Разомкнутый круг
Шрифт:
По армии ходили слова Кутузова: «Теперь – ни шагу назад!»
Главнокомандующий отдал приказ: «Приготовиться к делу, пересмотреть оружие, помнить, что вся Европа и любезное Отечество на нас взирают».
Нашлись льстецы и у Кутузова. Даже среди генералов. Они хвалили его осмотрительность и дальновидность, восхищались удачным фланговым маршем, намекая, что это они подсказали «старику» сей замечательный маневр.
На этот раз время у Кутузова имелось, и инженерно-фортификационные работы велись на совесть. Инженерно-саперные части генерал-майора
В лагере образовалось множество улиц, получивших название «Шестой корпус», «Четвертый корпус», «Гвардейская».
Самой крайней была «Кирасирская». На этой улице располагались 1-я и 2-я кирасирские дивизии под командой генерал-лейтенанта Голицына, кузена князя Петра. 1-й дивизии особенно повезло. Она располагалась по квартирам, а не палаткам и шалашам, как другие…
В Тарутино солдаты пришли грязными и обносившимися. Офицеры ходили в латаных мундирах с оторванными эполетами, пестревшими замытыми кровавыми пятнами.
Но через неделю каптенармусы выдали сукно. Тут же, пронюхав об этом, со всех близлежащих губерний съехались евреи-портные, и армия приоделась.
Тарутино заменило собой обе русские столицы. Взоры всей России были обращены сюда. Русская армия регулярно получала продовольствие из южных губерний, вооружение с калужских военных складов и плотно прикрывала бесперебойную работу тульских оружейных заводов.
В Тарутино двигались воинские пополнения, везли снаряды, порох и ружья, обмундирование, хлеб и фураж, гнали табуны лошадей и скот.
Ушлые торговцы, почуявшие барыши, везли сюда крупу, мед, яйца и масло.
Достать здесь можно было что угодно, имелись бы денежки, а они как раз-то в армии водились.
Маркитанты продавали ставропольские арбузы, астраханскую селедку, киевские паляници и кахетинские вина.
Войска отдыхали, становясь с каждым днем бодрее, энергичнее и сильней. Как потом вспоминали участники: «Укрепленные высоты Тарутина среди веселых отзвуков музыки и пения, освещенные необозримыми рядами вечерних огней, представляли вид не простого воинского стана, но некоего великолепного города».
В Тарутино шли пешком и ехали в телегах крестьяне, а в колясках и возках господа – дабы проведать служивших в армии мужей, сыновей и братьев.
Взводу Рубанова достались два крепких домика. Более просторный заняли Максим, Шалфеев и пятеро легкораненых кирасиров. Другой дом занимали пятнадцать оставшихся в строю конногвардейцев.
На тесноту не жаловались, радуясь тому, что имелось. По ночам теперь становилось прохладно, а тут истопил печку – и грейся. К тому же во дворе – чудесная небольшая банька.
В соседних двух домах разместился взвод Оболенского.
Жизнь шла своим чередом…
Проведать Рубанова приехал Петр Голицын. Максим начал уже ходить, и они медленно гуляли по селу, разглядывая бивак.
– Полагаю, вы довольны, поручик? – улыбался князь. – Мой кузен
Вы уже слышали, наверное, господин поручик?.. – Заботливо поддержал Рубанова под руку, когда тот споткнулся.
– О чем, господин полковник? – Кивком головы поблагодарил за помощь Максим.
– …Что Василий Михайлович убит при Бородино? – Желваки заиграли на княжеских скулах.
Посмотрев вдаль на облако, Рубанов перекрестился:
– Василий Михайлович?! – прошептал он и опустил голову.
Через несколько секунд, вытерев кулаком глаза, Максим, чтобы отвлечь князя и сделать ему приятное, спросил:
– А как поживают княгиня Катерина и Голицын-младший? Не пора ли записывать его в конногвардейский полк?
– В гусары, сударь! Только в гусары, – повеселел полковник. – Когда-нибудь заменит нас с твоим отцом и Василием Михайловичем…
– Отца заменю я сам, – невежливо перебил князя Рубанов.
– …А жена чувствует себя прекрасно и передает вам привет, – не обратил внимания на мальчишескую спесь и бестактность Голицын.
Вечером, не успел Шалфеев доложить, что прибыли гости, как в комнату ввалился Оболенский с двумя кавалергардами. Следом Огурец с Укропом корячились под приятной тяжестью вин и закусок. Шалфеев тут же бросился им помогать.
– Встретил на ярмарке! – басил Оболенский. – А они как раз-то вас, Рубанов, и искали. Так что принимай гостей, – велел хохлам сервировать стол.
Сало, чтоб у украинских любителей сего продукта не кружилась голова и от этого не отрезали себе пальцы, поручили резать Шалфееву.
– Вскоре и Нарышкин подойдет, – довел до сведения присутствующих Григорий, – специально вестового прислал для солидности, дабы тот заранее сообщил о прибытии героя, – иронично хмыкнул князь.
Кавалергарды были малость под хмельком, и он им дико завидовал. Сам Оболенский весь день провел в делах и не успел даже пообедать – приказом по полку он теперь исполнял обязанности заместителя командира эскадрона вместо погибшего штаб-ротмистра Гурова, и «тяжелораненый» Вебер все взвалил на него.
Отпустив денщиков, Оболенский разлил по стаканам водку – после рубки французов это являлось самым приятным занятием.
– Ну, господа, помянем павших!
Все встали и молча выпили…
– Рубанов, вы были последним, кто разговаривал с Волынским, – через некоторое время произнес Шувалов, – мне Мишка Строганов рассказал, – кивнул на друга. – Не могли бы вы поведать о последних его минутах?
– Извольте! Погиб Денис как герой! – знаком показал Оболенскому, чтоб наполнил стаканы. – Два лягушатника-капрала напали на графа… и, не сумев сладить саблями, один из них застрелил его, за это проглотив мой палаш, голова другого и сейчас улыбается, уткнувшись в траву. Провидению было угодно, чтобы я отомстил за него.