Семейство Доддов за границей
Шрифт:
Не знаю, съ чего и начинать разсказъ о нашихъ бдствіяхъ; но первымъ изъ нихъ были происшествія прошедшей пятницы. Надобно вамъ знать, Молли, что мы были приглашены на придворное торжество; адъютантъ, въ полной форм, прізжалъ просить насъ на завтракъ, или, какъ здсь называютъ, дижони, по случаю открытія желзной дороги въ Монсъ. Судите, какая честь была намъ оказана такою просьбою, потому-что приглашены были только самыя первйшія лица, посланники и министры. Мы чувствовали, что долгъ приличія требуетъ отъ насъ явиться въ такомъ вид, чтобъ не пристыдить нашего отечества, представительницами котораго мы будемъ, и бельгійскаго двора, насъ приглашающаго; потому я и Мери сдлали себ новыя платья, совершенно-одинаковыя; мы хотли явиться одтыя какъ сестры; платья были, милая Молли, очень-просты, но элегантны; матерія стоила всего два шиллинга пять пенсовъ ярдъ; на два платья пошло двадцать-два ярда, и у меня еще вышла юбка цлымъ полотнищемъ полне, чмъ у Мери Анна. Все, кром фасона, стоило мене четырехъ фунтовъ [10] .
10
2 шил. 3 пенс. ярдъ — около 60 коп. сер. аршинъ; матеріи на оба платья стоила 23 р. сер.
— Еслибъ и такъ, К. Дж., сказала я: — еслибъ и такъ, не-уже-ли вы скажете, что четыре фунта на два платья для придворнаго торжества слишкомъ дорого? Бросая деньги горстями на свои удовольствія, вы жалете пустяковъ на нужды вашего семейства.
Я напомнила ему, кто онъ, и кто я; дала ему почувствовать, что такое были Мэк-Керти, какъ я воспитана и къ какой жизни привыкла; и мн кажется, Молли, что онъ согласился бы дать не четыре, а восемь фунтовъ, лишь бы только не доводить меня до такого объясненія.
Конецъ былъ тотъ, что побда осталась за нами, и въ пятницу рано поутру наши платья были готовы. Мадмуазель Адель сама привезла примрять ихъ. Не могу описать вамъ, какъ хорошо сидло мое платье: оно было сшито восхитительно. Какова была въ немъ я — лучше всего покажутъ вамъ слова Бетти: вы знаете, она не мастерица льстить, а звала меня «барышня», пока я не скинула новаго платья. Сознавая, какъ я хороша въ немъ, я послушалась совта Бетти «сходить показаться барину», и вошла въ комнату, гд онъ сидлъ, читая газету.
— Не боитесь вы простудиться? сказалъ онъ сухо.
— Что это значитъ? возразила я.
— Я бы совтовалъ вамъ надть платье, потому-что хать безъ платья будетъ холодно, говоритъ онъ въ досаду мн.
— Что вы хотите сказать, К. Дж.? Разв на мн не платье?
— Платье! восклицаетъ онъ, бросая на полъ газету: — вы думаете, что надли платье?
— Почему же нтъ, мистеръ Доддъ?
— Почему же нтъ? потому-что вы полураздты, сударыня; потому-что въ такомъ плать только берутъ морскія ванны; потому-что жительницы Тонга-табу совстились бы являться въ такомъ костюм!
