Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Это было первое плавание Эка в статусе командира; его перевели — по его словам, как добровольца — с миноносца в начале 1942-го. Лодка вышла из Киля 18 января 1944 года, направилась в Индийский океан и, выйдя из Балтики, пошла вдоль норвежского побережья к северу от Британских островов, в Центральную Атлантику, а затем на юг. Днем шли под водой, а ночью поднимались на поверхность.
Ранним вечером 13 марта, после трех недель плавания под водой, при свете дня был замечен пароход «Пелей». Эк стал преследовать и с наступлением темноты выпустил две магнитные торпеды, взрыв которых разорвал корабль пополам. Он потонул практически мгновенно, но по свету фонарей, свисткам и возгласам было понятно, что выживших довольно много. Эк всплыл на поверхность и направил лодку к ним.
Проплыв примерно полмили, он приказал зарядить пулеметы, взять маузеры и ручные гранаты и вынести их на мостик, а затем повернул обратно. Приблизившись к плотам, он или его вахтенный офицер выбрали один, тот, на котором офицер пытался спасти выживших из воды, и приказал подойти ближе к нему. Когда это было выполнено, он приказал открыть огонь с мостика, и на выживших полился поток пуль из пулемета. Затем на них направили прожектор и стали забрасывать гранатами — и тех, кто находился на плоту, и тех, кто оставался в воде.
Эк повторил эту операцию и с плотом третьего помощника капитана, а остаток ночи провел среди обломков кораблекрушения, по большей части досок и бревен, за которые цеплялись выжившие, расстреливая их из пулемета. На этот раз пулеметами командовали его вахтенный офицер Хофман, который также бросил несколько гранат, его механик Ленц, один унтер-офицер, один моряк и, самое поразительное, судовой врач Вальтер Вайспфениг.
Все, согласно свидетельствам, совершенно спокойно убивали на протяжении пяти часов.
Эк на суде пытался защититься, заявив, что он пытался уничтожить все следы потопления корабля, чтобы не выдать своего расположения самолетам. Но так как третий плот от него ускользнул, а деревянные обломки кораблекрушения и пятна вытекшего из баков горючего так или иначе были бы хорошо заметны с самолета, это объяснение суд отверг.
Этот эпизод был трактован как хладнокровное убийство несколькими офицерами, которые явно находились в здравом уме. В течение долгого времени и в темное время суток подлодка, если бы она желала избежать встречи с самолетом, могла отойти на значительное расстояние.
Следует допустить, что Эк действовал весьма двусмысленно, если он выполнял именно этот приказ. Или же он получил другой, особый, от Дёница или Шнивинда во время инструкций в Берлине — не оставлять выживших? Иначе в его действиях не было смысла; ведь он действительно подвергал риску свою лодку, так как в этой зоне океана, как было известно, вели патрулирование самолеты, базировавшиеся на острове Вознесения и во Фритауне, в Сьерра-Леоне.
Суд не принял никаких абстрактных возражений, предложенных его адвокатом, — о том, что война изменила всех людей и нельзя оценивать их поступки теми же стандартами, что применялись во времена «Лландовери Касл». Эк, его вахтенный офицер и его судовой врач были приговорены к расстрелу, вся остальная команда — к тюремному заключению. За десять дней до исполнения приговора Эк был вызван на Нюрнбергский процесс защитой Дёница. Ему задали вопрос: «Получали ли вы приказы от Дёница расстреливать выживших?» — «Нет». — «Слышали ли вы о таком приказе, данном Дёницем или от его имени, что выжившие или обломки кораблекрушения, которые помогли бы им спастись, должны уничтожаться?» — «Только теперь, в Лондоне, я услышал от английских властей, что такие приказы существовали».
Он шел на смерть, отрицая, что Дёниц или какой-либо другой офицер из морского командования имел какое-либо отношение к бойне после уничтожения «Пелея».
Занимаясь созданием новых типов подлодок, Дёниц в первой половине 1944 года был озабочен также практическими действиями по сохранению европейского экономического пространства, чтобы выиграть время, необходимое для строительства этих лодок в достаточном количестве. На западе это означало отражать любые попытки вторжения англосаксов. Для выполнения этой задачи надводный флот не годился, так как отсутствовали
Пока Хейе с отчаянной энергией и фанатичной преданностью делу решал эту задачу, так как было понятно, что времени у него немного, подлодки в бискайских портах и в южной и центральной Норвегии держались в готовности к выходу при первом же появлении сил вторжения. Дёниц разослал приказ капитанам, в котором говорилось, что, поскольку речь идет о будущем немецкого народа, они не должны обращать внимание на предосторожность, которая ценилась при нормальных обстоятельствах; перед ними и в их сердцах должна быть одна цель: Angriff—ran— versenken! (Атаковать—вперед—топить!). Через две недели после этого приказа он выпустил 11 апреля еще один, озаглавленный «Дерзкая атака»:
«Каждое судно противника, участвующее в высадке, даже если оно везет всего полсотни солдат или один танк, является для вас целью, полностью отвечающей задачам подводного флота. Его следует атаковать, даже если вы рискуете потерять свою собственную лодку. Когда речь идет о приближении флота противника, не обращайте внимания на такие опасности, как мели или возможные минные заграждения, и все прочие...»
Ввиду мощных воздушных и надводных конвоев, которые ожидались при десантных кораблях, такой приказ призывал к самоубийству; в таких условиях он не был оправдан, и, вероятно, его следует рассматривать, как и прочие приказы морским соединениям не отдавать ни пяди земли, как проповедь фанатизма, нежели реальные инструкции.
В том, что касалось Востока, он продолжал поддерживать Гитлера в стремлении удержать Крым, несмотря на мнение генералов и своего собственного оперативного штаба. 20 марта Гитлер попросил его выписать все аргументы в пользу того, что Одессу нельзя оставить, — для генералов, чтобы они не считали, будто это только его, Гитлера, мнение. Дёниц дал задание своему штабу, который продолжал сопротивляться.
Каковы бы ни были его причины поддерживать стратегию Гитлера, к апрелю события все перевернули. Наступление советских войск просто выбило немцев из Одессы. Меморандум самого Дёница о важности этого порта для защиты района теперь обернулся против него: генеральный штаб предлагал покинуть Крым, пока не поздно. Он все еще спорил, когда его капитаны стали отступать, не дожидаясь приказа от фюрера, в сторону Севастопольской крепости. Тогда он заговорил о том, что «севастопольский плацдарм» надо держать во что бы то ни стало, но 9 мая сам Гитлер наконец отдал приказ об эвакуации. Флот, который до последнего момента подвозил боеприпасы, стал теперь перевозить войска и преуспел в этом, несмотря на тяжелейшие условия. Удалось вывезти 30 000 человек, включая раненых, но более 75 000 остались на полуострове.
В это же время Дёниц столкнулся с еще одной личной трагедией. Через некоторое время после гибели сына Петера он воспользовался правом, предоставляемым высшим чинам рейха, — не рисковать своими сыновьями и не посылать их на фронт: согласно нацистской теории, лучшую кровь надо было сохранять ради будущего расы. Дёниц забрал второго сына Клауса с подлодки и отправил его учиться на морского врача в Тюбингенский университет. Но, учась там, Клаус поехал в гости к другу, который служил во 5-й флотилии лодок «Шнель» в Шербуре. 13 мая Клаус вышел с другом в плавание. Лодка попала под обстрел эсминцев. Шестеро немцев спаслись, но Клауса среди них не было. Много позже его тело выбросило на французский берег. Его наручные часы продолжали тикать. Его похоронили на военном кладбище в Амьене.