Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Ближе к концу мая Дёниц уехал в Берлин на собственную свадьбу — почему именно в Берлин, остается неясным. Возможно, Ингеборг уже больше не работала в константинопольском госпитале, может быть, она сделала эта именно для того, чтобы выйти замуж на родине и осесть там. Неизвестно, какие братья-офицеры присутствовали на свадьбе, поддерживая худощавого, загорелого обер-лейтенанта с очень прямой, военной осанкой, которая, казалось, прибавляла несколько лишних дюймов к его невысокому росту, равно как и Железный крест 1-го класса, сияющий на груди; его друг фон Ламезан находился в британском лагере военнопленных с тех пор, как его корабль был потоплен в сражении у Фольклендских островов в предыдущем году; его брат Фридрих был переведен в военно-морской флот и командовал
Свадьба состоялась 27 мая; где проходил медовый месяц и сколько он длился, неизвестно, как и многие другие детали.
Дёниц вернулся обратно на «Бреслау». Крейсер имел еще более жестокое столкновение с «Императрицей Марией». Встреча произошла, когда немцы закладывали мины у побережья Кавказа, и, когда они развернулись и направились обратно домой, русские погнались за ними, быстро приближаясь. «Бреслау» на этот раз был снабжен дымовыми ящиками, и, когда «Императрица Мария» подошла на расстояние выстрела, фон Кнорр приказал задымить и резко поменять курс под завесой. Когда же они вынырнули из дыма, то в ужасе обнаружили «Императрицу» еще ближе и к тому же разворачивающейся бортом, чтобы начать обстрел. Был подожжен другой ящик, и фон Кнорр снова поменял курс.
Так продолжалось до полудня, дредноут неумолимо приближался и каждый раз открывал огонь, когда «Бреслау» выходил из-под завесы; один залп их накрыл, осколками снаряда, разорвавшегося всего в десяти метрах, серьезно ранило вахтенного офицера, сигнальщика и двух других матросов на мостике, а когда был подожжен еще один дымовой ящик, фон Кнорр повернулся к Дёницу и сказал, что он размышляет, не направить ли корабль на скалы и таким образом спасти экипаж. Дёниц ответил: «Я не знаю, что нам делать. Может быть, нам снова удастся ускользнуть». Фон Кнорр с ним согласился, и позже, ближе к вечеру, они увидели, к своему непередаваемому облегчению, что дредноут отклонился от курса.
После этого сражения стало ясно, что скорость крейсера должна быть повышена за счет переоборудования топок под нефть.
Перед этим Дёница отправили домой — учиться воевать на подводных лодках, на которые теперь высшее морское командование возлагало все свои надежды...
Ютландская битва 31 мая, воспетая как победа, на самом деле окончательно продемонстрировала безнадежность попыток перехватить власть над Северным морем из рук несравненно более сильного британца; напротив, субмарины не только были единственными, преодолевшими британскую блокаду, но и сами установили свою собственную разрушительную блокаду торговых кораблей союзников. Была запущена программа строительства подлодок, и начался поиск подходящих кандидатов в офицеры; многие были добровольцами, разочарованными пассивной жизнью на военном флоте. Сомнительно, чтобы Дёниц был именно таким добровольцем, так как он никогда не жаловался на скуку и никогда не скрывал из скромности никаких выгодных для себя фактов. Тем не менее, как умный, амбициозный офицер, он должен был порадоваться возможности так рано получить командование и чин, который предлагали в подводном флоте, — в его новом статусе женатого человека повышение содержания было весьма привлекательным фактором!
В середине сентября он уложил в тюки свои драгоценные ковры и со смешанными чувствами покинул товарищей по службе; крейсер был его домом на протяжении четырех насыщенных событиями лет; с другой стороны, он возвращался на родину, и ему предстояло некоторое время провести со своей женой.
Фон Кнорр дал ему превосходную рекомендацию как офицеру «выше средних талантов, особенно в профессиональной области, с большой заинтересованностью в карьере и с большей разумностью, нежели этого можно ожидать от человека его возраста и опыта».
