Похождения Тома Соуэра

Твен Марк

Въ должное время суперинтендентъ взошелъ на каедру съ закрытымъ молитвенникомъ въ рук и указательнымъ пальцемъ между листками. Онъ пригласилъ всхъ къ вниманію. Когда какой-нибудь суперинтендентъ произноситъ свою небольшую обычную проповдь въ воскресныхъ школахъ, то молитвенникъ у него въ рук также неизбженъ, какъ листокъ съ нотами у солиста, поющаго на концертной эстрад. Почему это неизбжно, — остается тайной, такъ какъ ни молитвенникъ, ни нотный листокъ вовсе не нужны исполнителямъ. Суперинтендентъ былъ худощавое созданье, лтъ тридцати пяти, съ рыжей бородкою и рыжими короткими волосами. На немъ былъ тугой стоячій воротникъ, верхній край котораго доставалъ ему почти до ушей, а острые концы загибались впередъ къ самому рту, что составляло родъ забора, черезъ который онъ могъ смотрть прямо впередъ, но принужденъ былъ поворачиваться всмъ тломъ, если приходилось взглянуть въ сторону. Подбородокъ его упирался въ разстилавшійся галстухъ, длиною и шириною въ банковый билетъ и съ бахромкою

на концахъ; сапоги были по модному, съ вздернутыми носками, на подобіе лыжъ. Такой эффектъ достигается молодыми людьми, сидящими по нскольку часовъ сряду, терпливо и неустанно держа носки прижатыми къ стн. Мистеръ Уальтерсъ былъ очень строгъ съ виду, очень прямодушный и честный; и онъ такъ чтилъ священныя мста и вещи, такъ отдлялъ ихъ отъ всего мірского, что, безсознательно для него самого, его воскресно-школьный голосъ пріобрлъ особую интонацію, совершенно чуждую ему въ остальные дни недли. Онъ началъ такъ:

— Ну, дти, прошу васъ сидть такъ прямо и смирно, какъ только можете, и слушать меня внимательно съ минуточку или дв. Вотъ, такъ. Именно такъ требуется отъ хорошихъ маленькихъ мальчиковъ и двочекъ… Я замчаю, что одна маленькая двочка смотритъ въ окно… Чего добраго, она думаетъ, что я гд-нибудь тамъ… на какомъ-нибудь дерев, можетъ быть, и держу рчь маленькимъ птичкамъ. (Одобрительное хихиканье). Мн хочется сказать вамъ, до чего я доволенъ, видя столько веселыхъ, чистенькихъ рожицъ, собранныхъ въ такомъ мст для поученія правд и добру.

И такъ дале, и такъ дале. Нтъ надобности приводить остальную часть рчи. Она была выкроена по неизмняемому никогда образцу и потому извстна всмъ намъ.

Послдняя треть рчи была помрачена возобновившимися драками и другими развлеченіями между нехорошими мальчиками и перешептываніемъ и всякою вознею, разлившимися по всей мстности, даже до подошвы такихъ одинокихъ и непоколебимыхъ утесовъ, какъ Мэри и Сидъ. Но весь шумъ стихъ при пониженіи голоса мистера Уальтерса и заключеніе рчи было встрчено всми порывомъ безмолвной признательности.

