Повелитель тлена

Чернованова Валерия Михайловна

Полицейский едва заметно усмехнулся, посчитав, что его сиятельство просто не привык к здешнему зловонию и обладает чересчур нежным обонянием.

Высший не стал его разубеждать. Дар чувствовать смерть открылся в Маре уже давно. Наверняка в его родословную затесался некромант, а то и не один. Кто знает, начни Бастиан развивать свой дар ещё будучи подростком, каких высот сумел бы достичь на этом поприще. Но испокон веков в Верилии считалось, что живые не вправе распоряжаться мёртвыми. После смерти человек, его тело и душа, оказывались во власти богов. А отнимать то, что принадлежит

создателям, — являлось одним из самых страшных грехов.

После кровопролитной войны страх перед некромантами только усилился. И узнай кто сейчас о скрытых способностях его сиятельства, вернее, об их зачатках, и пришёл бы конец не только его карьере, но и, вероятнее всего, жизни.

Вчера, переступив порог дома Грэйва, на какой-то короткий миг Бастиан уловил лёгкий, почти неразличимый запах тлена. Тот быстро растворился среди ароматов горячей сдобы и свежести лимона, доносившихся с кухни. Маг решил, что ему почудилось, но теперь эта мысль не давала покоя, занозой засела в голове.

Свернув во двор, кэб остановился.

— Здесь её нашли, — сообщил констебль, такой же мрачный, как и сегодняшнее утро. — Ваше сиятельство, мне допросить хозяина квартиры?

— Я сам. — Бастиан спрыгнул с подножки кэба и направился к приземистому двухэтажному строению, мирно соседствовавшему с выгребной ямой.

От невообразимых «ароматов» уже кружилась голова.

Дознаватель спешно поднялся по хлипкой, погружённой в полумрак лестнице. Перила были расшатаны, прогнившие ступени опасно скрипели — того и гляди обвалятся. На последней мужчина задержался. Окинул взглядом двери, покрытые растрескавшейся краской и глубокими щербинами. Одна была чуть приоткрыта, выпуская наружу тошнотворный запах смерти.

 Бастиана опередили. Двое констеблей, расположившись за столом возле мутного, засиженного мухами оконца, допрашивали хозяина доходного дома. Крупного седовласого господина в дорогом сюртуке.

— Квартира уже три дня как пустовала. Прежние жильцы — чтоб их всевидящая тьма поглотила! — сбежали, так и не заплатив. Да ещё и каминную решётку зачем-то с собой прихватили, — жаловался полицейским мужчина.

Бастиан машинально прошёлся взглядом по давно остывшему камину, щерившему свою уродливую, полную золы пасть. На влажных стенах распускались цветы из плесени, штукатурка на потолке вздулась и почернела. Помимо обшарпанного стола здесь имелось видавшее виды кресло-качалка. Да кровать, что стояла поближе к камину.

На ней вечным сном спала покойница.

Рыжие волосы разметались по лоскутному одеялу, старому, выцветшему, разорванному во многих местах.

Лицо девушки ничем не отличалось от многих других лиц, что довелось повидать Бастиану за минувшие месяцы. Прекрасное в смерти, пугающее в своём умиротворении. Волшебные лепестки почти истлели, истончился невесомый саван. Белёсым маревом он стекал вниз и расползался по дощатому полу, постепенно тая. Последние крупицы магии исчезали — значит, девушка пролежала здесь как минимум сутки.

— Утром пришли новые жильцы. А здесь… покойница, — в голосе хозяина квартиры слышались злость и досада, но никак не сожаление о погибшей юной девушке. Очевидно, после увиденного

желающих занять эту дыру и след простыл.

В своём белоснежном платье Сара походила на невесту. Невинное, беззащитное создание, жизнь которого так внезапно оборвалась по воле безумца-мага.

Мужчина подошёл ближе и вгляделся в безмятежное лицо девушки. На одном из тонких запястий с тёмным узором вен лениво хлопала ажурными, искусно сделанными крыльями бабочка. Значит, кто-то из полицейских уже успел прикоснуться к зачарованному механизму, несмотря на строжайший приказ не приближаться к покойнице. И ничего не трогать до его появления.

Идиоты!

Заглушив в себе вспышку гнева, Бастиан опустился на корточки перед иномирянкой.

Сбежав от графа Эндерсона, Сара надеялась обрести свободу, а вместо этого стала жертвой безумца.

Была ли её смерть страшной случайностью? Или похищение заранее спланировали, и преступником является кто-то из приглашённых? Маловероятно. Гости даже не догадывались о замысле двух рабынь. Скорее, под подозрением мог оказаться Оливер Кит. Вот только учитель совсем не походил на психически больного. Нет, вчера перед Бастианом предстал раздавленный горем, растерянный, до смерти напуганный юноша. К тому же практически всё своё время мистер Кит вот уже два года проводил в пансионе и не мог совершить прежние преступления. Разве что для этого ему бы пришлось раздвоиться.

«Помню эту кралю, — всплыли в сознании слова некоего Эфа Трутэра, мусолившего грязными пальцами чёрно-белую фотографию Сары. — Такая вся из себя нарядная. Аппетитная куколка. Видать, малость перебрала. Еле тащилась по улице, туда-сюда её мотыляло».

Единственным свидетелем, которого удалось отыскать, оказался пьянчуга из дешёвого кабака, расположенного в двух кварталах от дома графа. Чудо, что в ту ночь он повстречал Сару, чудо, что Бастиану повезло с ним столкнуться.

«Она села в коляску к какой-то роскошной даме».

«Коляска? Да самая обычная».

«Нет, я не сумел разглядеть леди. А вот девку хорошо запомнил. Языкатая оказалась. Огрызнулась, когда я предложил проводить её до дома. Горячая штучка», — осклабился тогда, продемонстрировав малочисленные уцелевшие зубы, пьянчуга.

Роскошная дама… Всё это время Бастиан считал, что убивает мужчина. Почему? Теперь и сам не мог ответить себе на этот вопрос. Может, потому что с самого начала метил в убийцы Эшерли Грэйва. Тот, по его мнению, был идеальным кандидатом на эту роль, подходил по всем параметрам. Есть возможности, нет алиби. Плюс его странные отношения с рабынями, затаённая обида на Эмилию и ненависть к нему, Мару.

А теперь эта женщина…

Умирая, девушки не испытывали страданий. Их предварительно опаивали. Наркотик обнаружился в крови каждой жертвы. Даже у его Мими… Пришлые не чувствовали приближение смерти. Просто засыпали, чтобы больше никогда не проснуться. Опустошённые. Их не насиловали. Наоборот, казалось, убийца к каждой испытывал трепетные, возвышенные чувства. Иначе зачем бы вся эта мишура? В Верилии тела женщин — жён, матерей, возлюбленных — усыпали лепестками роз и накрывали тончайшим саваном из дорогого руана.