Поймать хамелеона
Шрифт:
— Прикажешь по мистическим салонам разослать уведомления, мол, приношу глубочайшие извинения, господа мистики, но мне пока не до вас, есть дичь пожирнее? Вторженцы приходят и уходят, а служба остается. К тому же, если я не ошибаюсь, то Воронецкие живут от нас в минуте пешего хода, а стало быть, и хамелеон у нас под носом.
— Хоть бы так, — вздохнул Степан. Он снова взял книгу, открыл ее, но вновь захлопнул и произнес: — Олег, мне покоя не дают твои слова, что он мог убийством Румпфа нас выманивать. Не попытается ли он нанести удар первым?
Котов, сидевший в кресле напротив, закинул ногу на ногу и отрицательно покачал
— Нет, он не для того, хочет знать, как мы выглядим. Если я прав, и это была проверка, то он будет всеми силами избегать возможности своего обнаружения. И если я опять же прав, и Светлины — это Воронецкие, то он будет вести себя так, как вела бы себя Глафира Алексеевна, чтобы не разгадали подделки ни брат, ни мы.
— И всё же?
— Чтобы сюда прибыли каратели из Ведомства? Если он убьет хоть одного из нас, его из-под земли достанут и уберут без разбирательств. Хотя ему и без того уже живым не уйти. Три жизни на его совести, а может, и больше. Это мы пока знаем только о троих. Однако я больше переживал за Сан Саныча, но, подумав, пришел к выводу, что никого из наших знакомых он не тронет.
— Почему? — подался вперед напарник.
Олег усмехнулся и заложил руки за голову:
— Уж ты бы мог и сам догадаться. Энергетика, Стёпушка, энергетика! Облик-то он примет, а что с энергетической основой сущности делать? Он только после поглощения даст знакомый нам фон, но после скопленная энергия смешается с уже поглощенными ранее жизнями и изменится. Если бы мы знали прежде тех, кого он выпил, то его личины были бы нам известны. Так что маской Сан Саныча он мог бы прикрыться сразу после поглощения и только один раз, дальше я бы увидел. А стало быть, никого из наших знакомых он не тронет, и от нас будет бегать десятой дорогой. Но если встретится, то будет вести себя так, чтобы мы даже не заподозрили подмены. И еще знаешь что?
— Что? — спросил Степан.
— Я не хочу, чтобы Светлины оказались Воронецкими. Софья Павловна слишком хороша, чтобы быть поглощенной хамелеоном, — и он рывком поднялся с кресла, испытав прилив раздражения.
— Ого, — хмыкнул напарник. — Неужто дамочка понравилась?
— Она хороша, но не для меня в любом случае. Если она Софья, то у нее есть муж. А если Глафира, то под ее личиной скрывается хамелеон. Так что очаровываться я не буду. И не вздумай подтрунивать, обижусь, — добавил Котов и вышел из гостиной.
И вот он ждал подозреваемых, чтобы провести с ними приятный вечер, точнее создать его видимость, а на самом деле — продолжить изучать. Еще и записка от Рыкина… Что же он написал? Должно быть, о балерине, всё же на следующий день после убийства Румпфа они так и не увиделись.
— Что же он написал?.. — прошептал свой вопрос Олег и все-таки полез в карман, но в это мгновение из двери гостиницы вышли Светлины, и руку он опустил, оставив письмо на более позднее время.
Взгляд Котова, скользнув по главе семейства, остановился на его прекрасной половине. Софья Павловна была хороша, да, восхитительно хороша. И пусть платье ее было скромней, чем полагалось для выезда в театр, и украшений на ней было мало, но это было столь малым недостатком, что за очарованием юной дамы этого даже не было заметно. Впрочем, как человек, который родился в иных устоях и местные правила принявший по роду службы и необходимости, Олег не был ярым поборником этикета и его рекомендаций.
Зато он умел
Олег отвернулся и тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Он даже сердито нахмурился, раздраженный тем впечатлением, которое на него произвела госпожа Светлина. Что это, в конце концов, такое?! Перед ним либо замужняя женщина, либо хамелеон — вторженец и убийца, а вся эта прелесть всего лишь маска, надетая поверх совсем иного существа.
Медленно выдохнув, Котов ощутил согласие с собой и обернулся. Светлины были уже совсем рядом. Теперь розыскник смотрел только на главу семейства. Он безмятежно улыбнулся и поклонился приветствуя новых знакомцев.
— Максим Аркадьевич, Софья Павловна, безмерно рад вас видеть. Еще более рад, что вы не передумали.
— Доброго вечера, господин Котов, — поклонился в ответ Михаил.
— Доброго вечера, Олег Иванович, — мило улыбнулась Глаша.
Не целовать ей руки Котов решил по двум причинам. Во-первых, лобызать хамелеона не хотелось. Во-вторых, если перед ним была Софья Павловна, то поцелуев не желал ее супруг. Он и сейчас, хоть был спокоен и вежлив, но смотрел прохладно и с толикой вызова.
— Прошу, — указал на вход в театр Олег. — Представление скоро начнется.
Публики сегодня было немного. Не было вереницы экипажей, не толпилось простонародье. И причина тому была проста, это была не премьера. Спектакль был поставлен впервые на этой сцене еще три с половиной года назад на бенефис актера Федора Бурдина, и Олег ее не пропустил.
Ходил пару раз и после, но сегодня посещать театр не намеревался. Это решение родилось спонтанно и лишь с одной целью — сойтись со Светлиными. А что дают попросту увидел на афишной тумбе. И абонемент пригодился, который Олег приобрел на весь сезон больше для поддержания легенды о своей страсти к театру. Впрочем, театр он действительно любил, только посещал его не часто. Служба занимала время, и не всегда оно совпадало со спектаклями.
Ложа Котова находилась на втором ярусе ближе к сцене. Ему это расположение нравилось, и когда брал, то исходил из своих предпочтений, а не престижа. Иногда к Олегу присоединялся кто-то из его знакомых, иногда приходил Степан, переодевшись из слуги в господина. А порой старший розыскник приходил в одиночестве, когда желал развлечься и отвлечься. Или же попросту видел на афише, что на спектакль заявлен состав актеров, которых он любил.
А сегодня вот привел Светлиных… или Воронецких, это еще предстояло выяснить. Но это требовало времени, а сейчас они поднялись по лестнице, которая на супругов не произвела особого впечатления, и Котов сделал вывод, что видеть подобную отделку им не впервой. Пусть вычурности в ней не было, но изящество радовало глаз. Однако в глазах Максима и Софьи мелькнуло лишь мимолетное любопытство, которое быстро угасло.