Русская фольклорная демонология
Шрифт:
Купчиха и домовой. Картина Бориса Кустодиева. 1922 г.
Wikimedia Commons
Изредка считается, что домовой может красть детей до крещения: «много [дворовой — В. Р.] детей оминивает [обменивает — В. Р.], а чурку повалил [положил — В. Р.] вместо ребенка» [851] . Представление о том, что домовой крадет детей, отражено и в формулах запугивания: «Не озорничай, а то придет домовой, заберет!» [852] , «Дедушка-домовой под печкой, утащит!» [853] . Впрочем, в русской демонологии эту функцию чаще приписывают чёрту или баннику.
851
Богатырев 1916. С. 57.
852
Корепова. 2007. С. 54–55.
853
Корепова. 2007. С. 55.
Проказы, шалости и прочий наносимый домовым вред можно интерпретировать по-разному.
854
Черепанова. 1996. С. 41.
855
РК III. С. 256–257.
Восприятие проказ как наказания, предвестия или как чистого вреда связано с представлением о «нормальности» или «аномальности» присутствия домового в доме, расценивают ли его как хозяина и покровителя или как вредоносного демона, вроде чёрта или ходячего покойника [856] . По данным Е. Е. Левкиевской, степень «демоничности», «аномальности» домового нарастает по мере продвижения с северо-востока (северные и центральные регионы России) на запад и юго-запад (Украина западнее Днепра) [857] области расселения восточных славян. Таким образом, в разных диалектных вариантах вредоносные проделки домового могут осмысляться или как справедливые наказания за неправильное поведение самого человека, или как предупреждения о грядущей беде, или как козни нечистой силы. В первых двух случаях человеку так или иначе следует прислушаться к домовому, задобрить его или изменить собственное поведение, в третьем же домовой подлежит изгнанию (при помощи святой воды, молитвы и т. п.).
856
Левкиевская. 2000. С. 120–121.
857
Левкиевская. 2000. С. 149–152.
Специфическими причинами вызваны проказы домового в истории из Вологодской губернии. По сюжету у одной девушки пропали вещи, и она сказала: «У кого моя потеря окажется, у того в доме зашалит домовой». После этих слов у соседа девушки начал ежедневно проказить домовой: в доме раздавались шум пляски, топанье босых ног, с чердака в сени летели камни, глина, банные веники, головешки и черепки от посуды [858] . Здесь домовой как бы совмещает в себе функции «нравственного арбитра», наказывающего за неблаговидный поступок (воровство), и демонического помощника, которого «знающий» человек напускает на чужой дом из мести.
858
Власова. 2015. С. 265–266.
Часто проделки домового (особенно душение по ночам человека) связаны с предсказанием будущего домочадцев. Когда домовой душит ночью, ему следует задать вопрос: «дедушко-домовеюшко, скажи, к добру ли, к лиху?» [859] или просто «к добру или к худу?». Если домовой ответит: «к добру» — следует ждать хороших новостей, если же скажет: «к худу» (или просто как будто дунет в ухо: «ху» или «кху») — будут неприятности, умрет или заболеет член семьи [860] , падет корова [861] . Чаще всего домовому задают именно указанный выше вопрос, однако иногда спрашивают и другое: в каком году умрет спрашивающий, будет ли хороший улов рыбы [862] , найдутся ли пропавшие лошади и где именно их следует искать [863] . Может иметь значение и облик домового, который прикасается или давит: «если <…> голый, как человек, это к плохому давит, а если мохнатенький, как кошечка, это к хорошему давит» [864] . По свидетельству из Калужской губернии, если домовой, когда «наваливается», теплый, то это «к добру», если холодный — то «к худу» [865] .
859
Черепанова. 1996. С. 40.
860
Власова. 2015. С. 264.
861
Власова. 2015. С. 256.
862
Власова. 2015. С. 237.
863
Власова. 2015. С. 244.
864
Черепанова. 1996. С. 42.
865
РК III. С. 402.
Бывает трудно отличить, в каких случаях домовой целенаправленно «выживает» или даже губит людей, а в каких — предсказывает будущие события, связанные с необходимостью покинуть жилище (например, брак или смерть). Так, девушке, на которую наваливается домовой, мать говорит: «Значит, он тебя с дому выживает, куда-то ты уйдешь», и девушка действительно через год выходит замуж [866] . В другом рассказе молодого человека «выживает» (душит по ночам) домовой — молодой человек вскоре умирает [867] .
866
Черепанова. 1996. С. 41.
867
Черепанова. 1996. С. 45.
Домовой может предсказывать будущее и иначе: он плачет, причитает [868] , грохочет мебелью [869] и посудой [870] перед бедой, воет и плачет перед пожаром, дает знать о грядущей смерти кого-то из домочадцев треском в углах дома, воет во дворе и трясет ворота перед падежом скота [871] , съедает приготовленную женщиной пищу незадолго до смерти мужа [872] , тянет девушку за волосы перед тем, как ветром срывает крышу дома [873] , зажигает маленькие синие перебегающие огоньки в нежилых помещениях перед кражей [874] ,
868
Власова. 2015. С. 252.
