Проще, чем анатомия

Нерода Маргарита

– Непонятно что-нибудь, Игорь Васильевич?
– спросил Алексей Петрович, - Так вы спрашивайте, коллега, чем смогу - помогу.

– Не люблю чувствовать себя идиотом!
– отрубил Астахов, захлопнув книгу.
– А сейчас я именно он, причем полный, не лучше студента. Всю жизнь шил, а сегодня вдруг - “не шей, бiсов сыне, голову оторву”! Товарищ Денисенко у нас, конечно, первого ранга, и кадровый, и лучше меня понимает, ясно, но французы ведь шили в войну, первичный еще в Империалистическую был у них. Отпечаток раны, цитологический контроль, зашили - и порядок!

– Санитарно-тактическая обстановка, Игорь Васильевич. У французов фронт был какой?

– Позиционный… - немного растерянно ответил Астахов.

– Вот именно. Кроме Приграничного сражения и “Наступления за мир” в восемнадцатом. Когда немцы пытались

хотя бы вничью свести. И, обратите внимание, все, что французы строили пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый годы, - для убедительности Огнев загнул три пальца, - в восемнадцатом меньше, чем за сутки… - он помолчал секунду и сложил дулю, - все развалилось в щепки! Все их госпитальные городки на десятки тысяч коек пришлось просто бросить и бежать. И лечить раненых как попало, где попало и чем попало. Цитологический контроль - его место даже не в армейских ППГ, а во фронтовых госпиталях и глубже. У нас в любой момент всех раненых может потребоваться погрузить, а когда и где разгрузят - бог весть. Пять суток выдержать после операции, чтобы точно нагноение не пошло - не норма, а удача. Да и стационар у нас на пятьдесят коек всего. Считайте, из сорока человек тридцать девять у нас на эвакуацию немедленно, иначе лопнем. Так что, еще в Финскую у нас приказом запрещено в медсанбатах шить первично. Только пневмотораксы.

– Вот прямо приказом командования?

– Хирургического, - Огнев выделил это слово и для убедительности повторил, - Хирургического командования. Разные там профессора-академики, тот же Юдин наш Сергей Сергеевич. Это в Империалистическую медицинской частью заведовали генералы от инфантерии. И “Наставления по военно-полевой хирургии” вот у вас - Алексей Петрович указал на тощую брошюрку в невзрачной серой обложке, лежавшую поверх Опокина, - их тоже не Тимошенко редактировал, а Смирнов. На секундочку, начальник военно-санитарного управления РККА. Такое командование для вас авторитет? У Юдина в “Заметках” про первичный шов почитайте. Много поучительного.

– И все равно не понимаю! Вот они, эти наставления - меньше Устава гарнизонной службы! Только что артикулов воинских со скальпелем в руках тут не хватает. То есть, профессора-академики думают, что этого достаточно, чтобы за месяц остругать до хирурга кого угодно? Хоть Кошкина, хоть его санитарку?
– погасшая папироса в темных от йода пальцах Астахова описала нервный полукруг.
– И как все это прикажете уложить в голове, когда и так скоро борта рассядутся? "Забудьте все, чему вас учили до сих пор", как любят говорить студентам? Но с таким подходом в хирургию?
– он снова зажег папиросу и жадно затянулся. Ясно было, что такая откровенность дается Астахову нелегко. Как признаться, что ты внезапно усомнился в своих прежних знаниях и силах? А ведь не студент, врач со стажем. Но через такой Рубикон переходит рано или поздно любой гражданский хирург, попавший на военную службу.

– Вот не могу не согласиться, - вздохнул подошедший Южнов, - Я, например, с экзаменов скальпель в руках не держал. А товарищ Денисенко и насчет меня, кажется, планы строит. Понимаю, что взаимозаменяемость, но за месяц из меня не то, что хирурга, ассистента не сделать. Я ж про эти инструменты только и помню, с какой стороны браться. На обучение время нужно, а где его взять?

– Не за месяц, - терпеливо объяснил Огнев, - но за полгода - можем и должны. Но не с этим. Это - уже для хирургов. Как переучивать на хирургов - предстоит еще разобраться. И не “забудьте все”, а … хм… “имейте в виду, вы с таким на гражданке не сталкивались, вам может показаться, что вы нашли правильные решения. Так вот, не вы первые. И то, что вы нашли, скорее всего, неправильно.” Военно-полевая хирургия отличается от гражданской, даже от экстренной, тем, что, - Алексей Петрович, сам того не замечая, перешел на лекторский тон и громкость, - здесь другой характер травмы. Пулевые ранения со средних и больших дистанций, да не пистолетные, а винтовочные и осколочные - вы их, почитай, не видели прежде. Это раз. Количество раненых, заведомо превосходящее возможность оказать полноценную помощь в медсанбате всем. Как следствие, необходимость сортировки

и частичной эвакуации без оказания помощи. Это два. Невозможность доведения лечения до конца, необходимость эвакуировать раненых, как только они смогут перенести транспорт. Это три. Как следствие, невозможность увидеть свои ошибки, это четыре. Как следствие, необходимость лечить раненых единообразно, чтобы не переделывать на каждом этапе, это пять.