Перешептываніе было вызвано отчасти боле или мене рдкимъ событіемъ, а именно, появленіемъ новыхъ лицъ: судьи Татшера, котораго сопровождалъ какой-то очень старый, разслабленный человкъ, — самъ судья былъ красивый, статный джентльменъ среднихъ лтъ, съ просдью, — и представительной леди, очевидно, супруги судьи. Эта дама вела за руку двочку. Томъ волновался все время, колебался, раскаивался, мучился угрызеніями совсти, не смлъ взглянуть на Эми Лауренсъ, не могъ перенести ея любовнаго взгляда. Но едва только онъ увидлъ вошедшую двочку, душа его мгновенно переполнилась блаженствомъ, и онъ тотчасъ же началъ «выставляться», какъ только могъ, то есть мучилъ мальчиковъ, дергалъ ихъ за волосы, строилъ гримасы, словомъ, продлывалъ все, что только можетъ прельстить двицу и вызвать ея одобреніе. Къ его восторгу примшивалась только одна горечь: воспоминаніе объ униженіи, испытанномъ имъ въ саду этого ангела; но и этотъ песочный наносъ смывался волнами нахлынувшаго и затоплявшаго его благополучія. Постителямъ была отведена почетная скамья, и м-ръ Уальтерсъ, покончивъ свою рчь, тотчасъ же представилъ имъ школу. Джентльменъ среднихъ лтъ оказался высокопоставленною особой: онъ былъ не мене, какъ самъ областной судья, — самое высшее изъ существъ, когда-либо встрчавшихся дтямъ, — и они старались представить себ, изъ чего такіе бываютъ, и имъ почти хотлось, чтобы онъ зарычалъ, хотя въ тоже время они и побаивались этого. Онъ прибылъ изъ Константинополя, стало быть, изъ-за двнадцати миль, — поздилъ, повидалъ свтъ, значитъ, — вотъ, этими самыми глазами смотрлъ на областную судебную палату, у которой, разсказываютъ, крыша выложена жестью. О благоговніи, внушаемомъ такими мыслями, явно свидтельствовали выразительная тишина и ряды уставившихся глазъ. Это былъ самъ главный судья Татшеръ, братъ здшняго стряпчаго! Джэффъ Татшеръ выскочилъ тотчасъ впередъ, чтобы выказать свою короткость съ великимъ человкомъ и внушить зависть всей школ. Какой мелодіей прозвучали бы для него перешептыванія:

— Смотри на него, Джимъ! Онъ идетъ туда… Гляди же, говорятъ! Онъ хочетъ пожать у него руку… Вотъ и жметъ руку… Ахъ, чтобъ его!.. Хотлось бы теб быть на его мст?…

М-ръ Уальтерсъ сталъ «выставляться» посредствомъ всякой оффиціальной суеты и дятельности, длалъ распоряженія, произносилъ приказанія, выстрливая этимъ по всмъ направленіямъ, туда, сюда и всюду, гд только представлялась ему мишень. Библіотекарь «выставлялся», носясь во вс стороны съ кипами книгъ, и егозя съ обычнымъ наслажденіемъ всякаго мелкотравчатаго начальства. Молодыя учительницы «выставлялись», нжно склонясь надъ учениками, которыхъ трепали еще очень недавно, ласково грозили пальчикомъ непокорнымъ и гладили по головк послушныхъ съ любовью. Молодые учителя «выставлялись», выражая легкими выговорами и другими признаками соблюденіе своего авторитета и точное пониманіе дисциплины. При этомъ большинству наставниковъ обоего пола вдругъ понадобилось заглядывать въ библіотеку, по сосдству съ каедрой, и даже повторять это по два и по три раза (съ явною досадою на лиц). Маленькія двочки «выставлялись» на разные лады, а мальчики

такъ, что воздухъ скоро наполнился бумажными пыжами и шумомъ возни. И превыше всего этого возсдалъ великій мужъ и озарялъ все помщеніе своею величественною судейскою улыбкой и грлся подъ солнцемъ своей собственной вельможности, потому что, вдь, и онъ самъ «выставлялся». Для полнаго блаженства м-ра Уальтерса не хватало только возможности наградить кого-нибудь Библіей-преміей и вывести на сцену чудо-ученика. У нкоторыхъ дтей были желтые билетики, но въ недостаточномъ количеств; онъ уже навелъ справки между перворазрядниками. Чего не далъ бы онъ теперь за того нмецкаго мальчика, разумется, не поврежденнаго еще!

И вотъ, въ эту минуту, когда всякая надежда уже пропала, Томъ Соуеръ выступилъ впередъ съ девятью желтыми билетиками, девятью красными, десятью синими и потребовалъ Библію! Это былъ громовой ударъ среди яснаго неба. Уальтерсъ не ожидалъ бы такого требованія отъ подобнаго лица въ теченіе десяти лтъ! Но длать было нечего: предъявлялись подлинные билетики, отвчавшіе за себя. Томъ былъ поэтому приведенъ туда, гд сидли судья и другіе избранники, и великая всть была возвщена изъ этого главнаго штаба. Это было самою ошеломляющею новостью за послдніе десять дней и произведенное ею впечатлніе было такъ сильно, что оно вознесло новаго героя на одну высоту съ представителемъ правосудія, и школ пришлось созерцать два чуда, вмсто одного. Вс мальчики терзались завистью, причемъ испытывали наибольшую горечь т, которые поняли слишкомъ поздно, что сами способствовали этой ненавистной побд, продавъ тому свои билетики за т сокровища, которыя онъ набралъ, торгуя позволеніями на окраску забора. Они презирали самихъ себя, какъ простаковъ, поддавшихся низкому обману, ковамъ зми подколодной!

