вроде с виду нормальная девка, а насчет всякого-такого...
Шорох разнообразился
– Саблин, там это... нигде ничего не лежит?
– Что не лежит?
– Ну...
– Полтавцева зашипела.
– Бюстгальтер.
Интимная деталь обнаружилась под сумкой возле маленького зеркала.
– А чего он большой такой?
– Убью гада, - погрозилась Ветка и скоро вышла, поправляя горошистое платье. В сочетании с только что подсмотренным, была она просто чудесна в этом пахнувшем летней зеленью наряде, и досадно стало, что не могу я в нее влюбиться.
– Ветка, а у тебя есть кто?
Она, чуть согнувшись, поправляла в зеркале что-то на голове, косясь в мою сторону:
– Леша есть, Емельянов.
– А-а, это худой такой, как глист!
– Сам ты глист. Лешик, между прочим, боксер-разрядник. У самого Осечкина тренируется. И растет над собой в плане культуры. В отличие от некоторых, - Ветка достала тюбик с помадой, но подумав, спрятала его обратно в сумку.
– Ты вот на Далматову заглядываешься, я поняла уже. А если она вся такая принцесса, следовательно, ей нужен кто?
– Принц!
– Правильно. А ты, Саблин, при всем моем к тебе расположении, - Ветка критически оглядела меня с ног до головы.
– На принца никак не тянешь.
Раскритикованный Полтавцевой в пух и прах, я, тем не менее, открыл ей дверь и мы пошли по коридору, ведущему прямо за стадион.
– Авдей! Авдей!
– орал конопатый шибздик, нетерпеливо подскакивая на левой ноге.
– Авдей, опоздаем!
Кусты невдалеке зашуршали и какой-то пацан, видимо этот самый Авдей, выбежал на песчаную дорожку, застегивая ремень. Конопатый торопил:
– Быстрей ты, скоро бег с препятствиями начнется.
Бежали работницы канатной фабрики. Лица их скрывали противогазы, но болельщиков это мало тревожило. Девки были молодыми и здоровыми, бежали на совесть и мужики поддерживали красавиц так бурно, что поломали несколько досок деревянных трибун.
М-да, неплохо. Я задымил в ожидании следующих "скачек".
– Любуешься?
Голос моего соседа скользнул в паузу аплодисментов.
– Есть чем.
– Да... Слушай, Андрюха, тут патроны давали. Гадость редкая. Мало того, что порох никакой, еще и гильзы железные.
– А ты их смазывай.
– Да мажу я, а толку нет.
– Тряпочкой попробуй. Тряпочку намочи в ружейном масле и три. Главное чтоб не салом. На сало разная дрянь липнет, винтовку испортишь.
– Попробую, спасибо.
– Он стрельнул папиросу и, чиркая длинной спичкой, выдавил: - Слышь, тут дело такое... Ну, в общем, это...
– спичка все не загоралась и он сломал ее, выкинув вместе с папиросой. Словом, треп идет, что вы там с одной подругой будто бы...
– Он хлопнул пятерней по сжатым в трубку пальцам.