— Если вамъ, К. Дж., кажется, что лифъ моего платья недовольно-высокъ, то, вроятно, вы не скажете, что счетъ недовольно-высокъ — говорю я, бросая на столъ счетъ модистки и величественно уходя изъ комнаты. Ахъ, Молли! я сама не знала, кбкъ справедливы мои слова, потому-что я не заглядывала въ счетъ, довольствуясь общаніемъ мадмуазель Адель, что фасонъ будетъ стоить «бездлицу — пятнадцать или двадцать франковъ!» Что жь вышло? Она составила счетъ всего, что ей слдуетъ получить съ насъ: восемьсотъ тридцать три франка пять су! Со мною сдлался нервическій припадокъ: я въ одно время и кричала, и плакала, и хохотала; припадокъ продолжался два часа, и разслабилъ меня до изнеможенія. Ахъ, милая Молли, я была въ ужасномъ положеніи! Бетти побжала внизъ, въ людскую, съ крикомъ: «баринъ хочетъ убить барыню!» и привела съ собою толпу прислуги. К. Дж. въ это время держалъ меня за руки, потому-что, говорятъ (сама я ничего не помню), я порывалась броситься въ драку съ мадмуазель Адель и выцарапать ей глаза; лакеи, увидя это, вроятно, подумали, что Бетти въ-самомъ-дл говоритъ правду, бросились на К. Дж., который, оставивъ меня, схватилъ кочергу… вызнаете, какъ онъ страшенъ, когда разгорячится! Мн говорили, что сцена была ужасна; они бросились бжать съ лстницы, К. Дж. за ними! Можно составить себ понятіе о томъ, что было тутъ, но разрушеніямъ, которыя произвелъ онъ на лстниц: вс померанцевыя деревья были опрокинуты, дв лампы разбиты, бюстъ Веллингтона, стоявшій на площадк, также нсколько перилъ выломано, вс ступени усяны пуговицами и клочки одежды. Одинъ изъ лакеевъ до-сихъ-поръ ходитъ съ завязаннымъ глазомъ, а швейцаръ, мужчина огромнаго роста, жестоко разрзалъ себ лицо, упавъ на стеклянную вазу, въ которой плавали золотыя рыбки. Убійственное утро! Хорошо, если мы успемъ отдлаться двадцатью фунтами! Вслдъ за этимъ пришелъ къ мужу хозяинъ гостинницы, мистеръ Профльзъ, просить, чтобъ мы выхали изъ его заведенія, говоря, что у насъ безпрестанно шумъ и драка, что насъ невозможно держать и много тому подобнаго. К. Дж. вспыхнулъ, и они бранились боле часа. Это очень-непріятно, потому-что Профльзъ, какъ я слышала, баронъ и короткій другъ всей остальной знати. Надобно вамъ сказать, милая Молли, что за границею графы и бароны не пренебрегаютъ никакими промыслами: продаютъ сигары, нанимаются показывать прізжимъ достопримчательности города — и никто не находитъ въ этомъ ничего предосудительнаго для нихъ. Вс такія сцены, какъ можете видть, отравляли наши сборы на придворное торжество; но къ двумъ часамъ наконецъ мы успли собраться и пріхали въ All'ee Verte, гд услышали, что вс экстренные позды ужь отправлены, и
Вамъ легко будетъ понять, Молли, какъ мы провели два часа — время, которое просидли въ вагон. Мы пріхали въ Монсъ къ четыремъ часамъ. Церемонія открытія ужь подходила къ самому концу; вс рчи и поздравленія были произнесены, награды за построеніе дороги розданы и участвовавшія въ церемоніи лица шли въ павильйонъ, гд былъ приготовленъ завтракъ на восемьсотъ персонъ.
Красный мундиръ К. Дж., хотя нсколько поистертый и несходившійея въ таліи, такъ-что три послднія пуговицы не застегивались, проложилъ ему дорогу чрезъ толпу, почтительно-разступавшуюся передъ нами; часовые на каждомъ шагу отдавали честь К. Дж., и я насладилась въ это время нсколькими очень-пріятными минутами. Мы шли прямо впередъ, сами не зная куда пріидемъ; но К. Дж. сказалъ мн шопотомъ: «надобно идти смле; иначе у насъ спросятъ билеты» — и мы шли, надясь увидть гд-нибудь нашего друга, графа Вандердельфта, который прізжалъ приглашать насъ: только его покровительство могло вывесгь насъ изъ неловкаго положенія. Еслибъ не это затрудненіе, сцена, передъ нами бывшая, доставила бы намъ больное удовольствіе, потому-что никогда еще не была я въ такомъ восхитительномъ обществ. Мы подошли довольно-близко къ процесіи, направлявшейся въ павильйонъ; дамы были очаровательно одты, мужчины въ богатыхъ мундирахъ; но мы безпокоились, видя, что у каждаго въ рук билетъ, и что стоящій у ршетки офиціантъ отбираетъ эти билеты.
