Семейство Доддов за границей

Ливер Чарльз

Не докучайте мн вопросами о ловляхъ сёмги; отдайте ихъ, какъ можно выгодне — и я буду совершенно-доволенъ. Но мн кажется, что чмъ больше толкуютъ въ парламент, тмъ хуже становится уловъ рыбы. Въ батюшкино время не было никакихъ уставовъ на этотъ счетъ, а сёмга продавалась пенни за фунтъ. Кажется, рыба также не любитъ парламентскихъ постановленій, какъ и люди. Кстати скажу, что я очень-радъ окончанію нашихъ непріятностей съ американцами; какъ ни ршено дло, все-таки лучше: вся треска, пойманная отъ сотворенія міра, не стоитъ тхъ денегъ, какихъ бы стоилъ намъ разрывъ съ американцами [30] . Прибавлю, что чмъ больше живу на свт, тмъ больше нравятся мн Янки; и думаю когда-нибудь създить взглянуть на нихъ. Но возвращаюсь къ Викерсу. Онъ не хочетъ

ничего сдлать для Джемса. «Въ его собственномъ распоряженіи нтъ ни одной вакансіи»; онъ «говорилъ о немъ въ Министерств Колоній», какъ увряетъ, и «поговоритъ въ Министерств Внутреннихъ Длъ». Понимаемъ, что это значитъ. Его дло теперь выиграно; ему долго не будетъ надобности въ нашихъ глупыхъ голосахъ. Не придумаю теперь, куда бы мн пристроить Джемса. Но можете ли вы получить врныхъ свдній о золотыхъ пріискахъ? Не послать ли его промывать золото? Матушка, знаю впередъ, возопіетъ противъ мысли, чтобъ Джемсъ выработывалъ себ хлбъ руками; но, по совсти говоря, онъ недалеко уйдетъ, если долженъ будетъ работать головою! Съ-виду онъ парень хоть куда: десять вершковъ съ половиною росту, силенъ, какъ быкъ; объздить лошадь, застрлить бекаса, поймать лосось — его дло. Говорятъ еще, что онъ отлично играетъ на бильярд. Но будутъ ли полезны вс эти способности въ Департамент Торговли, если даже предположить, что ему удастся попасть туда? Старикъ лордъ Кильмэгопъ говаривалъ, что наше ирландское воспитаніе не годится для Англіи; теперь вижу всю справедливость его замчанія.

30

Года два назадъ, между Англіей и Соединенными Штатами были сильныя непріятности изъ-за права участвовать въ ловл трески на ньюфаундлэндскихъ меляхъ.

Скажу однако въ его пользу: онъ сильно занимается французскимъ языкомъ, фортификаціею, военнымъ инженерствомъ; всему этому каждый день приходитъ учить его опытный офицеръ, который служилъ еще въ наполеоновской арміи, капитанъ де-ла-Бурдоне, старый бонопартовскій солдатъ, который ненавидитъ англичанъ не меньше, нежели истый ирландецъ. Часто онъ заходить ко мн просидть вечерь; бесда у насъ, впрочемъ, немногосложна, потому-что мы съ нимъ другъ друга не понимаемъ. Ставимъ передъ собой ящикъ сигаръ, бутылку рому, намъ подаютъ кипятку и разговоръ нашъ идетъ въ такомъ род.

— Угоститесь-ко, мусью.

Улыбнется, поклонится и пробормочетъ что-то.

— Курнемте-ко зелья-то.

Оба начинаемъ курить.

— Что, хорошо успваетъ Джемсъ — да? А? Mon fils James хорошо, успшно? Grand g'en'eral скоро будетъ — такъ?

— «Oui, oui». Наливаетъ кипятку, рому и пьетъ.

— Не хуже Бонапарта будетъ — такъ ли?

— Ah! le grand homme! Утираетъ глаза и возводитъ къ потолку.

— Ну, а вотъ мы все-таки его поколотили! Правду ли говорю: поплясалъ онъ у насъ въ Испаніи и Португаліи? Ну, какъ вамъ нравятся сраженія при Талавер и Витторіи?

Начинаетъ кричать пофранцузски, кричитъ столько, что еслибъ записывать, вышли бы цлые томы; руки, ноги, голова — все ходенемъ ходитъ. Я жду, пока начнетъ угомоняться и тогда говорю; «Ватерлоо!»

Тутъ мой французъ сходитъ съ ума, даже забываетъ подливать воды въ ромъ. И пускается въ такой крикъ о Ватерлоо, что страшно смотрть. Думаю, что еслибъ я понималъ его, сломилъ бы ему шею — врно сильно бранитъ насъ; но понимать словъ его не могу, потому повторяю только, какъ онъ переводитъ духъ: «Ватерлоо!» — и каждый разъ, какъ услышитъ это слово, вспыхиваетъ, какъ бомба. Когда бутылка кончена, онъ обыкновенно выбгаетъ изъ комнаты, — скрежеща зубами и крича что-то о Св. Елен. Къ слдующему вечеру, однако, весь жаръ въ немъ проходитъ, французъ мой встрчается со мною, какъ нельзя вжливй, улыбается, подчуетъ меня изъ своей оловянной табакерки. Удивительный народъ эти французы, милый Томъ: пожалуй и уходятъ человка, но не преминутъ учтиво раскланяться съ его трупомъ.

Изъ моего разсказа можете заключить, милый Томъ, какъ я одинокъ здсь. Да, совершенно-одинокъ. Не встрчаю человка, съ которымъ бы могъ перемолвиться словомъ, не вижу листа газеты, который бы могъ прочитать. мъ такую стряпню, которой не знаю имени и, что еще хуже, не знаю даже изъ чего она сдлана. Все это изъ экономіи, а въ Додсборо

жить стоило бы вдвое, втрое дешевле.

