Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
В начале июня Дёниц с оставшимися членами семьи отправился в отпуск в Баденвайлер, курорт в Шварцвальде. Через четыре дня его разбудил телефонный звонок: началось вторжение в Нормандию.
Союзникам удалось добиться полной неожиданности как в стратегическом, так и тактическом смыслах. До этого их даже систематические подготовительные рейды к местам расположения батарей на побережье, взлетным полосам люфтваффе и коммуникациям во Франции рассматривались немцами наполовину как блеф, а наполовину как подготовка к вторжению, но только гораздо более позднему. Меморандум, подготовленный по этому случаю адмиралом Кранке, главой группы «Запад», как раз находился на пути в «Кораль», когда гигантская армада транспортов, кораблей поддержки и эскорта неожиданно пересекла Ла-Манш. Тем не менее, именно на флоте первыми поняли этим утром, 6 июня, что это крупномасштабное вторжение. К 11.15 утра Дёниц, прибывший
Но было уже поздно; в любом случае в Блечли-парк расшифровали ранние послания на базы подлодок и в группу «Запад», и союзники знали все планы Дёница и его приказы по «Дерзкой атаке» не хуже, чем капитаны подлодок. Огромные морские и воздушные силы были собраны в Ла-Манше, чтобы помешать лодкам туда проникнуть, не говоря уже о самих силах вторжения; в их число входили авианосцы, не менее 286 эсминцев, фрегатов и более мелких противоподводных судов, все собраны в тренированные, слаженные группы, а на западе действовала 21-я эскадрилья самолетов, днем и ночью стороживших подходы к бискайским базам и Ла-Маншу с такой интенсивностью, что каждая квадратная миля проверялась по крайней мере раз в полчаса. Против такой силы подлодки были беспомощны, и ни одной из них даже не удалось достичь оперативной области в то время, когда это могло иметь какой-либо эффект.
Как только они покинули свои защищенные от бомб укрытия, стало ясно, что единственные лодки, подходящие для этой задачи, — оснащенные «Шнорхелями», которые лишь недавно вышли в море. Только они и могли пробиться в пролив, остальных же отозвали. Этим же приходилось не то чтобы не подниматься днем на поверхность, а буквально ползти под водой, никогда не более, чем по 30—40 миль в сутки. Экипажи испытывали жуткие мучения в этих условиях. Каждый раз, когда лодки погружались ниже отметки, рекомендованной для «Шнорхелей», клапаны закрывались, и воздух для дизелей высасывался из жилых и рабочих отсеков, давление понижалось, и поэтому выдыхаемый воздух не выводился наружу. С накоплением двуокиси углерода не только задыхались люди, но и падала энергия в батареях.
Таким образом, к тому времени, когда союзнические войска, танки, транспортеры, запасы оружия и горючего всех видов преодолели краткий отрезок пути между островом Уайт и побережьем в устье Сены и укрепились там на плацдарме, те подлодки, которым повезло выжить, были еще далеко и медленно двигались к театру боевых действий. Большинство из них было уничтожено или повреждено настолько, что они повернули назад; три достигли оккупированных немцами островов в Ла-Манше, совершив подвиг, который даже британское Адмиралтейство в своем рапорте назвало «героическим достижением». Через девять дней одна лодка, U-621, вышла к Шербуру. Она потопила американский десантный транспорт, выстрелила и промахнулась по линкорам, а затем начала такой же медленный и опасный обратный путь. К концу месяца лишь три еще вышли к зоне боевых действий, и 29-го одна из них, U-984, добилась мало-мальски значительного успеха, потопив четыре корабля прибрежного конвоя.
Эти запоздалые успехи, едва ли более значимые, чем комариные укусы, для всей операции союзников, были достигнуты ценой ужасных потерь.
Его надводный флот был не более удачлив. Четыре эсминца, которые прорвались в Ла-Манш из Бреста ночью 8 июня, были засечены британской флотилией из восьми судов и два эсминца были потоплены, остальные отступили к Бресту, серьезно поврежденные. Другие легкие торпедоносцы с баз в Гавре и других портах Ла-Манша произвели ночные атаки с флангов на конвои, но им редко удавалось пробить защитную полосу. В первую неделю был потоплен всего лишь один эсминец, три маленьких судна, три десантных и несколько катеров. Воздушные налеты на немецкие базы уничтожили слишком много единиц плавсредств, чтобы они смогли провести эффективные операции. Между тем прибрежные артиллерийские батареи были подавлены предварительной бомбардировкой, за которой последовал чудовищный обстрел с моря всеми калибрами.