Премія была выдана Тому со всею торжественностью, которую суперинтендентъ могъ только измыслить въ данныхъ обстоятельствахъ, но въ ней была нкоторая натянутость, потому что бдняга чувствовалъ инстинктивно, что тутъ было что-то неладно, какая-то тайна, которая, быть можетъ, и не вынесла бы свта. Было просто немыслимо предположить, чтобы этотъ мальчикъ могъ собрать дв тысячи сноповъ библейской мудрости въ свою житницу… ему не управиться бы и съ одною дюжиной, это было вн сомннія. Эми Лауренсъ радовалась и гордилась, и старалась, чтобы Томъ замтилъ это у нея на лиц; но онъ не смотрлъ на нее. Она изумлялась, потомъ смутилась… въ душу ей закралось легкое подозрніе; оно изгладилось… появилось снова… Она стала наблюдать… одинъ мимолетный взглядъ открылъ ей многое… и тогда сердце у нея надорвалось, она почувствовала ревность, злобу, слезы выступили у нея, она возненавидла всхъ, и Тома въ особенноcти, какъ ей казалось.

Томъ былъ представленъ судь, но языкъ прилипъ у него къ гортани, дыханіе захватило, сердце замирало… частью по причин подавляющаго величія этого человка, главнымъ же образомъ потому, что это былъ «ея» отецъ. Онъ былъ готовъ упасть ницъ передъ нимъ и поклоняться ему, какъ божеству, будь только это незамтно. А судья положилъ ему руку на голову, назвалъ его славнымъ мальчуганомъ и спросилъ какъ его зовутъ? Онъ запнулся, подавился и выговорилъ насилу:

— Томъ.

— О, нтъ, не Томъ… какъ надо?..

— Томасъ.

— Вотъ, это такъ. Но къ этому еще что-нибудь, думаю я? Оно хорошо, но есть же у тебя еще названіе и ты скажешь его мн, не такъ-ли?

— Скажи свою фамилію, Томасъ, и говори этому джентльмену «сэръ», — сказалъ Уальтерсъ. — Не забывай приличія.

— Томасъ Соуеръ… сэръ.

— Вотъ оно! Ты хорошій мальчикъ. Прекрасный мальчикъ. Настоящій молодчина. Дв тысячи стиховъ, это не шутка; это даже очень, очень много. Но теб никогда не придется раскаяваться въ томъ, что ты трудился ихъ заучивать, потому что знаніе дороже всего на свт; только оно создаетъ великихъ людей и добрыхъ людей, и ты самъ будешь когда-нибудь великимъ и добрымъ человкомъ, Томасъ, и тогда ты оглянешься на прошлое и скажешь: «Я обязанъ всмъ этимъ моей дорогой воскресной школ въ моемъ дтств; моимъ любезнымъ наставникамъ, которые пріохотли меня къ ученью; моему доброму суперинтенденту, ободрявшему меня и надзиравшему за мной, и подарившему мн прекрасную Библію, роскошную и изящную Библію въ мое полное употребленіе и мою личную собственность. Да, я обязанъ всмъ данному мн правильному направленію! Вотъ, что ты скажешь, Томасъ, и ты не промняешь этихъ двухъ тысячъ стиховъ ни на какія деньги… нтъ, никакъ не захочешь!.. — Ну, а теперь ты не откажешься разсказать мн и этой леди что-нибудь изъ того, чему ты учился?… — Я знаю, что не откажешься… потому что мы радуемся на маленькихъ мальчиковъ, которые хорошо учатся. Такъ, вотъ: ты знаешь, разумется, имена всхъ двнадцати апостоловъ. Можешь ты мн назвать двухъ, избранныхъ первыми?

Томъ тормошилъ себ пуговицу и стоялъ насупясь. Онъ краснлъ и уставился въ полъ. Сердце м-ра Уальтерса дрогнуло; онъ думалъ:- Этотъ мальчикъ не способенъ отвтить на малйшій вопросъ. Что это судь вздумалось экзаменовать его?.. — Онъ сознавалъ, однако, что ему надобно что-нибудь сказать, и проговорилъ:

— Отвчай же джентльмену, Томасъ… Не бойся.

Томъ продолжалъ только горть.

— Ну, я знаю, что онъ отвтитъ мн, - сказала леди.

— Первыхъ двухъ учениковъ звали…

— Давидъ и Голіафъ!