ПАПАПА (Современная китайская проза)
Шрифт:
Когда солнце поднялось на высоту двух бамбуковых шестов, каменщик тоже принёс два зубила на починку. Зубила были новые, каждое стоило не меньше четырёх-пяти юаней. Кузнец пробежал взглядом по сияющему от счастья каменщику, и его единственный глаз загорелся холодным блеском. Но каменщик не обратил внимания на выражение лица кузнеца, его полные счастья глаза были не способны разглядеть что-то плохое. Хэйхай почувствовал страх: он понял, что кузнец хочет зло подшутить над каменщиком. Кузнец раскалил эти два зубила до белого, как серебро, цвета, небрежно постучал по кончику, лежащему на наковальне, и затем сразу же опустил в воду…
Каменщик ушёл с зубилами, кузнец самодовольно ухмыльнулся и, подмигнув Хэйхаю, сказал: «Что, этот сосунок, мать
— Ты чего наделал, одноглазый?
— Ты чего разорался? — сказал кузнец.
— А ты разуй свой глаз, погляди!
— Это у тебя зубило дерьмовое.
— Чушь! Ты это специально сделал!
— Ну, подшутил над тобой, подумаешь. А ты сразу орать!
— Да ты, ты, — каменщик побелел от злости, — давай выйдем!
— Дрожу от страха! — Кузнец сорвал с пояса клеёнку, обнажив спину, и стал медленно наступать, словно бурый медведь. Каменщик встал на песке у шлюза и, скинув с себя куртку и красную фуфайку, остался в одной майке. Он был высокого роста, с лицом кабинетного учёного и крепким, как у дерева, телосложением. У кузнеца на ногах была завязана защитная клеёнка, и он, шаркая, ступал по острым камням, у него были длинные руки, короткие ноги и мощный торс, играющий мускулами.
— По-граждански или по-военному? — не глядя, сказал кузнец.
— Как хочешь, — тоже не поднимая глаз, ответил каменщик.
— Тебе бы следовало сбегать домой, взять у отца расписку, что если ты подохнешь, я не должен буду платить ему.
— Ты бы лучше сбегал сколотил себе гроб.
Поругавшись, они стали сходиться. Хэйхай вдалеке сидел на корточках и дрожал. Он не слышал ни слова. Он лишь увидел, что поначалу кузнец и каменщик стали драться как бы в шутку. Каменщик плюнул кузнецу в лицо, кузнец поднял свою длинную руку и хотел ударить каменщика, но каменщик увернулся, и кулак не достиг цели. Снова плевок. Снова удар. Снова увернулся. Снова промазал. Но в третий раз каменщику не удалось плюнуть — мощный удар прилетел ему в плечо, и он неестественно развернулся.
Их окружили люди, они испуганно закричали: «Не деритесь, хватит!» Никто даже не попытался их разнять. Вскоре крики стихли, и все, затаив дыхание, с широко раскрытыми глазами наблюдали, как меряются силой два совершенно разных человека. Лицо Цзюйцзы побелело, она схватилась за плечо рядом стоящей девушки. Когда её возлюбленный получал удар железным кулаком кузнеца, она еле слышно стонала, зрачки её расширились, как будто в них распустилась чёрная хризантема.
В этом поединке было сложно определить, кто победит. На каждый удар соперник отвечал новым ударом. Каменщик был высокого роста, и у него выходили красивые, размашистые удары, но было видно, как его слегка покачивает, и он часто промахивался, ему недоставало силы. Движения же кузнеца были помедленнее, но бил он сильно, со злостью, и каменщика после каждого такого удара разворачивало. Затем кузнец получил удар по голове и на мгновение потерял ориентацию. Каменщик воспользовался моментом и стал один за другим наносить кузнецу удары. Кузнец согнулся и, ринувшись кузнецу под мышки, своими длинными руками схватил его за пояс, каменщик зажал голову кузнеца. Сцепившись, они то отступали назад, то двигались вперёд, затем опять назад и опять вперёд, наконец каменщик не устоял и упал на песок.
Толпа разразилась приветственными возгласами.
Кузнец встал, сплюнул кровь и склонил голову набок, как петух, победивший в бою.
