Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Они выехали в Берлин незадолго до полуночи маленьким караваном и ранним утром 20-го установили походный командный пост в его доме в Далеме — как раз в тот момент, когда танки маршала Жукова, проутюжив Одерский плацдарм, прокатились мимо его покинутой ставки.
Чуть позже они с Людде-Нойратом поехали в канцелярию, как делали каждый день на этой неделе. Этот день, 20 апреля, был днем рождения Гитлера; на дорогах были противотанковые баррикады, стояли группы женщин с глазами, полными страха, и двигался на запад бесконечный поток беженцев.
Фасад нового здания Рейхсканцелярии все еще стоял; но внутри огромные мраморные стены и залы с колоннами были голые и пустые; торчали
В этот день присутствовала вся верхушка рейха, пожелавшая выказать фюреру свое уважение; Гитлер принимал их одного за другим в порядке старшинства чинов в своей маленькой гостиной. Что происходило между ним и Дёницем, неизвестно, но позже, на дневном совещании, когда большинство торопило его покинуть Берлин, пока еще не поздно, и лететь на юг, чтобы продолжать руководить битвой из «Бергхофа», он объявил, что назначает Дёница ответственным за оборону Северной Германии, так как было очевидно, что страна будет разрезана на две части, когда американская и советская армии соединятся.
На следующий день Дёниц посетил бункер еще раз. Это было его последнее свидание с Гитлером. Было решено, что все должны лететь в «Бергхоф», так как русские окружают Берлин и время поджимает. Дёницу посоветовали лететь, он спросил у Гитлера разрешения. Неизвестно, о чем они еще говорили и какие чувства испытывал Дёниц при виде фюрера. На Шпеера он произвел впечатление человека, цель которого была потеряна, который продолжал жить лишь по привычке. Но видел ли Дёниц в нем по-прежнему образец, единственного достойного государственного деятеля в Европе? После капитуляции он сказал американскому офицеру, который его допрашивал, что Гитлер был человеком с очень добрым сердцем; «его ошибкой, вероятно, было то, что он был слишком благороден», слишком предан своим коллегам, «которые этого не заслужили». Возможно, он действительно так считал.
Этот вопрос не столь маловажен, как может показаться, потому что когда он прибыл в свою ставку в Плене и занялся управлением северной области, то продолжал действовать как человек, абсолютно преданный фюреру.
Каковы бы ни были причины, но он отказался слушать гражданских министров и гауляйтера, через которых он осуществлял гражданское управление, когда они стали торопить его начать переговоры с англичанами — ближайшими из западных союзников, чтобы освободить силы для сдерживания натиска русских. Именно этого уже давно добивался Генеральный штаб сухопутных войск и Гиммлер, который тоже прибыл в северную зону и теперь пытался добиться этого через шведский Красный Крест. Дёниц прекратил все обсуждения по этому поводу, сказав, что никто не имеет права сходить с пути, указанного фюрером, и вновь озвучил взгляды Гитлера на уничтожение, которое грозит немецкому народу в случае капитуляции.
Но, отвергая сепаратный мир, он на самом деле был гораздо ближе к реальности, чем гражданские, которые ему это советовали, и чем сам Гиммлер; во-первых, потому, что союзники ясно дали понять, что они примут только безоговорочную капитуляцию и, соответственно, никакой возможности переброски вооруженных сил на другой фронт просто не будет; во-вторых, оперативный контроль по-прежнему, по крайней мере номинально, был в руках Гитлера, и, что более важно, в его собственной северной зоне находились сорвиголовы-генералы, такие как генерал-фельдмаршал Эрнст
Более реальную проблему, чем гражданские, представлял собой Гиммлер. С высоты своей власти он рассматривал себя как естественного преемника Гитлера. Законный наследник, Геринг, был уже давно не в фаворе. Людде-Нойрат вспоминал рассказ Гиммлера, когда он был гостем Дёница на ужине в октябре 1944 года, — о фразе Геринга: «Черт возьми! Если бы покушение удалось, то разбираться со всем пришлось бы мне!» После рассказа Гиммлер расхохотался, а затем, внезапно посерьезнев, повернулся к Дёницу: «Как бы то ни было, в одном можно быть уверенным, герр гросс-адмирал. Рейхсмаршал не может быть преемником».
Теперь и Гиммлер тоже потерял доверие Гитлера, но все еше имел значительную власть и большую уверенность в себе — последняя лишь усилилась 23 апреля, когда Геринг был официально лишен всех своих постов после того, как из его южной штаб-квартиры пришло сообщение, которое Гитлер ошибочно принял за попытку узурпации власти. Надежды Гиммлера на заключение мира основывались на том, что он считал: западные державы примут его как главу государства.
Теперь назначение Дёница фюрером северной зоны включало в список преемников и его. Гиммлер, кроме того, должен был знать, что о Дёнице говорилось как о возможном преемнике в Рейхсканцелярии в то самое время, как он поставил под сомнение качество работы Геринга как главы люфтваффе. Дёниц, со своей стороны, знал, что не сможет поддерживать внутренний порядок в своей зоне без Гиммлера, что Гиммлер тоже, конечно, знал. Ситуация была чрезвычайно деликатной.
Тем не менее, оба хорошо сработались, что им пришлось сделать для того, чтобы предотвратить тотальный хаос; по словам главы личной охраны Гиммлера, штурмбанфюрера СС Гейнца Махера, его шеф каждое утро ездил в штаб-квартиру флота в Плене.
Естественно, они думали о преемнике. Гитлер решил не покидать столицу 22 апреля вместе со всеми. Это решение поддержал Геббельс своим планом устроить грандиозный финал в стиле Вагнера посреди дымящихся руин города в качестве своей последней услуги фюреру и потомству. Обстоятельства, в которых фюрер объявил о своем решении, должны были быть известны и Дёницу и Гиммлеру, так как о них говорили в оперативном штабе Верховного командования, который переехал во временную штаб-квартиру в Ной-Роофене, у Рейнсберга, в 100 километрах к северу от Берлина. Кейтель и Йодль стали свидетелями необычной сцены в бункере во время ежедневного совещания. Гитлер, бушуя по поводу предательств, вдруг мертвенно побледнел и прерывающимся голосом сказал, рыдая: «Мне надо застрелиться».
Так как было ясно, что Берлин долго не продержится, вопрос о том, что случится, когда Гитлер покинет сцену, часто обсуждался. Дёниц явно высказал свою готовность служить под началом Гиммлера. Несмотря на это, он не знал о попытках Гиммлера связаться с западными державами — по крайней мере, он выказал полное неведение, когда его спросили об этом по телефону из Ной-Роофена 28 апреля. Один иностранный бюллетень открыл потрясающую новость: предложение Гиммлера было отвергнуто на том основании, что капитуляцию должен принять также и Советский Союз. После этого звонка Дёниц связался с Гиммлером, и через полтора часа — в 17.20 рейхсфюрер СС позвонил в Ной-Роофен, чтобы сказать, что это ложь!