Проще, чем анатомия
Шрифт:
– У тебя перевязочная должна быть развернута до пяти вечера! Соседи наш поток до утра обещали принять, да коли не справятся… Иголки?! На чем кипятить будем, ты подумав?
– от волнения Денисенко начал сбиваться на украинскую речь, - В следующий раз автоклав втратыш? Якщо через полчаса не знайдеш, фельдшерскую сумку в зубы - и в батальон, ясно?! Уж ее-то не проспишь, на ней лямка, к ремню крепить! Специально для тебя пришили!
Ермолаев аж застыл. Оглянулся беспомощно на начхоза, но того и след простыл и весь гнев командира достался теперь ему одному. В конце-концов,
“Бегом!! Чтобы через полчаса все було! Где хочешь их знайди!”
После такого напутствия Ермолаев действительно бросился от разгневанного начальства бегом, чуть не сбив Раису с ног, и дух перевел только в коридоре.
– Пошустрее, девчата!
– торопил он свою команду.
– Время не терпит. Эх... где же эти чертовы иголки, ну не мог я их обронить, сам же прибирал!
– Сейчас сыщем, - утешала Галя Петренко, как всегда спокойная и невозмутимая. По ней нельзя было даже сказать, что торопится, но укладки, инструменты и все, что было нужно, уже стояло на своих местах.
– Здесь где-то, ну где им быть, не в Армянске же мы их обронили. За что тебя так командир-то?
– Не знаю, - Ермолаев вздохнул. Красный от досады, от невероятного и совершенно несправедливого разноса, он выглядел все же больше озадаченным, чем расстроенным.
– Видать, случилось что.
– Где?
– охнул кто-то из девушек.
– Фронт сдвинулся? Неужто опять сниматься?
– Да нет, услыхали бы уже… У него что-то стряслось. Я месяц здесь, ни разу командира таким не видел. И давай, матрешки, не спим!
Слово “матрешки” в его устах могло означать и упрек, и похвалу. А коробку с иголками конце-концов нашла все та же Галя. В кармане халата у Ермолаева. Сам и положил!
– Ох, “несе Галя воду, коромисло гнеться”, что бы я делал без тебя? Товарищ Петренко, объявляю тебе благодарность от лица… себя, - Ермолаев моментально повеселел, даже веснушки на щеках проступили.
– Только командиру лучше сейчас на глаза не попадайтесь. Если он меня так разнес по кочкам, вас и вовсе проглотит. Вы все ему на один зуб.
Ночевать устроились тут же в школе, в одном из пустующих классов, на полу. От растопленной печки красные пятна плясали по полу, стенам и потолку, сделалось по-домашнему уютно. Хотя основной смене дали отбой, оставив только дежурных, спать никому не хотелось. Сидели кружком у печки, подстелив кто шинель, кто стеганку. Грели кипяток. На печку-голландку чайник пристроить некуда, кипятили воду в консервной банке, которую ставили к пылающим дровам у открытой дверцы и снимали за отогнутую крышку.
– А в соседнем классе доска висит, - сказала Вера.
– и там даже задание осталось, по царапинам от мела видно немножко. Квадратные уравнения. Я заметила, когда мы там полы мыли. Наташ, ты еще помнишь что-нибудь из школы?
Мухина только руками развела. Ты чего, мол? Еще таблицу умножения у меня спроси.
– Где мне помнить? Как закрою глаза, только два цвета вижу - белое и красное.
– Просто так… Ведь будем же мы когда-то снова учиться. Я в институт готовилась.
– Я тоже, - Галя устроила банку с очередной порцией будущего чая среди углей.
– А мама хотела, чтобы я в музыкальное шла, на вокал. Говорила, у меня способности, - она опустила глаза, - А я не знаю. Просто пою. Наверное, каждый умеет… что-то, что у него лучше всего получится, если учиться. Вот на твоем месте, Наташа, я бы точно шла в медицинский. У тебя руки легкие. Я это еще в первый день заметила. А я не знаю, чего я лучше умею - петь или пропавшее искать. Где бы что ни завалилось, я погляжу и все само находится. Думаешь, первый раз?
– Отбой, матрешки, - в дверях появился Ермолаев.
– Только что узнавал - с рассветом машины придут. Так что всем отдыхать. А то увидит кто, что не спите, вторую нахлобучку закатят. По закону парных случаев.
– Да будет тебе, - улыбнулась Оля. С Ермолаевым они были в одном звании, да и вообще, между собой все общались просто по имени, а Раису весь младший персонал иначе как тетей Раей не называл.
– Не до нас начальству. Посиди с нами, Илюш, а то совсем тебя загоняли. У нас кипяток есть немного. Расскажи лучше, что еще за закон такой?
Ермолаев не стал возражать, устроился у печки, кто-то протянул ему кружку.
– Ну, это что-то вроде закона подлости. Если один раз что-то случилось, в скором времени будет похожее, - старательно, будто отвечая нетвердо заученный урок, начал объяснять Ермолаев.
– У нас на "скорой" он всегда работал. Например, дают в твою смену вызов: пьяный под трамвай попал. Значит, непременно в тот же день еще раз вызовут. Ну, может не под трамвай, а под грузовик, но будет еще один такой же пьяница. Или, допустим, роды, такие, что не довезти, а только на месте принимать или не ровен час в дороге. Если один раз так получится, в скором времени какая-нибудь бригада тоже будет рожать.
На этих словах девчата покатились со смеху: "Что-что она будет делать?"
– Чего смешного-то?
– Ермолаев немного обиделся.
– На "скорой" всегда так говорят.
– А тебе, Илюша, что, тоже "рожать" приходилось?
– пряча улыбку, спросила Оля.
– Мне - нет, я молодой еще, - ответил он, вызвав новый взрыв хохота.
– На такие вызовы меня не посылали. Мне больше пьяные доставались. Ну, в самом деле, что вы смеетесь? Эх вы, матрешки… Покурить можно у вас? А то я спички тоже где-то потерял.
Девчата не возражали, он зажег папиросу от печки, задымил в пол-затяжки, стараясь, чтобы дым не тянуло на остальных.
– Нет, думаю, не в иголках дело… - Ермолаев снова вспомнил про давешний разнос.
– Но без Гали, глядишь - не было бы у вас командира. Галь, а спой, а?
Галя сперва отнекивалась, сам ведь говорил, что отбой давно, потом согласилась, сказав: “Тихонько только”. Села поближе к огню и склонив голову на бок, и начала негромко, мягко и печально.
Ой, у вишневому саду, там соловейко щебетав.