Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
Он не дал Катерине сказать, потому что сам не знал, должен ли влиять на решение или нет. Решил, что это её обязанность. Но спустя сутки после встречи с братьями не выдержал и примчался в Виргинию, чтобы забрать с собой в Бразилию, а в итоге решил взглянуть на спящих дочек и, без слов пропущенный на территорию в разы усиленной охраной, услышал их разговор с Еленой. Наверное, стоило успокоить Катерину, но он не вошёл в дверь, вернулся к воротам, постоял и сел за руль.
Машина в сопровождении ещё двух бронированных внедорожников бесшумно отъехала от дома и помчалась к выезду из города, уверенно набирая скорость и Элайджа усилием воли расслабился. В этот раз Катерина должна решить и решиться сама, без него и его мнения. И тогда он сам поймёт, может ли утешить её и
«Катерина, будь сегодня смелой…»
Бразилия. Штат Рио-де-Жанейро.
Кетрин замерла перед воротами, судорожно сглатывая. Прошло уже два года, всё должно было если не забыться, то хотя бы остыть, но неожиданно ноющие задворки воспоминаний превратились в колющую боль в груди.
За ограждением, казалось, бушевало одно лишь море зелени, а дом не был виден, и женщина невольно несколько раз оглянулась, припоминая что и где. Она постучала, собираясь приступить к объяснениям, но стоило ей представиться, как охранник поздоровался и впустил её на территорию. Её ждали.
С сильно забившимся сердцем, брюнетка пошла по знакомой дорожке, а потом в ужасе сорвалась на бег. Здесь время словно умерло, и она поняла, что ничего, ничего не изменилось – та же бесконечная апельсиновая роща, луг, дорога из булыжников с пальмами по сторонам, уже отцветающие шоколадные деревья и белый резной козырек террасы. Только персонала на улице не было, хотя наверняка кто-то жил на самой вилле. Кет остановилась, оглядываясь по сторонам, и вздрогнула от того, что вялый цветок с шоколадницы упал перед ней. Она обошла его по кругу. Ей даже не пришло в голову зайти в дом: Катерина боялась прикасаться к любому предмету, траве и деревьям и, казалось, что воздух обжигал лёгкие. Не стоило сюда приезжать, в ней нет столько выдержки и сил. Но ноги Кет уже сами несли её в сторону опушки рощи, и стискивая в потных ладонях несчастные герберы, которые зачем-то купила в аэропорту, она пересекла луг, миновала деревянные качели и бассейн, и поспешила к зарослям апельсина.
Апельсин теперь разросся густо, и его гибкие зелёные ветки закрывали полянку, но фигуру Элайджи в чёрном костюме она увидела издалека. Он приказал впустить её, но хотел ли встретить у могилы? Этого Катерина не знала, но то же чувство, что заставило бежать сюда со всех ног, повело напрямую к месту, где Элайджа велел сделать холмик для Маргарит. Он скосил взгляд, ничего не сказал.
Но остановившись в десяти шагах, она сглотнула:
– Мне можно остаться, или я приду позже?
– Эти два дня я думал, приедешь ты к ней или нет.
Кет хотела сказать, что самолёт задержали, но ей стало всё равно, хочет её здесь видеть Элайджа или нет. Осторожно опустившись на колени, она положила герберы к небольшой плите, на которой не было написано ничего кроме имени и притронулась к букве «М». Плита с одного боку, где не было тени кустов нагрелась, и была горячая.
– Я к ней приехала. – Из глаз полились первые слёзы. – К вам.
Закрыв глаза ладонями, Катерина заплакала и осталась сидеть, пока не выплакала все слёзы. Потом неуклюже поднялась, и побрела в сторону шоколадных деревьев и дома. Всё время простоявший на своём месте Элайджа, не пошёл вслед за ней, сел на примятую ею траву, чувствуя, как закружилась голова и напряжение слишком быстро покинуло тело. Внезапно ему захотелось спать – вспомнил, что из-за смены часовых поясов не спал уже несколько суток. Он отошёл на несколько метров в тень кустов и, подложив под голову пиджак, лёг, глядя на проглядывающее через сплетение веток синее небо. Он никогда не представлял себе человеческой внешности Маргарит, её лица, или как представляют образы детей художники – круглолицыми кудрявыми ангелочками, но ему оказалась естественным сказать этой пустой и разливающейся синеве:
– Всё-таки она приехала.