Другая надежда, миниатюрный флот, создать который так старался Хейе, был даже не готов к действию. Правда оказалась в том, что при господстве противника в воздухе флот был просто неспособен на что-либо большее, нежели героическое самопожертвование...
К 10 июня Дёниц был вынужден признать, что вторжение увенчалось успехом: «Перед нами открылся Второй фронт».
Такое утверждение не соответствовало его натуре, так как, с
С другой стороны, было ясно, что в случае капитуляции или поражения немцам угрожают разделение Германии, о котором открыто говорили союзники, и возмездие за военные преступления, совершенные на Востоке.
Об этих преступлениях говорилось уже несколько раз со времени собрания гауляйтеров в 1942 году. И Гиммлер, и сам Гитлер несколько раз объясняли высшим чинам рейха сущность политики уничтожения.
Подобные откровения перед все более широкими группами слушателей совпали по времени с ростом внутреннего сопротивления. Чем яснее становилось, что Германия идет к поражению, тем быстрее росло число участников военного крыла Сопротивления, единственного, которое могло устроить удачный переворот. Его новым духовным лидером стал Клаус Шенк, граф Штауффенберг. Получивший серьезное ранение в Тунисе, в октябре 1943 года он был переведен в резервную армию в Берлине в качестве начальника штаба одного из главных заговорщиков, генерала Ольбрихта; здесь он работал над планом устранения Гитлера и военного переворота. Агенты Гиммлера между тем просочились в гражданское крыло Сопротивления, и время от времени производились аресты лидеров, включая фон Мольтке в январе 1944 года. Однако силы безопасности больше были расположены наблюдать и устраивать ловушки, чтобы выявить более широкий круг участников; к началу лета Гиммлер располагал четкой картиной распространения и целей движения.
Заговорщикам тоже становилось ясно, что сеть гестапо смыкается. Гиммлер сообщил Канарису, теперь уже бывшему шефу абвера, что он знает о подготовке военного переворота, и обронил несколько имен, в том числе генерал-полковника Людвига Бека и Карла Гёрделера, явно рассчитывая, что Канарис передаст их по назначению, что тот и сделал. В начале июля были произведены крупномасштабные аресты коммунистов, в их число попал и один из близких друзей Штауффенберга, который, конечно, не мог выдержать допросов гестапо, и Штауффенберг почувствовал, что круг смыкается. В июне он был назначен начальником штаба командующего Армией резерва генерал-полковника Фридриха Фромма, этот пост давал ему личный доступ к Гитлеру. 11 июля он пришел на совещание к фюреру с бомбой, спрятанной в портфеле, но, обнаружив, что Гиммлера среди присутствующих нет, не использовал ее. То же произошло и на следующем совещании.
Насколько Гиммлер был в курсе, мы никогда не узнаем, как и то, сколь много он открыл Дёницу, который был на совещании у Гитлера 9 июля в «Вольфшанце», а после принимал участие в завтраке с Гитлером, Гиммлером и некоторыми генералами с Восточного фронта. Затем он отправился с Гитлером в «Бергхоф» после совещания 11-го числа, куда Штауффенберг принес свою бомбу.
Согласно записи в журнале морского штаба, Дёниц намеревался провести 20 и 21 июля в «Вольфшанце», но, узнав о том, что 20-го туда приедет Муссолини, отложил свой визит до 21-го, по словам Хансена-Ноотаара, потому, что приезд дуче сократил бы время его беседы в фюрером. Утром 20-го он попытался позвонить в ставку фюрера, но некоторое время не мог пробиться, а когда ему это наконец удалось, то сведения, которые он получил, были крайне смутные. Причиной тому была бомба, которую оставил под столом для карт в конференц-зале Гитлера Штауффенберг и которая взорвалась в 12.42. Дёницу не могли сказать об этом, так как в течение некоторого времени сведения не выдавались; проинформировали только Гиммлера, который находился в своей штаб-квартире в 15 милях от «Вольфшанце», и он тут же выехал на место.
В журнале штаба указывается, что в 1.15 Дёница срочно вызвали в ставку фюрера. Он с Хансеном-Ноотааром сели в его самолет и через полтора часа, в 4.45, прибыли в аэропорт Растенбург, где их встретил один из офицеров его штаба и вкратце пересказал новости, пока они ехали к штаб-квартире фюрера. Взрыв был ужасный, он расколол бревенчатый конференц-зал и убил и ранил несколько человек рядом с Гитлером, который в тот момент растянулся на столе с картами и отделался легкими ожогами, синяками и лопнувшими барабанными перепонками.