«Дурная штука выйдетъ, если не подвернется намъ Вандердельфтъ», сказалъ К. Дж., и едва онъ произнесъ это, какъ Вандердельфтъ очутился подл насъ. Онъ очень раскраснлся въ лиц, какъ-будто много и поспшно ходилъ; галстухъ у него развязался и на шляп не было пера. «А я ужь думалъ, что не найду васъ (сказалъ онъ отрывистымъ голосомъ Мери Анн), и отъискивая васъ, измучился, какъ собака. Ну, а гд жь ваша матушка-барыня-сударыня?» Такія выраженія были неделикатны, милая Молли, но я тогда не поняла, что онъ говорилъ: онъ произносилъ слова такъ скоро и отрывисто, что одна Мери Анна могла слдить за его рчью. «Некогда терять намъ ни минуты — кричалъ онъ, схватывая Мери Анну подъ руку — эти господа усядутся за столъ, тогда ужь нельзя будетъ васъ имъ представить. Пойдемъ, пойдемъ, пока есть мсто!»
Какъ мы потомъ пробились черезъ толпу — не понимаю; но Вандердельфтъ толкался и давилъ народъ, который тснился около насъ — знатные ужь вс ушли впередъ; мы съ своей стороны также не жалли локтей и наконецъ дошли до ршетки, у которой стояли два человка въ голубыхъ ливреяхъ съ золотомъ: въ рукахъ у нихъ было множество отобранныхъ билетовъ. Мери Анна и Вандердельфтъ шли впереди насъ, потому я не видла, чмъ началось дло; но когда мы подошли, Вандердельфтъ горячился и кричалъ: «эти болваны не знаютъ меня! эти негодяи не знаютъ моего имени!»
— Плохи наши дла, сказалъ мн шопотомъ К. Дж.
— Что жъ такое? спросила я.
— Плохи дла, и очень-плохи! — говорилъ онъ. — Видишь… но онъ не усплъ договорить, потому-что въ эту самую минуту Вандердельфтъ, сильно толкнувъ ногою въ дверку, растворилъ ее и вошелъ съ Мери Анною за ршетку, размахивая шпагою и крича: «катай во флангъ! руби ихъ! безъ пардону! руби!..» Ахъ, Молли, не могу продолжать, хотя никогда не забуду сцены, которая затмъ послдовала! Двое огромныхъ людей въ зеленыхъ фракахъ протснились сквозь толпу и схватили Вандердельфта, который, какъ намъ сказали, недлю назадъ, убжалъ изъ гентской лечебницы и былъ, говорятъ, опаснйшій сумасшедшій во всей Бельгіи. Изъ лечебницы, какъ теперь открылось, онъ прохалъ на свою дачу близь Брюсселя и тамъ завладлъ своимъ прежнимъ мундиромъ, потому-что прежде онъ былъ адъютантомъ принца оранскаго, и сошелъ съ ума посл того, какъ Бельгія отдлилась отъ Голландіи.
Представьте себ наше положеніе: когда мы стояли, окруженные хохочущею толпою, а Вандердельфтъ, увлекаемый прочь, кричалъ: «Дайте хорошее мстечко матушк-барын-сударын, да накормите янычарскаго агу!» — такъ называлъ онъ К. Дж.
Не знаю, чмъ бы все это кончилось, еслибъ не капитанъ, который прежде стоялъ квартирою въ нашемъ Брофф — его фамилія Моррисъ — онъ случился тутъ на наше счастье и, зная насъ, подошелъ, объяснилъ всмъ, кто мы, потомъ, ужь не помню какъ, усадилъ насъ въ карету.
Такъ мы поздно вечеромъ пріхали въ Брюссель — въ какомъ расположеніи духа, напрасно и говорить, милая Молли. К. Дж. во всю дорогу бранился съ нами за долги, которые мы надлали у мадмуазель Адель, и за стыдъ, въ который мы попали! «Теперь нечего и разсуждать — говоритъ онъ — намъ должно убираться отсюда, потому-что въ Брюссел никакимъ образомъ ужь не удастся вамъ поправить своего „положенія въ обществ“, посл ныншнихъ похожденій». Увы! судите, милая Молли, какъ я упала духомъ, какъ сокрушена была, если онъ смлъ говорить это мн, и я не нашла ни слова ему въ отвтъ!