И он заснул.
Проснулся Элайджа от того, что почувствовал запах
– Почему ты не дал мне сказать тогда?
– Сначала не знал, хочу ли застать тебя здесь. Да и потом не хотел отвечать на твои вопросы.
– Я до последнего придумывала причины не приезжать, – призналась Катерина.
– Не придумала достаточно важной причины? – хрипловато поинтересовался Майклсон.
– Ничего уже изменить нельзя, только вычеркнуть из жизни. – Элайджа понял, о чём она – об этом дне, точнее дне два года назад. – Но это у меня не получается. Держи, мне сказали, что ты второй день здесь и ещё не был на кухне, – неожиданно переменившая тему Кет, так и не взглянув на него, подала бутерброд с котлетой и бутылку минералки. Он прожевал, отпил глоток и повисло молчание.
– Но почему? Я не понимаю.
– Потому что я оказалась уродом. Когда я забеременела, это было такое счастье… – Её ладонь непроизвольно легла на живот, глаза вновь затуманили слёзы, но женщина их поборола – бесполезные, – и быстро оперлась обеими ладонями о траву. – Знаешь, ведь почти не бывает, чтобы всё сразу… Можно сколько угодно изображать из себя королеву без королевства, но мы все знаем, что я ничего особенного из себя не представляла – девочка как девочка, разве что фантазии и целеустремлённости побольше. И когда у нас появилась Маргарит, она стала моей привилегией, гордостью, которой никогда не было бы у другой женщины. И мне не было больше стыдно за то, как я жила без тебя. – Катерина пожала плечами. – Но родить мне не удалось, а ты умер. – Её лицо исказилось нервной судорогой, став некрасивым. – Я ненавидела себя, и тебя ещё сильнее, потому что ты сначала не приехал, когда я была дурой, а потом, когда я уже поняла, что сама виновата во всём, продолжал меня любить. Мне хотелось, чтобы тебе было так же больно, чтобы жизнь кончилась не только для меня, чтобы ты стал слабым.
Последние предложения она пробормотала сквозь слёзы, и замолчала, испугавшись, что собьётся на рыдания.
– Ты мне была нужна в тот день. – Элайджа запнулся и, отбросив гордыню, признался: – Я впервые с детства плакал, и это было… Это было не стыдно, а как будто я раздавленный. Испугался, наверное.
– Нет, не испугался. – Ладонь Катерины скользнула по плечу и почувствовала, как оно вздрогнуло. – Тебе было больно.
– Да, – Элайджа попытался переварить определение и понял, что не испытывает стыда и теперь. По крайней мере не перед ней. – Это и было очень больно. А потом я ждал, когда ты настоящая вернёшься. Только ты даже не подпускала к себе. Я подумал, что раз я не получаю сочувствия, то хотя бы твоё тело... – Он помолчал. – И я был таким ласковым и предупредительным не только из-за заботы о тебе, а ещё потому что надеялся подкупить. Надеялся, что ты сама ляжешь в мою постель, а после – впустишь и к себе в голову. Иногда почти получалось. Потом, когда мне показалось, что я поймал синюю птицу за хвост, ты снова уехала. – Его рука непроизвольно сжалась в кулак. – Беременная моим ребёнком, но это не главное. Главное, что уехала. И до сих пор не понимаю почему.
– Я надеялась на скорый выкидыш, но всё тянулось и ничего не происходило. Боялась оказаться снова некондицией. Ну, и надеялась родить и вернуть свои представления о нас. Мне не хотелось быть обязанной тебе. Твоей жалости. Я никого не способна сделать счастливым, как бы высоко ни поднялась по карьерной лестнице и даже нарожав полк. Да ведь и не при чем тут моя неспособность родить – просто была идея фикс, как быстренько состряпать себе счастье, сделав вид что Кетрин Пирс за эти семь лет не появилось, а только Катерина Майклсон. Если ты будешь счастлив… Эл, Элайджа, – обхватив его лицо ладонями, она попыталась улыбнуться, но не получилось, и в голосе зазвучала печаль, – я не хочу мучить тебя. Если нужно, я отпущу тебя и отдам тебе детей, сразу обе будут с тобой. Я не заслужила Софии.