В 1938 году Рольф Карле, уже адмирал и командующий флотом, однажды сказал ему: «Милый Дёниц, основой моего тактического опыта стали годы на “Бреслау”. Я не верю, что какой-либо другой крейсер в последнюю войну совершил столько плаваний и испытал столько различных тактических ситуаций, всегда играя в кошки-мышки в этом стаканчике для костей — Черном море».
Дёниц прибыл в училище подводного флота во Фленсбург-Мюрвике 1 октября 1916 года и на следующий день был отправлен на борт учебного торпедоносца «Вюртемберг», где и погрузился в работу
К этому времени у него уже был свой дом рядом с гаванью Киля, по адресу Фельдштрассе, 57; там была спальная для хозяев, две детские и одна комната для прислуги, столовая и гостиная, где находилось большое пианино его жены, его турецкие ковры и, возможно, судя по его более поздним вкусам, несколько настенных гравюр со сценами из прусской истории. Приданое Ингеборг, должно быть, помогло в благоустройстве; вероятно, оно составило значительную часть их совместного капитала, проценты с которого позволили им жить, как и подобает семье дочери генерала.
Она ожидала ребенка через три месяца, и, без сомнения, не без смешанных чувств он получил назначение офицером на подлодку U-39, которая базировалась в адриатическом порту Пула.
Средиземное море обещало хорошую погоду и прекрасную охоту за противником — и, кроме того, капитан U-39, капитан-лейтенант Вальтер Форстман, был признанным асом подводной войны, — хотя это, вероятно, и сократило время пребывания с Инге.
Дёниц говорит о Вальтере Форстмане на удивление мало в своих мемуарах; один раз называет его «выдающимся», а в другом месте «одним из лучших командиров в Первой мировой войне». Это столь отличается отего многочисленных дифирамбов, например, фон Лёвенфельду и фон Кнорру, его детальных переживаний и даже вполне ординарных событий, произошедших с ним в годы обучения на «Бреслау» и позже, в подводном флоте, когда он сам был уже командиром, что возникает необходимость в объяснениях. Но их сложно отыскать. Судя по блестящей рекомендации, которую Форстман дал Дёницу в конце их совместной службы, и более поздней дружеской переписке, кажется, никакая ссора их отношений не омрачила.
На счастье, и рассказ самого Форстмана, и уцелевший журнал U-39 позволяют реконструировать этот примечательный период карьеры Дёница. Однако перед этим нужно обрисовать, какой стадии достигла кампания по поддержке подводного флота к январю 1917 года; ведь как и Вторая мировая война была продолжением Первой, так и собственная кампании Дёница по продвижению подводного флота, начавшаяся в 1939 году, явилась продолжением его ранней карьеры...
Однако с тех пор, как U-20 в мае 1915-го без предупреждения потопила пассажирский лайнер «Лузитания» компании «Канард», и особенно после того, как в августе того же года U-24 отправила на дно пассажирский лайнер «Арабик» компании «Уайт Стар», оба на линии Ливерпуль-Нью-Йорк, правительство в Берлине вынудило военно-морской флот отказаться от «неограниченной стратегии» и проинструктировать все подлодки не нападать на пассажирские корабли, а потом и переместить военные действия с Атлантики в Средиземное море. Это серьезно уменьшило шансы на успех подводной войны, так как именно подходы к Британским островам были главной зоной, где можно было блокировать Британию, а необходимость всплывать и предупреждать свои жертвы лишало подлодки их преимущества невидимости и неожиданности, точно так же, как и выставляло их самих под удар пушек «жертв» — особенно с тех пор, как внешне вполне безопасные торговые суда стали превращаться в замаскированных охотников на субмарины, или Q-корабли, на которых скрывались орудия, торпеды и военные экипажи.
ВМФ жестко сопротивлялся введению таких ограничений. И к началу 1916 года у него появился неожиданный союзник. Глава Полевого Генерального штаба, генерал пехоты Эрих фон Фалькенгайн признал, что главным врагом является Великобритания, опора более слабых членов Антанты, и она же — та самая сила, которую надлежит сокрушить прежде, чем союзники достигнут успехов на континенте; так как флот считал себя слишком слабым для вторжения через Ла-Манш, единственным выходом было перевести подлодки обратно на «неограниченную стратегию», чего и добивались военные моряки.