Каменщик поднялся и рванул к кузнецу. Снова скрутились два тела — чёрное и белое. На этот раз каменщик уже пригибался, защищая нижнюю часть тела. Четыре руки туго переплелись, иногда каменщик поднимал кузнеца и пытался завалить набок, но опрокинуть его на землю у него не получалось. Каменщик тяжело дышал, обливаясь потом, с кузнеца же не упало ни капельки. Наконец
В третьем раунде поражение каменщика было ещё очевиднее. Кузнец подлетел под него и, подняв на вытянутых руках, отбросил на два метра.
Цзюйцзы в слезах бросилась к каменщику, помогая ему подняться. При звуках плача Цзюйцзы выражение лица кузнеца тут же с радостного сменилось на скорбное. Он оцепенел. Каменщик поднялся, отстранив руки Цзюйцзы, и, взяв горсть песка, бросил в лицо кузнецу. В единственный глаз кузнеца попал песок, и он, взвыв диким зверем, стал с силой тереть глаз. Каменщик, воспользовавшись случаем, подлетел, схватил его за шею и, повалив кузнеца на землю, стал беспорядочно дубасить его по голове, как по барабану…
В этот момент через ноги стоявших в толпе людей проскользнула чёрная тень. Это был Хэйхай. Он, словно большая птица, подлетел сзади и своими похожими на куриные лапки чёрными ручонками вцепился каменщику в щёки и стал тянуть на себя. Каменщик, оскалившись, закричал: «Эй, эй!» — и тяжело упал на землю.
Кузнец, собрав последние силы, приподнялся, загрёб руками камни и стал бросать их во все стороны. «Скотина! Собака!» — ругательства и камни градом сыпались вокруг, и все в панике разбегались. Вдруг раздался душераздирающий крик Цзюйцзы. Рука кузнеца, будто окостенев, повисла в воздухе. Слёзы уже промыли глаз от песка, открыв зрачок. Он смутно увидел, как из правого глаза Цзюйцзы торчит белый осколок, как будто из глаза вырос снежный гриб. Он закричал не своим голосом и, закрыв ладонями единственный глаз, упал на землю, корчась от боли. Хэйхай, услышав пронзительный крик девушки, отпустил каменщика. Его пальцы оставили на щеках каменщика два запачканных сажей кровоподтёка. Пока все были в смятении, он незаметно убежал обратно в пролёт и сел в самом тёмном углу. Стуча зубами, он украдкой наблюдал за суетой на стройке.
VI
На следующий день каменщика и Цзюйцзы уже не было, на стройке царила мрачная, гнетущая атмосфера. Солнце билось в судорогах, по джутовому полю, поднимая волны, носился холодный опустошающий ветер, сидя на макушках джута, беспокойно щебетала стайка воробьёв. Ветер задувал через пролёты моста и, поднимая пыль, окрасил часть неба в жёлтый цвет. Только в десятом часу ветер стих, и солнце постепенно вернулось к нормальному состоянию.
Вернувшийся со свадьбы сына Лю Тайян, узнав о происшествии, был вне себя от ярости и, стоя у кузнечной печи, проклинал кузнеца, пообещав вырвать его единственный глаз, чтобы хоть как-то восполнить глаз Цзюйцзы. Кузнец молчал, прыщи на его чёрном лице один за другим краснели от злобы, он хватал своим большим ртом воздух и большими глотками пил водку.
Каменщики, движимые неведомой силой, работали как в последний раз, затупленные зубила горой лежали у горна. Кузнец лежал на настиле, свернувшись, как большая креветка, и шумно глотал водку, в пролёте воняло перегаром.
Лю, разозлившись, пнул кузнеца и выругался: «Что, боишься? Ты чего тут прикидываешься? Думаешь, если прикинешься мёртвым, так тебе ничего и не будет? А ну пошёл точить зубила, хоть какая-то от тебя польза будет!»
Кузнец подбросил бутылку, она с грохотом разбилась, часть осколков вместе с водкой попала на Лю Тайяна. Кузнец подскочил и, качаясь, выбежал из пролёта. Он кричал: «Чего это я боюсь? Да я не боюсь ни неба, ни смерти, чего мне ещё бояться?» Взобравшись на шлюз, он продолжил громко кричать: «Я никого не боюсь!» Он запнулся о каменное ограждение, его тело покачнулось, кто-то внизу прокричал: «Кузнец, осторожно, сорвёшься!» — «Сорвусь? Ха-ха-ха», — он громко засмеялся. Смеясь, он забрался на ограждение, отпустил руки и, дрожа, встал на узкие перила. Люди внизу стояли, словно заколдованные, затаив дыхание.