Семейство Доддов за границей
Шрифт:
— Не безпокойтесь, дло неочень-важно; я умю ладить съ этими молодцами: сунуть ему двадцать-пять наполеондоровъ — и онъ будетъ доволенъ.
— Вы раздражаете, оскорбляете меня! Пожалуйста, оставьте меня одного.
— Ну, не сердитесь же хоть на меня, Доддъ, сказалъ онъ своимъ ласковымъ голосомъ: — и знаю, это случилось нечаянно, вы не имли намренія…
— Что случилось нечаянно? какого намренія не имлъ я? вскричалъ я въ бшенств.
Онъ въ отвтъ размахнулся палкою удочки и захохоталъ.
— Вы хотите сказать, что я ударилъ этого
— Ничего, большой бды не вышло.
— Вы говорите, что я ударилъ его? отвчайте же.
— Мн было бъ очень-пріятно думать, что вы его не ударили. Другъ друга они колотятъ безъ церемоніи; но не любятъ, чтобъ ихъ били англичане. Да успокоитесь же: къ завтрему все будетъ устроено. Докторъ дастъ свидтельство о раздраженномъ состояніи нервъ, мозга и тому подобное. Мы докажемъ, что вы не можете отвчать за свои поступки.
— Вы удостовритесь въ основательности нашей теоріи, если будете продолжать бсить меня, сказалъ я, въ ярости стиснувъ зубы.
— Дло такимъ образомъ уладится; конечно, оно будетъ стоить денегъ; безъ этого не обойдется; но, по-крайней-мр, мы постараемся избавить васъ отъ ареста.
— Пошлите ко мн Кери! Пошлите ко мн дочь! сказалъ я, чувствуя, что изнемогаю.
— Но лучше ли намъ окончательно согласиться?…
— Пошлите ко мн Кери, лордъ, и оставьте меня въ поко, сказалъ я выразительнымъ голосомъ. Онъ ушелъ изъ комнаты и черезъ минуту вошла Кери.
— Успокойтесь, успокойтесь, милый папа, сказала она: — еслибъ онъ не былъ дурной человкъ, то не сталъ бы жаловаться.
— И ты въ заговор противъ меня? И ты принимаешь сторону враговъ?
— Нтъ, сказала она, обнимая меня:- я знаю, что еслибъ этотъ обманщикъ не оскорбилъ васъ, не угрожалъ вашей безопасности, вы никогда бы не сдлали этого, папа.
Мн стыдно признаться, милый Томъ, но болзнь и кровопусканіи такъ ослабили мой духъ, что я заплакалъ отъ мысли о невозможности опровергнуть выдумку бездльника. Даже моя милая Кери врила ей!
— Мн надобно уснуть, мой другъ, я слишкомъ-утомленъ.
— Усните, папа, это лучше всего, сказала она, тихо опуская занавсы оконъ и садясь у моей постели.
Я притворился, что сплю, хотя не могъ задремать ни на минуту. Я все думалъ о томъ, что уличенъ передъ всми, даже передъ моей Кери, въ проступк, котораго не длалъ. Черезъ нсколько времени послышался шопотъ: «его надобно разбудятъ»;- «какъ ему сказать объ этомъ?» Я отозвался: — «Что такое?»
— Пусть передастъ ему Кери, сказала мистриссъ Д., поспшно, удаляясь изъ комнаты. Кери опятъ сла у моей постели и нжно начала спрашивать, какъ я себя чувствую; но я просилъ ее скоре сказать, въ чемъ дло.
— Ничего, папа, ничего; простая формальность — не больше. Гадкій Джіакомо, несмотря на вс старанія лорда Джорджа уговорить его, подалъ на васъ жалобу въ судъ.
— Ну, что же дале?
— Судья принялъ его жалобу и далъ предписаніе…
— Арестовать меня?
— Не безпокойтесь, милый папа: это одна формальность; полицейскій
— Такъ онъ здсь? въ нашемъ дом?
— Не тревожтесь, милый папа: увряю васъ, все устроится прекрасно. Полицейскій служитель хочетъ только видть васъ, чтобъ удостовриться въ невозможности взять васъ…
— Въ тюрьму, гд сидятъ воры?
— Папа, я не буду безпокоить васъ своими словами, если вы такъ гнваетесь. Впрочемъ, вы ужь знаете все; и если только вы позволите полицейскому служителю войдти на минуту въ вашу комнату, отъ васъ больше ничего не потребуютъ.
— Готовъ принять его, сказалъ я унылымъ тономъ, и Кори пошла сказать объ этомъ.
Черезъ пять минутъ полицейскій служитель вошелъ, въ-сопровожденіи четырехъ вооруженныхъ солдатъ, которые построились во фронтъ и съ трескомъ опустили свои карабины «къ ног». Предводитель ихъ посмотрлъ на мою фигуру съ очевиднымъ изумленіемъ: онъ вроятно ожидалъ найдти въ преступник гиганта съ атлетическими формами, а не жалкое существо, едва-владющее ослабвшими членами. Видъ комнаты также не соотвтствовалъ его предположеніямъ: напрасно искалъ онъ глазами арсенала съ смертоносными орудіями, или хоть какихъ-нибудь оборонительныхъ орудій.
— Это господинъ милордъ? сказалъ онъ наконецъ, обращаясь къ Кери. Она кивнула головой.
— Спроси у него, какъ зовутъ его самого, сказалъ я Кери: мн любопытно это.
— Меня зовутъ — отвчалъ онъ звучнымъ голосомъ — меня зовутъ Александро Лампорекко. Съ этими словами онъ скомандовалъ своей свит: «на лво-кругомъ, маршъ» и они вышли воинскимъ порядкомъ. За дверью сказалъ онъ имъ шопотомъ нсколько словъ и въ корридор, передъ моею комнатою, неумолкаемо раздавались съ той минуты мрные шаги часоваго.
— Это также формальность, Кери — не правда ли? сказалъ я. Я былъ въ бшенств, хотлъ вскочить, броситься въ корридоръ… и не знаю, чего бъ я тамъ не надлалъ; но слабость моя была такъ велика, что, едва приподнявшись, я упалъ на кровать и зарыдалъ какъ ребенокъ; потомъ овладла мною совершенная апатія. Напрасно старались они разогнать во мн уныніе, пробудить любопытство, или хотя безпокойство: я оставался совершенно-безчувственнымъ.
На девятый день, когда я завтракалъ, Кери, подавая мн телячью котлетку, сказала, улыбаясь:
— Папа, не думаете ли вы, что хорошо было бы для васъ подышать чистымъ воздухомъ? Погода нын прекрасная.
— Да вдь я арестантъ; вдь меня считаютъ убійцею и приговорили къ вчному заключенію въ этой комнат.
— Папа, не гнвайтесь такъ; вы знаете, у иностранцевъ всегда поднимается шумъ изъ пустяковъ; они преувеличиваютъ до смшнаго каждую бездлицу. Что длать? надобно сообразоваться съ ихъ обычаями.
— Къ чему все это ведетъ, Кери?
— Просто къ тому только, что вы, милый папа, однетесь и подете въ городъ. Ваше дло будетъ производиться въ суд, если вамъ угодно будетъ явиться. Я убждена, что оно кончится въ пять минутъ, и съ нетерпніемъ желаю, чтобъ оно ршилось скоре.