Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
— У тя платье задом наперёд, — тут же сообщила Хильди.
— Знаю, я так и хотела, — кивнула я, из последних сил пытаясь не выглядеть дурой, и коснулась груди. Ох, нет! Само собой, никаких пуговиц, потому что они сзади. Так вот отчего проклятое платье меня душило!
Дита, не говоря ни слова, отвела меня в сторонку, велела погасить светляка и помогла с платьем. Затем мы спустились, пытаясь не шуметь, потому что взрослые спали внизу. Прихожую теперь освещал только уличный фонарь, и в полумраке мы тихо обулись и отыскали пальто и накидки. Персиваль
— Заперто! — с тревогой прошептал он. — И ключа нет!
— Это знак, что надо вернуться и никуда не ходить, — угрюмо сказал Сэм. — Миссис Оукли нельзя тревожиться, а она уж и так из-за нас…
— Да ничего с нами не случится! — перебил его Персиваль. — Мы вернёмся раньше, чем они проснутся. Давайте в окно!
Тут кто-то хмыкнул, отодвинул Персиваля в сторону, открыл дверцу в наличнике и со звяканьем снял ключи с гвоздя. Связка закачалась у Персиваля перед носом с невысказанным упрёком: ишь ты, не заметил! Как смотрел?
— О, здорово! — шёпотом воскликнул Персиваль и схватил ключи. — Спасибо, Шарлотта!.. Погоди, а разве ты с нами?
— Очевидно, раз сами вы даже не в силах дверь отпереть, — едко прошептала она в ответ. — Кто-то должен приглядеть за вами, детишки. Ты открываешь, или мы так и простоим до утра?
Персиваль возмущённо сунул ключ в скважину — разумеется, не тот ключ, а может, не той стороной, и какое-то время ушло на препирательства, поскольку он уверял, что всё делает верно, просто замок тугой. Я могла его понять, ведь кому по нраву признавать ошибки? Но ключ мог сломаться, а этого не хотелось бы.
В конце концов мы настояли, чтобы он вернул ключи Шарлотте, а она просто нажала на ручку и оказалось, что дверь не заперта. Тут Шарлотта прошлась насчёт художников, не державших в руке ничего тяжелее карандаша и не способных даже выйти в открытую дверь. Персиваль яростно сопел. Ему нечего было возразить.
Ночь была студёная, налетал ветер, и снег, подтаявший днём, схватился ледяной коркой — того гляди, подвернёшь ногу. Оливер не любил выезжать в такую погоду.
У экипажа я помедлила одно мгновение.
Когда мы его покупали, дверцы зачаровали так, чтобы открыть их мог Оливер, или папа, или мама, или Розали. Считалось, что мне это не понадобится ни при каких обстоятельствах, но Оливер тогда убедил их оформить разрешение и на меня. Сказал, мало ли что.
Ох, знал бы он, как я этим воспользуюсь! Небось молчал бы и ни о чём не просил.
— Пожалуйста, только управляйте им осторожно, — попросила я. — Иначе мне голову снимут. Даже не мне, а Оливеру, а это ещё хуже.
Дита с немалой гордостью сообщила, что Персиваль отлично умеет водить. Я встревожилась. Теперь я не доверила бы ему даже дверь открыть! Ещё и Сэм издал какой-то странный звук. Чутьё подсказывало мне: стоит пустить Персиваля за руль, и с экипажем можно попрощаться, но Дита верила в него, и мне так не хотелось их обижать…
Пока я решала, что хуже — оскорбить друзей или разбить экипаж, Персиваль сам вмешался.
— Ничего я не умею, —
— Но ведь ты говорил! — воскликнула Дита.
— Говорил, потому что ты всё время хвалилась: мой отец может то, он может это… Отец, отец, отец! Я, знаешь ли, ощущал, будто у нас с ним соревнование, и я проигрываю. И если что, плавать я тоже не умею, и то дерево, на которое я влез, было в три раза ниже, чем я наврал, и спуститься я сам не смог. Ясно? Вот и всё.
Он стоял, огорчённый и такой нелепый под иллюзией, из-за которой у него было некрасивое женское лицо и тощий растрёпанный пучок волос.
— Ох, Персиваль, да как же… Да неужели я… — беспомощно сказала Дита, всплеснув руками. — Я не хотела! Да ведь мне всё равно, умеешь ты или нет!
И, привстав на носки, она его поцеловала.
Персиваль хотел её обнять, но его руки застряли в карманах. Зрелище было до того жалкое, что я из сочувствия отвернулась.
— Тебе, может, и всё равно, — сказала Шарлотта, — но не нам. Кто тогда поведёт?
— Поведу я, — ответила Дита с некоторой гордостью. — Папа меня научил.
Персиваль закатил глаза и что-то беззвучно прошептал. Мне показалось, я разобрала по губам: «опять папа». Но сейчас он выглядел слишком довольным и не мог как следует досадовать.
Шарлотта села вперёд, чтобы помочь Дите разобраться с картой, а мы все — назад. Дите я доверяла больше, чем Персивалю, но всё равно ужасно боялась, что она не справится. Однако она уверенно переключала рычаги, и лампочки вдоль бортов загорелись, бросая отсветы на лёд, и в глубине загудело, и экипаж поднялся и закачался в воздухе.
— Теперь нужно убрать подпорки в багажный отсек, — сказала я.
— Ой, вот лучше не нужно, — глухо донеслось из багажного отсека.
— Подавиться мне бородой Джозайи! — с чувством сказала Хильди и хлопнула себя по коленке. — Так и знала. Сэм, Перси, чё ж вы мне лапши навешали, что они спят!
— Ну так, — поправив очки, сказал Персиваль и развёл руками. — Они взяли подушки, сказали, что им страшно без мамы, и пошли вниз. Тихо, голосов не слышно — вот я и решил, что спят…
— Да когда они чего боялися! — возмутилась Хильди. — Вот неслухи, а! Хучь гвоздями приколачивай, всё одно сорвутся да влезут куда.
— Но как вы смогли попасть в экипаж? — удивилась я. — Двери ведь зачарованы!
— А мы его взади проволочкой открыли, — с готовностью пояснили мне. — Ой, мисс, а давайте вы будто нас не заметили и поехали, а? Ну пожалуйста!
— Мы слушаться будем, всё-всё делать, как вы велите, — пообещал второй голос.
— Клянёмся бородой Джозайи! — поддакнул третий.
— Лгёте, — не поверила Хильди.
Мы немного поспорили, но в итоге решили, что рискуем и вовсе не уехать, если начнём бродить туда-сюда и шуметь, так что Джейси, Джаспер и Джок перебрались в салон, и под их радостные вопли мы тронулись с места. Хильди ворчала, придерживая братьев, чтобы они не слишком вертелись.