Семейство Доддов за границей

Ливер Чарльз

— Кто жь онъ? кто жь онъ? закричали мы въ одинъ голосъ; но хозяинъ гостинницы такъ изуродовалъ англійское имя, что мы не могли его разобрать и, отложивъ разгадку до того времени, какъ увидимъ его въ «списк жительствующихъ», отправились, сопровождаемые хозяиномъ, въ уступленныя намъ комнаты. Он были меблированы великолпно: зеркала, японскія вазы, картины, рзная мебель придавали имъ видъ истинно-княжескаго палаццо. Въ большой гостиной горлъ огонь въ мраморномъ камин, а столъ былъ покрытъ англійскими газетами и журналами; это показывало, что неизвстный вельможа оставлялъ намъ комнаты въ томъ вид, какъ занималъ ихъ самъ.

— Поищемъ же нашего незнакомца, сказалъ лордъ Джорджъ, пробгая глазами списокъ сеньйоровъ, жительствующихъ въ этомъ отел: «а,

вотъ онъ: „№ 4. Большой апартаментъ. Жительствуетъ, сэръ Моррисъ Пепрайнъ, баронетъ“. — Это однофамилецъ того Пепрайна, которому принадлежатъ каменоломни аспидныхъ плитъ близь Голигеда, въ княжеств Уэльскомъ, прибавилъ лордъ Джорджъ:- знаете?»

— Нтъ, сказали мы вс.

— Какъ же! это мсто извстное. Его нарочно здятъ смотрть. Какъ называется оно?… да, Пилдммолли-Кестель, такъ, по-крайней-мр насколько доступно человческому языку это имя. Но дурно имя или хорошо, а самыя каменоломни приносятъ пятнадцать тысячъ фунтовъ годоваго дохода, слдовательно можно примириться съ ихъ названіемъ.

— Не родня онъ вамъ, лордъ? спросилъ К. Дж.

— Не припомню; быть можетъ; но мы никогда не считали нужнымъ принимать Пепрайновъ за родныхъ.

— Во всякомъ случа, онъ очень-милый и деликатный человкъ; надобно выпить за его здоровье, сказалъ К. Дж., видя, что лакей несетъ намъ ужинъ. Мы сли за столъ въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, и скоро забыли о незнакомц, потому-что было много у насъ другихъ предметовъ разговора, особенно, главное торжество великолпныхъ праздниковъ, карусель съ турниромъ, назначенный завтра. Мы теперь только и думали, какъ бы достать хорошее мсто на этомъ дивномъ зрлищ.

Оставшись въ моей комнат наедин съ Мери Анной, мы долго разсуждали о незнакомц, котораго она считала родственникомъ лорда Дж., объясняя, что только этому обстоятельству мы обязаны его внимательностью. «По его презрительнымъ отвтамъ я вижу, говорила она, что лордъ Дж. не хочетъ признавать родства съ нимъ. Его гордость неизмрима. Это, быть-можетъ, худое предзнаменованіе для меня, прибавила она, улыбаясь, но мы посмотримъ». Съ этимъ она пожелала мн спокойной ночи.

На другой день поутру мы сидли за завтракомъ, толкуя о предстоящихъ веселостяхъ, какъ вдругъ К. Дж., читавшій газеты, закричалъ. «Вотъ канальство! (его любимое выраженіе). Вотъ такъ штука! Извольте-ка слушать, какая новость: „По бездтной кончин сэра Вальтера Ричарда Пепрайна, имя и обширныя помстья этого древняго рода переходятъ къ сыну сестры покойнаго баронета, капитану Джорджу Моррису, который становится богатйшимъ землевладльцемъ графства и будетъ имть большое вліяніе. Конечно, намъ неизвстны его будущія намренія; но вообще надятся, что новый владтель возвратится изъ чужихъ краевъ, гд нын находится, и поселится въ родовомъ замк“. Курьеръ княжества Уэльскаго. — Поздравляю, господа и госпожи, съ объясненіемъ вчерашней услуги, съ раскрытіемъ тайны. Но возникаетъ новая загадка: почему онъ не заговорилъ съ вами на подъзд? Не-уже-ли онъ тогда не узналъ насъ?

Ахъ, Молли! я думала, что упаду въ обморокъ отъ этихъ словъ. Я смертельно боялась, что К. Дж. взглянетъ на меня и замтитъ мое смущеніе. Въ-самомъ-дл, вообразить страшно, что я надлала! Я отказала жениху съ пятнадцатью тысячами фунтовъ дохода, съ баронетскимъ титуломъ, жениху той дочери, которая такъ мало иметъ видовъ на замужство! потому-что, если у Мери Анны сотни поклонниковъ, то у Кери это былъ первый и, быть-можетъ, послдній! Она была бы миледи, была бы внесена въ „Книгу перовъ и баронетовъ!“ Я, кажется, не выдержала бъ и призналась, если бъ Мери Анна не взяла меня за руку и не отвела прочь.

