Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Бронзова Полина

Он собрался пойти и спросить, но в этот самый миг в лавку ворвался краснощёкий мальчишка-гном.

— Дед велел сказать, в конце улицы в экипаже звонилка трезвонит, — протараторил он на одном дыхании. — Небось экипаж комиссара. А это комиссар, вот это, да? Настоящий? Ого! Ого! А можно, я с вами пойду и покручу звонилку? Дед не разрешил. Можно? Ого, вот это трость! Чё она такая здоровущая? А чё это у ней тут за крючок?

Конечно, он потянул за крючок раньше, чем его успели остановить. Раздался страшный грохот,

и лавка наполнилась дымом.

— Ого! — восторженно закричал мальчишка и подозрительно затих, только что-то загремело по ступенькам и стукнуло о порог.

— Ну всё, плакала твоя трость, — проворчал господин Сторм. — Так чё делать-то будем?

Он пробрался мимо нас, едва видимый в дыму, и, открыв дверь настежь, принялся махать руками. Хильди тоже трясла каким-то ковриком, только это ни капли не помогало.

Мистер Харден вздохнул и сказал:

— Я так полагаю, спокойно поговорить не получится, да и времени на разговоры нет. Хорошо, будем действовать вместе. Выходим. Где моё пальто?

— Я принесу! — донёсся с верхних ступеней лестницы голос госпожи Сторм.

Моя накидка тоже осталась наверху, но я сочла, что её кто-нибудь прихватит, и решила выйти на улицу. В лавке стоял густой туман, и жёлтая лампа едва-едва просвечивала сквозь него, как солнце в мареве. Я осторожно пробралась мимо полок, ощущая под рукой круглые холодные бока сырных голов, постаралась не опрокинуть горшочки с зеленью, вовремя вспомнила о трёх ступеньках, ведущих наверх, но всё-таки споткнулась о порожек.

Комиссар стоял снаружи, растирая запястья. Мистер Харден снял с него наручники и теперь, убирая их на пояс, торопливо говорил:

— Слухи не лгали, Камлингтон правда выдал чужое изобретение за своё, но доказательств у меня нет, только слова мастера. Это некий Лафайет Пинчер, гном…

Он вовсе не глядел на меня, но каким-то чутьём угадал, что я споткнулась, и подхватил под локоть, не прерывая разговора.

— Так вот, этот самый Лафайет несколько оторван от жизни. Подписал какие-то бумаги, думал, для работы, а вышло, что передал права на все настоящие и будущие изобретения графу. Этот договор и все первоначальные чертежи хранятся где-то в столичном особняке Камлингтона…

— И ты мог найти их, пока он здесь! — с упрёком сказал комиссар.

— Я мог искать их вечно. Разумеется, он не держит их в письменном столе! У меня есть мысли насчёт того, как их добыть, но графа нужно вернуть в столицу. Но прежде всего я хочу увидеться с дочерью.

Комиссар зачерпнул горсть снега и попытался оттереть пальто от муки, но стало только хуже.

— С дочерью, — хмуро сказал он. — Я вижу, тебя ничем не прошибёшь. Как думаешь добыть бумаги?

— Попрошу мастера сделать новый чертёж. Прослежу, куда граф его спрячет.

— Попробуем, — кивнул мистер Твайн. — Идём, я должен ответить на звонок! Держу

пари, это граф. Меня звали присутствовать на обручении, но время в последний момент изменили, и я опоздал. Подоспел в аккурат когда они искали виновных. Та ещё была картина… Хотя могут звонить и насчёт тех двоих, что влетели в аркановоз — это тоже твои друзья, Бернард? Когда я проезжал мимо, их собирались доставить в госпиталь.

— Не совсем друзья, — ответил мистер Харден, однако ничего пояснять не стал.

— Я вообще не думал, что у тебя есть знакомства в таких кругах, — сказал комиссар, бросая выразительный взгляд на гномов.

Сэм как раз вышел, пыхтя под грузом пальто и накидок. Он прихватил и наши сумки. Госпожа Сторм пыталась всучить Шарлотте свёрток, приговаривая: «Бери, бери, детка, хучь чё пожуваешь! Усех накормили, одна ты голодная осталася». Шарлотта стояла с таким лицом, будто ей совали динамит с горящим фитилем, но всё-таки приняла свёрток и даже выдавила из себя слова благодарности.

— Я и сам не думал, что у меня есть знакомства в таких кругах, — с улыбкой ответил мистер Харден.

Было далеко за полдень. Потеплело, воздух стал сырым, и небо, рыхлое и раскисшее, нависло над тёмными крышами, напитываясь дымом из печных труб. Самое время для игры в снежки или для прогулки, но обитатели гномьего квартала, очевидно, решили и носа не казать наружу, пока комиссар не уйдёт. Лишь одинокий прохожий в котелке и потрёпанном бархатном пальто шёл в нашу сторону с таким растерянным видом, будто заблудился и не мог понять, куда его занесло.

— Добрый день! — робко приветствовал он нас. — Работает ли лавка? Уж не пожар ли случился?

— Чё сразу пожар? — пробасил господин Сторм и несколько раз взмахнул рукой у порога. Дым, разумеется, никуда не делся. — Эт нам к празднику лавку украсили, «Туман в горах» называется. Видали, какова красота? Бытовики за это содрали — страх!.. Работаем, как не работать. Вона, сам комиссар за сыром явился.

Он дружески ткнул мистера Твайна кулаком в бедро. Тот пошатнулся и поправил измятую шляпу, пытаясь не терять достоинства.

— А чё это ты в куртке, Мэтью? — с подозрением спросила госпожа Сторм. — Опять куда намылился?

— Так я это, недалеко, в столицу, — легкомысленно ответил тот.

Боевой огонь вспыхнул в глазах госпожи Сторм. Я услышала, как наяву, громыхание черпаков о котлы. А потом мы все узнали, что она думает: и о том, как её бросили отдуваться в лавке одну накануне праздника, в самую горячую пору…

— Чё это одну? — возмутилась Хильди. — А я будто не помогала!

…и о том, что теперь народ проспится, опять повалит — чего бы не повалить, если праздничные дни, и все остальные лавки в округе закрыты! Конечно, другие-то могут себе позволить пару дней отдыха, другие-то не по уши в долгах…