Оскол
Шрифт:
* Группа материально-технического обеспечения.
** Одно из мест первых боев дивизий ленинградского ополчения.
Волхов дулся почти до самой набережной. А потом перестал; за трехэтажкой кинулся вправо тощий проулок с десятком домов у обочины, и в нем стоял, перевалившись через бордюр двумя колесами, черный "ЗИС" с хлорными цифрами 46-33 на заднем борту.
– Вот он! Поворачивай.
Надо было сразу бежать к пикапу. А пока водила развернулся, пока ударил колесом лежавшую тумбу, пока дал задний ход и, наконец, въехал во двор, фортуна уже показала нам ручкой "большой привет". Темная сгорбленная фигура прыгнула в машину и вскоре
"Жми!" - орал Михей, и шофер жал, словно дырку хотел сделать на месте педали газа. Нас мотало и вверх, и вниз, и вбок, и если бы не дополнительные рессоры, ландо разбилось бы в первой канаве-перекопке. А так лишь звякало нечто в сложном автомобильном организме, да еще к радикулитному напряжению кузова добавился вой подшипников.
Те, что были в пикапе, сначала не заметили погони, а увидев, сразу же стали стрелять, разбив нам боковое зеркало. Держась за поручень, я глядел на прыгающий в ухабах черный "ЗИС", когда вдруг появилось голубое свечение в кабине.
– Защита, - успокоил меня ставший вдруг заботливым Костя.
– Хрен знает, что у них там... Не помешает.
Я кивнул и приложился к протянутому им наушнику. Наверху что-то не срасталось и Полюдов нецензурно торопил нашу группу. На закуску сказал:
– Спишь долго. По приезду я тебе переходящую пожарную каску вручу.
Разозленный, я в колесо попал лишь со второй обоймы. Пикап, подстреленный на полном ходу, развернулся с лихим выворотом и медвежьим раскачиванием.
– Костя, держи водилу!
– крикнул я и выскочил, забирая влево.
Всего-то метров десять было до цели, однако, уже перемахнув через капот, мне стало ясно, что незнакомец уйдет. Он прыгал гигантскими скачками, умудряясь держать на плече соскальзывающее тело медсестры. Да еще и стрелял.
– Стой! Стой, с-сука!
– бранился Михей, вырывая зацепившийся наган.
– Убью!
Но прыгун вломился в окованную железом дверь и исчез в подвальчике. Такие строения очень удобны для всяких беглецов, дезертиров и прочих уклоняющихся от мобилизации. Окошки в них крохотные, разве что спьяну и попадешь. Брать с боем подобную фортецию, имея голый пистолет, - гарантированная дырка в брюхе и место на кладбище. Тот же, кто сидит в подвале, защищен от превратностей огневого контакта хорошей стеной, которая всегда тем толще, чем меньше в ней оконца. Обороняющийся может отстреливать наступающих, не особо рискуя ни жизнью, ни здоровьем. Если, конечно, умеет владеть оружием.
Этот умел. Положил нас, родимый, как горошины в стручке, а на любое движение палил так щедро, будто у него за плечами городской арсенал. Сарафанов забрался в яму около двери, но лавров не снискал. Чтобы проскочить дальше, ему требовалось выйти за расколотый кирпичный уступ, где попадал в сектор обстрела.
Ожидая, пока у стрелка закончатся патроны, я поглядел назад - как там Волхов.
– Я здесь, - отозвался Костя из-за баррикадного мешка с песком.
– Что их водитель?
– Не знаю, я его этээром обездвижил. Вроде не орвер. В морской форме, письмо при нем, якобы от мамы из Челябинска. А тебя Полюдов опять зовет по рации.
Сквозь царапающий шелест и треск радиоволны принесли диетический баритон Евграфа:
– Долго чешетесь.
– Ну, извините. Как умеем.
– Щетинишься, ротозей?
– голос начальника подернулся изморозью.
– Надо было смотреть лучше, - и чмыхнув,
– Объект предположительно обнаружен и укрылся в каменном строении. В строение проникнуть не могу - блокирована дверь, и объект ведет огонь из пистолета.
– Ну и что делать собираешься?
– Я думаю, человек пять стрелков подключить, с автоматами. Какая-то часть проходила на Сестрорецк, возьму из отставших.
– Хорошо. Только тебе осталось минут... минут пятнадцать.
– Товарищ подполковник! Я не успею. Мы не готовы!
– Все. Это приказ. И чтоб Марвич не зацепили своими подключениями.
Не знаю, как бы все сложилось, если б не двигалась по проспекту автоколонна. Уже исчерпали мы к этому времени пришедшие на ум способы извлечения затаившегося похитителя. Косте пилотку порвали в клочья меткие пули, Сарафанов распластался около железной двери, а подвижек не было.
Был только избыток усердия, и когда задыхающийся грузовик вытянул из-за поворота куцую пушчонку, решение созрело в какой то суетливой горячке - лишь бы делать что-то, лишь бы не торчать пнем, считая уплывающие секунды.
Пушку я расположил за обочиной, вправо от амбразуры подвала, и, дождавшись, когда Сарафанов очистит площадь боя, крикнул, не прислушиваясь к ответу:
– Выходи, падло, а то похороню там!
– И обернувшись к бледному заике-сержанту, скомандовал: - Орудие к бою. Цель номер один - подвал разбитого здания, возле телеграфного столба. Болванкой!
Вести огонь из пушки по врагу доводилось мне всего трижды. Самый первый раз это было на Даугаве, где командарм-8 пытался собрать разбитые свои части. Кровавый июнь 41-го разбил нашу сказку, но тогда мы еще этого не знали, и неотягощенные незнанием бились до смерти в пограничной баталии. Тогда у людей еще не ослепла вера во все, а бесчисленные наши танковые атаки позволяли думать что вот-вот, вот еще чуть - и повалится наземь фашист, и пойдет Красная Армия на запад, освобождая трудящихся всех стран.
В тот первый бой батарея дала всего два залпа, а потом немецкие самокатчики стали долбить осаждаемый берег из пулеметов. Мотоциклистов прогнали, но быстрые и наглые, как мухи, они постреляли лошадей, а вытащить орудия из чавкающей грязи вручную мы не успели.
Зато второй раз стрелял долго и от души. Только вот не попал никуда, потому что не мог брать верный прицел после двухсот грамм, а без водки тащить полуторатонную "дуру" восьмой или девятый раз бросаемыми на пулеметы красноармейцами было невозможно.
За третий бой получил "звездочку". Тогда я был уже комиссаром упредзаслона, и в одно замечательное утро выяснилось, что кроме нас и покалеченного батальона НКВД перед немцами больше никого нет.
– Эта дорога последняя артерия между Вешенками и Дятловым, - водил забинтованной рукой, с одним торчащим пальцем, чекистский майор Гараев и обильно уснащал воздух матюком, - у меня... две... пушки, бери... их политрук, и... держи, сколько можешь... развилку.
Первым же снарядом разбили мы немцу ходовую передачу. И сидело, видно, с нами "индейское счастье", потому что следующий выстрел, по выражению матроса-наводчика, тоже был "фартовый". Легкий "панцер", то ли по дерзости своего командира, то ли от дурости, стал обходить своего незадачливого предшественника почти боком к нашей позиции. А много ли надо 20-ти миллиметровой железной коробке с бензиновым движком. Попал наводчик в самую башню, а там своих порохов под завязку.