Какъ мы ни заняты были хлопотами, чтобъ достать хорошее мсто на турнир, но мысль о Моррис не покидала моей головы. Я знаю, что К. Дж. будетъ меня мучить до конца жизни, если узнаетъ, что я отказала Моррису. Я придумывала двадцать средствъ поправить свою ошибку: хотла писать ему, или заставить писать Мери Анну, или послать къ нему Джемса. Потомъ придумывала, что можно сказать, будто Кери смертельно занемогла отъ любви къ нему,

и что мы соглашаемся на предложеніе для спасенія нашей дочери; но Мери Анна высказала слдующія глубокія замчанія: „поврьте, мама, онъ не уйдетъ отъ насъ. Еслибъ онъ былъ молодой человкъ — дло надобно бы считать погибшимъ; но Моррису тридцать-пять или тридцать-шесть лтъ: въ эти годы чувства не измняются. Нсколько мсяцевъ онъ будетъ стараться забыть ее, но вы увидите, что наконецъ онъ возвратится къ намъ; а если не возвратится, мы посмотримъ, какъ на него дйствовать: пробужденіемъ ревности или возбужденіемъ состраданія“. Она много говорила въ этомъ смысл и совершенно убдила меня въ благоразуміи своихъ соображеніи. Потому мы согласились, что надобно выжидать и наблюдать, конечно, скрывая все отъ К. Дж.

Циркъ съ своимъ турниромъ и другими представленіями скоро разогналъ мою унылость, потому-что лордъ Дж. безпрестанно приносилъ новыя извстія то о какомъ-нибудь гигант, то о прелестныхъ наздницахъ, и намъ не оставалось ни минуты подумать о другихъ длахъ.

Достать мсто было необыкновенно-трудно. Не говоря о креслахъ, партеръ былъ наполненъ герцогами, графами, баронами; ложи продавались по двадцати-пяти наполеондоровъ, да и за эту цну почти невозможно было найдти ни одной. Съ утра до ночи лордъ Джорджъ хлопоталъ, обращался къ нашему посольству, разсылалъ повсюду записки, длалъ визиты, какъ бы дло шло о жизни и смерти.

Вы не можете себ вообразить, милая Молли, какъ интересуются въ чужихъ краяхъ артистами. Во вс эти дни только и было толковъ, что о нихъ. „Сколько получилъ теперъ за шесть спектаклей? Хорошо ли поетъ Карлотта? Каково танцуетъ Франческа? Здорова ли Нина? Будетъ ли она, какъ прежде, порхать легкимъ мотылькомъ, или потеряла свою воздушность?“ Лордъ Джорджъ и Джемсъ по цлымъ днямъ разсуждали объ этомъ и познакомили насъ съ малйшими подробностями о каждомъ и каждой изъ нихъ, начиная отъ мужчины, который таскаетъ на спин быка, до малютки съ крыльями, которымъ будутъ играть въ воланъ его отецъ и дядя. Особенно всхъ сводила съ ума какая-то Софія Беттраме; извстія о ней сообщались по телеграфу. Она въ Ліон. Она дохала до Виши. Она уже на Мои-Сени. Она обдала съ графомъ Квадрильяно. „La Sofia“ — „La Betlrame“ — эти слова раздавались по двадцати разъ въ минуту изъ каждыхъ устъ. Гд она остановится? въ гостинниц Croce di Matta, или въ Leone d'oro, или въ Cour de Naples? Человкъ, видвшій, какъ привели ея лошадей, былъ львомъ общества цлые два дня; какой-то старикъ, говорившій съ ея лакеемъ, получилъ вдругъ три приглашенія на обдъ. Жарко спорили, за сто тысячъ франковъ или талеровъ она ангажирована. Потомъ начались пари о ея лтахъ, цвт ея глазъ, рост и такъ дале, до того, что матери семейства было даже щекотливо слушать иные разговоры; Джемсъ не уступалъ въ этомъ лорду Джорджу.

Наконецъ разнесся слухъ, что Софія чмъ-то оскорбилась, раскапризничалась и не хочетъ хать въ Геную. Еслибъ вы видли, Молли, какая печаль водворилась въ цломъ город при этомъ извстіи! Еслибъ открылась чума — уныніе былобъ не такъ велико.

Вы не поврите, какъ вс огорчены и раздражены. Старики съ сдыми усами, невозмутимые банкиры, холодные негоціанты, безчувственные нотаріусы, не говорю ужь о людяхъ лучшаго тона, ходили, повся носы, будто приговоренные къ смертной казни. Вс, встрчаясь, пожимали руки съ печальными восклицаніями и расходились съ глубокими вздохами.

Потому въ настоящую минуту, посл всхъ ужасныхъ расходовъ и приготовленій, никто не знаетъ, что будетъ съ турниромъ. Носятся самыя странныя догадки о причинахъ неудовольствія Софіи, придумываются самыя невроятныя предположенія. Что въ нихъ правда, что нтъ — не знаю. Но они ужасны.

Вторникъ. Вечеръ.

Телеграфъ сообщилъ, что она прідетъ. Джемсъ поскакалъ доставать печатный экземпляръ объявленія.

Джемсъ возвратился съ извстіемъ, что она уже въ Нови. Если она прідетъ нын вечеромъ, городъ будетъ иллюминованъ. Не правда ли, это ужасно, Молли? Можетъ ли женщина, сохранившая свою репутацію, наслаждаться такою славою?