Семейство Доддов за границей

Ливер Чарльз

Правду онъ говорилъ: не время и не мсто было много разговаривать, потому-что намъ приходилось прокладывать себ дорогу черезъ толпу все больше-и-больше стснявшуюся, и по-крайней-мр двадцать минутъ формальной битвы понадобилось намъ, чтобъ вылзть изъ нея; мой фракъ и его мантія были растрепаны, въ иныхъ мстахъ лопнули.

Онъ, казалось, не обращалъ вниманія на состояніе своего туалета, и все тащилъ меня впередъ, черезъ дворъ, потомъ вверхъ по гадкой лстниц, потомъ опять внизъ, по темному корридору, опять вверхъ, по другой лстниц, и, пройдя большую переднюю, гд, въ стеклянной клтк, сидлъ разсыльный, раскрылъ тяжелую зеленую занавсь, и мы очутились въ комнат суда, не столь тсно набитой

народомъ, какъ та, гд я былъ прежде, но все-таки наполненной многочисленными зрителями, на этотъ разъ очень-порядочно одтыми. Когда мы вошли, царствовало мертвое молчаніе. Трое судей сидли, читая бумаги, и молча передавали ихъ одинъ другому. Прокуроръ ковырялъ въ зубахъ костяною разрзкою для бумагъ, а писецъ суда жевалъ бугтербродъ, который пряталъ въ шляпу. Вангёгенъ взошелъ на возвышеніе и указалъ мн стулъ рядомъ съ своимъ. Едва я усплъ ссть, какъ писецъ, увидвъ, что мы заняли свои мста, поспшно сглонулъ огромный кусокъ и съ такимъ усиліемъ, что едва не задохся, прокричалъ: «слушается дло Додда-сына». Сердце у меня сжалось при этихъ словахъ: «дло Додда-сына», безъ всякаго сомннія, могло быть только проклятая дуэль, о которой я писалъ ужь вамъ. И несчастіе и виновность упали исключительно на насъ. По-крайней-мр четыре раза въ недлю меня требовали по этому длу, то туда, то сюда, то къ гражданскому, то къ военному слдователю; и хотя я постоянно клялся, что ничего не зналъ о дуэли, пока привезли Джемса съ подстрленною ногою, но они полагали, что если хорошенько меня помучить, то можно выжать изъ меня важныя разъясненія. Въ разсчет своемъ они не ошибались. Я готовъ былъ бы стать свидтелемъ противъ роднаго отца, лишь бы только избавиться отъ ихъ истязаній. Но бдою моею было то, что я дйствительно ничего не могъ сказать. Если я что и зналъ, то по разсказамъ черезъ другихъ: только то мн и было извстно, что разсказалъ лордъ Джорджъ; а по своей обязанности мирнаго судьи въ Додсборо я зналъ, что подобныя показанія не принимаются.

И однакожь имъ было угодно не давать мн покою своими вызовами и позывами, и мн не оставалось ничего, какъ только являться повсюду, куда меня потребуютъ.

— Такъ это проклятое дло причиною, что задержали мой паспортъ? шепнулъ я Вангёгену.

— Да, именно, сказалъ онъ: — «и если не поведемъ его очень ловко, убытки могутъ быть огромны».

При этихъ словахъ я потерялъ всякое терпніе. Съ самой минуты прізда былъ я цлью юридическаго грабежа, и теперь казалось, что меня ршились не выпускать изъ Брюсселя, пока не разстанусь я. съ послднимъ своимъ наполеондоромъ. Взбшенный почти до сумашествія, я ршился сдлать отчаянное усиліе къ спасенію и громкимъ голосомъ сказалъ: «Monsieur le pr'esident»… Но тутъ мой французскій измнилъ мн и, посл страшныхъ усилій продолжать, я долженъ былъ прибгнуть къ пособію роднаго слова.

— Кто это такой? спросилъ онъ мрачно.

— Dodd-p`ere, monsieur le pr'esident, торопливо сказалъ мой адвокатъ, спша спасти меня отъ послдствій моей опрометчивости.

— А! это Dodd-p`ere, сказалъ торжественно президентъ, и посл того направилъ съ своими товарищами на меня очки; долго и внимательно смотрли они на меня, смотрли съ такою серьёзностью, что я началъ чувствовать мое существованіе въ качеств «Додда-отца» важною уголовною подсудностью.- Enfin, сказалъ президентъ съ легкимъ вздохомъ, какъ-будто размышляя, что процесъ будетъ утомителенъ:- enfin! Dodd-p`ere, отецъ Dodd-fils'а, отвтчика.