Сейчасъ приходила Мери Анна сказать, что медики находятъ необходимымъ для мистриссъ Д. оставить Люттихъ: здшній шумъ убійственъ ея здоровью! Удивляюсь одному только, какъ она этого не замтила раньше. Мои дамы и доктора говорятъ о какомъ-то Chaude Fontaine, въ семи миляхъ отсюда, и о минеральныхъ водахъ, которыя называются Спа. Но я не тронусь ни на вершокъ отсюда, не узнавъ объ этихъ мстахъ всего въ-подробности; я очень хорошо вижу, что имъ смертельно хочется приняться за старыя потхи: завести танцовальные чаи, наемныя кареты, отплясыванье польки и такъ дале. Лордъ Джорджъ пріхалъ въ Люттихъ, и по всей вроятности мина подведена имъ. Впрочемъ, надобно отдать ему честь: въ джемсовыхъ длахъ онъ показалъ себя очень-хорошо. Вести дло съ жидами, не берите на это никого, возьмите лорда. На насъ съ вами не хотятъ они и смотрть; но съ лордомъ Чарльзомъ, или лордомъ Аугустомъ жидъ становится другой человкъ; отъ ихъ родичей онъ достаетъ всю выгоду и не сметъ ихъ обижать.

Желалъ бы я дать вамъ полюбоваться, какъ лордъ Джорджъ обошелся съ нашимъ благопріятелемъ Лазаремъ. Онъ не хотлъ и взглянуть на его счетъ, на его записки и расписки.

— Знаю давно вс эти штуки, мой миленькій, сказалъ онъ: — пожалуйста не подъзжай ко мн съ ними. Сколько ты возьмешь?

— Ахъ, мой добрый лордъ Дзордзъ, вы знаете лучше меня, что деньгамъ нельзя пропадать. Вотъ вс расписки…

— Убирайся съ ними, мой миленькій! Стану я смотрть на нихъ! Сколько теб за нихъ выкупу?

— Я отдавалъ деньги за честные проценты…

— Ну, ладно. Сколько же теб? Говори, не мямлись, а то я уйду.

— Взгляните, честный лордъ, на мои записки…

— Стану я смотрть!

— Хоть на расписки?

— Сказано нтъ.

— Хоть на общій счетецъ?

— Сказано нтъ.

— Ахъ честный лордъ! ахъ пречестный лордъ! какіе вы стали недобрые, а такіе молоденькіе, такіе хорошенькіе, такіе точно будто какъ…

— Сравненій ненужно. Отвчай же: за столько уступаешь?

— Невозможно, милордъ Дзордзъ.

— Двух-сотъ довольно? Ну, двух-сотъ-пятидесяти?

— Тысячи двух-сотъ-пятидесяти мало, милордъ; я хочу получить сколько мн слдуетъ.

— О томъ тебя и спрашиваютъ, мой миленькій. Сколько же?

Такая трактація продолжается съ полчаса безъ малйшаго, повидимому, успха; наконецъ лордъ Джорджъ вынимаетъ бумажникъ и начинаетъ считать на стол банковые билеты. Они производятъ волшебный эффектъ. Лазарь таетъ при вид денегъ, колеблется, уступаетъ. Конечно, сговорчивость не доводитъ его до убытка: пятьдесятъ процентовъ — самая выгоднйшая изъ нашихъ сдлокъ. Но все-таки мы выиграли очень-много.

Понимаю все: мои госпожи хотятъ хать на воды; а на это именно не могу я согласиться. Здшнія воды не то, что ирландскія, на которыя, вообще говоря, нельзя много жаловаться. Наши хороши тмъ, что скучны: въ недлю или, много, въ дв до-сыта находишься по песку до щиколотки, наслушаешься плесканья морскихъ волнъ, и не столь гармоническаго крика ребятишекъ, и въ скоромъ времени вс эти удовольствія такъ надодаютъ, что можно разсчитывать на врное возвращеніе домой. Время на нашихъ водахъ проходитъ скучно — согласенъ; но жить тамъ дешево, Томъ; а въ ныншнія времена это не пустая вещь.

А по всему, что я слышу, заграничныя воды — тотъ же самый столичный городъ, только выхавшій на пикникъ: т же самые туалеты, танцы, игра, долги, мотовство. И по моей краткой житейской опытности — паркъ съ луннымъ освщеніемъ не безопасне бальной залы съ хрустальными лампами; а полька въ большой компаніи не такъ страшна, какъ поздка въ горы, даже на ослахъ. Нтъ, на эту удочку имъ не поймать меня, Томъ!

Сейчасъ нашелъ въ «Кочреновомъ Путеводител» (Морреевъ Путеводитель давно я сжегъ) городъ именно такой, какой мн нужно: Боннъ, на Рейн. Въ книг сказано, что это миленькій городокъ, съ 13,000 жителей и 1,300 домовъ, и что гостинница «Звзда», содержимая какимъ-то Шмидтомъ, недорога, и что онъ говоритъ поанглійски и выписываетъ Galignani's Messenger — очень пріятные признаки образованности. Вы улыбаетесь, Томъ: но что же длать? Мы здимъ въ чужіе краи, чтобъ отъискивать тамъ человка, съ кмъ бы можно поговорить, или газеты, которую бы можно почитать, дорожа, какъ роскошью, тмъ, чего дома вдоволь и задаромъ.