869
Мороз, Петров. 2016. С. 70.
870
Мороз, Петров. 2016. С. 72–73.
871
Власова. 2015. С. 260.
872
Корепова. 2007. С. 44.
873
Иванова. 1995. С. 11.
874
Власова. 2015. С. 260.
875
Власова. 2015. С. 256.
876
РК V 2. С. 72–73.
877
Черепанова. 1996. С. 40.
Женщина рассказывала. Сижу я, спину к печке жму. Зашел вот такой маленький мужичок, немного от пола, и говорит: «Через три дня война кончится». Война и кончилась через три дня. Это домовой был, наверно [878] .
К домовому могли целенаправленно обращаться и во время гаданий. По сообщению из Олонецкой губернии, на Святках девушки пытались «в лице дворового увидеть своего суженого» (вероятно, подразумевается, что явится дворовой в облике будущего мужа; сравните сюжеты, в которых черти приходят к девушкам во время гадания или на Святки под видом женихов) [879] . Для этого надо было спуститься на третью ступень лестницы, ведущей в хлев, и, нагнувшись, посмотреть промеж ног [880] . В рассказе из Вологодской губернии девушка, задумавшая погадать на Святки, отправилась в нежилую избу, зажгла свечку, поставила перед иконой, взяла зеркало, надела себе на шею хомут и села на печной столб. Смотрясь в зеркало, она сказала: «Дворовушко-батюшко, покажи мне жениха, за которого я выйду замуж». История закончилась печально: явившийся домовой задушил девушку [881] .
878
Черепанова. 1996. С. 39.
879
Зиновьев. 1987. С. 100–104.
880
(Харузин. 1889. С. 41) Заглядывание в отверстие (в том числе в щель, образованную расставленными ногами) — универсальный способ обнаружить нечистую силу, известный восточным и западным славянам: «чтобы увидеть домового, лешего, распознать ведьму, в определенные, обычно праздничные дни <…> смотрели через отверстие в бороне, замочную скважину, калач, рукав, цедилку, хомут, смотрели, нагнувшись, назад между ног, и т. д.» (Агапкина. 2012. С. 80).
881
РК V 2. С. 715.
Завершая раздел о характерных действиях домового, следует сказать, что его образ совмещает в себе враждебные, «демонические» проявления с функциями «хозяина», патрона, покровителя хозяйства и семьи. С одной стороны, он может причинять людям много беспокойства и даже вреда, в то же время ему приписывают черты, парадоксальные для нечистых духов, таким образом домовой выделяется на фоне других демонов. Этот особый статус отражен в ряде мотивов: в отличие от чертей, домовой не боится ладана, святой воды, икон [882] , чертополоха [883] и, наоборот, любит, когда в хлеву висит иконка [884] , или даже живет в переднем углу под иконами, «где-то за иконкой живет, прячется» [885] . Согласно свидетельству из Новгородской губернии, с домовым принято христосоваться на Пасху: «положу в блюдечко яичко и говорю: “Дворовой батюшка, дворовая матушка, со своими малыми детушками, Христос воскресе!”» [886] . Как особенный персонаж, «свой» демон, домовой выступает в роли защитника от нечисти. По свидетельству из Вологодской губернии, для того чтобы изгнать нечистую силу из подполатья (пространства между полатями и полом), туда ставили хомут, «думая, что вместе с хомутом в избу входит и домовой, который не любит нецистых и выгонеёт их из подполатья» [887] . Подобно баннику и обдерихе, домовой может защищать «напросившегося» к нему на ночлег человека от других демонов [888] .
882
Власова. 2015. С. 266–267.
883
РК VI. С. 449.
884
НДП 4. С. 144.
885
Мороз, Петров. 2016. С. 79.
886
Черепанова. 1996. С. 40.
887
Власова. 2015. С. 255.
888
Зиновьев. 1987. С. 77–79.
Раньше в Бодайбо наши ходили. И там приискатели, охотники ли, зимовье построили.
Вот этот Стренчев и рассказывал:
«…Прихожу, гыт, остановился ночевать в этом зимовье. Сходил, воды принес, затопил печку. Но прежде всего попросился, что, хозяин, пусти меня ночевать! — это как обычай.
Сварил чай, попил, покурил… И вот, сколь уж время было — не знаю…
…Подул ветер, зашумело все и — залетат… Дверь распахнулась, залетат…
— Ага, у тебя человек! Давить будем!
А этот говорит:
— Нет, не будешь. Он у меня выпросился, — это хозяин-то, домовой [говорит — В. Р.].
И вот они сцепились. Возились, возились — хозяин все-таки того выбросил. И тот засвистел, ветер зашумел…
Я, гыт, уж не в себе, думаю: «Ежели бы не попросился, то, значит, все — отработал бы!»
Он видеть-то их не видел, а только слышал возню-то иху, разговор [889] .
889
Зиновьев. 1987. С. 77–78.