Вангёгенъ почтительнымъ поклономъ выразилъ, что совершенно такъ, и пробормоталъ, какъ мн показалось, нчто въ род комплимента президентовой проницательности и сообразительности.

— Приведите его къ присяг, сказалъ президентъ, и согласно тому я поднялъ руку, а писецъ

началъ читать — надобно думать, присягу — съ быстротой каскада.

— Васъ зовутъ Dodd-p`ere? сказалъ генерал-прокуроръ, обращаясь ко мн.

— Здсь зовутъ меня такъ, но прежде никогда я не назывался такъ, жолчно отвчалъ я.

— Онъ этимъ говоритъ, что прозваніе p`ere неупотребительно въ его отечеств, сказалъ одинъ изъ судей, маленькій, красноглазый человкъ съ рябинами по лицу.

— Запишите, замтилъ важно президентъ: — свидтель объявляетъ, что его зовутъ просто Доддъ.

— Кенни Джемсъ Доддъ, господинъ президентъ… вскричалъ я, перебивая его.

— Доддъ, по прозвищу Кенни Джемсъ, продиктовалъ маленькій судья и записалъ писецъ.

— И вы показываете подъ присягою, что вы отецъ Dodd-fils'а? спросилъ президентъ.

Я бодро отвчалъ, что «такъ думаю»; однакожь такой оборотъ фразы, принятый за оговорку, возбудилъ преніе, продолжавшееся три четверти часа, но ршеніе наконецъ воспослдовало въ мою пользу. Долженъ сказать, что въ преніи были выказаны большія юридическія свднія; судьи и генерал-прокуроръ цитовали всевозможные законы, начиная съ XII таблицъ; нсколько времени дло клонилось не въ мою пользу, но красноглазый судья далъ ему благопріятный для меня оборотъ, и вс согласились, что я отецъ моего сына. Однако, еслибъ только я зналъ, что выйдетъ, пожелалъ бы я оставить дло подъ сомнніемъ. Но я забгаю впередъ, надобно разсказывать попорядку.

Затмъ поднялось другое преніе, о томъ, до какой степени подвергаюсь я отвтственности въ дл моего сына, Dodd-fils'а; разныхъ степеней отвтственности было вычислено и обсуждено, если не ошибаюсь, четырнадцать. По ходу пренія началъ я думать, что выслушать ршеніе прійдется разв внуку Додда-сына; но красноглазый судья, повидимому, самый искуснйшій, прескъ преніе предложеніемъ пригласить меня — такъ онъ выразился — пригласить меня, объяснить, если мн будетъ угодно, что мн извстно о дл, которымъ теперь занимается судъ.

— Такъ, такъ, сказалъ президентъ: — пусть онъ разскажетъ намъ дло. И вс судьи и слушатели, казалось, единодушно согласились съ этимъ ршеніемъ.

Вы знали меня хорошо, Томъ; вы можете быть порукою, что никогда я не отказывался, если меня просили разсказать что-нибудь. Это во мн доходило даже до нкоторой слабости, и многіе говорили, что у меня есть привычка разсказывать одно и то же слишкомъ-часто. Какъ-бы то ни было, никто еще не говорилъ противъ меня, чтобъ я разсказывалъ изуродованныя, отрывочныя и безсвязныя исторіи; для чести своей репутаціи по части анекдотовъ, я ршился не подвергаться такому упреку.

— Милордъ, сказалъ я: — мн нечего разсказывать.

— Извольте разсказывать, повторилъ президентъ; и на этотъ разъ его тонъ и жесты показывали, что его терпніемъ нельзя играть.

— Что же разсказывать? жолчно спросилъ я.

— Все, что знаете; все, что слышали, прошепталъ мн Вангёгенъ, трепеща за мою опрометчивость.

— Милордъ, сказалъ я: — самъ я ничего не знаю; я лежалъ въ постели все это время.

— Онъ лежалъ въ постели все это время, сказалъ президентъ своимъ товарищамъ.

— Въ постели, сказалъ красноглазый: — посмотримъ, и онъ минутъ десять рылся въ груд бумагъ, лежавшихъ передъ нимъ.- Dodd-p`ere показываетъ подъ присягою, что онъ пролежалъ въ постели отъ 7-го числа февраля, когда пріхалъ сюда, до мая 19-го числа, включительно.

— Я не показываю этого, милордъ! вскричалъ я.

— Въ такомъ случа, что же онъ показываетъ? спросилъ красноглазый.

— Выслушаемъ его собственныя слова. Скажите намъ безъ утайки — что извстно вамъ? сказалъ президентъ, въ голос котораго было слышно искреннее состраданіе къ запутанности моихъ отвтовъ.