– Товарищ военврач третьего ранга, разрешите обратиться?
– на лекторский тон, оказывается, подошла Вера Саенко, - Это только для начсостава или нам тоже можно слушать?

Из-за ее спины выглядывали Мухина и Галя Петренко. Все три робели при таком количестве начальства сразу, храбрости подойти и спросить хватило только у Веры, у которой любопытство всегда было сильнее страха.

– Да слушайте, конечно, если что не поймете, потом спросите. Так, о чем я? Разумеется, о вечном. Первичный шов, например, потому именно запрещен, что мало какой врач способен достаточно хорошо обработать огнестрельную рану, и не всякую технически возможно обработать как надо, а та погрешность, которая исправилась бы покоем, неизбежно будет усугублена эвакуацией. И получим мы, что один врач занят - шьет, другой занят - распускает, а раненый страдает. И дольше занимает койку, и дольше возвращается в строй, - Огнев вздохнул, вспоминая что-то, - Если не идет на ампутацию. Или в могилу. Гражданский хирург, практически вне зависимости от опыта, на войну попадая, становится студентом. В лучшем случае - четвертого курса. Вот в таком вот разрезе и воспринимайте. А из Кошкина, кстати, почти готовый челюстно-лицевой хирург. Он всю топографическую анатомию региона уже знает, проводниковое обезболивание, оно там не самое простое, тоже делать умеет. Зубы соберет правильно, - тут он сделал маленькую паузу, пытаясь подобрать слова, - а не как мы с вами.

Кошкин такой лестной характеристики о себе слышать не мог, его смена была как раз ночной. А дневная, как убедился Огнев, собралась вокруг почти в полном составе. Вплоть до санитарок.

Что-то подобное уже бывало, в Финскую, из любой беседы с участием хотя бы двух человек. Да что там, “Демосфеном” в гимназии просто так тоже не прозовут. И дело не в том, что он с юности привык видеть в собеседниках аудиторию, а в том, что не видеть ее он просто не умел. Неважно, что было в начале, каверзный вопрос, заданный гимназическому наставнику или бурный студенческий диспут. В Финскую это удалось обратить на общую пользу. Так появилась их “вечерняя школа”. Впрочем, здесь она еще нужнее, чем там.

– Полностью согласен. Именно, что студентом, - сказал неслышно подошедший Денисенко, с одного взгляда оценивший все происходящее - и характерную лекторскую позу Огнева с отведенной правой рукой, и Астахова с двумя книгами сразу, и собравшихся слушателей, - Вольно, товарищи. Уже курсы усовершенствования открыл, Алексей Петрович? Добре. Вот с завтрашнего дня в расписание и поставим. Личный состав сам себя не научит. А коли научит, то не тому… Но сейчас - ужинать и отбой.

Южная ночь приблизилась как всегда незаметно. Расходились засветло, а когда два командира, поотстав от остальных, дошли до середины села, сумерки почти слизнули Воронцовку.

– Ну что, стало быть берешь общественную нагрузку, товарищ лектор, - Денисенко улыбнулся даже, но вышла улыбка невеселой.
– Что, там пират наш? Злится, что я разнес его сегодня?

– Злится, Степа, но в первую очередь на себя.

– Хороший специалист получится, если вовремя окоротить, очень хороший. Рука твердая, глаз верный. Только все время забывает, что не у себя в травматологии, - Денисенко остановился, и с хмурым видом оглянулся на темнеющие хаты Воронцовки.
– Сниматься надо отсюда к чертовой матери! Хоть на километр, но уходить. Сидим как мышь под метлой, надолго ли? На нас сейчас только что мишень не нарисована.

В сыром ночном воздухе далеко, на юге родился низкий тяжелый гул. Он приближался волнами, то накатывая, то отдаляясь, пока не обозначились на горизонте силуэты самолетов, идущих тройками. По звуку Алексей понял - немцы. Самолеты, мерно гудя, плыли над ними высоко, почти не видные в быстро темнеющем небе.

– От, бiсовы диты!
– Денисенко из-под руки глянул вверх.
– Как есть, уходить надо. Это пока им дела до нас нет. Только пока.

Глава 18 Воронцовка, середина октября 1941 года