Семья Звонарёвых
Шрифт:
Потапов снял фуражку, перекрестился и, сунув дуло нагана себе в рот, выстрелил. Его тело грузно опустилось на землю.
После неудавшейся атаки Борейко был вызван в штаб к полковнику Качиони. Когда он доложил о трагической гибели Потапова, Качиони тяжело опустился на стул.
– Очень жалко. ЧЕстный солдат. Выпивал изрядно, но, как говорится, ума не пропивал. Старый служака. Теперь таких все меньше становится. Карьеристы, холодные, расчетливые душонки - вот кто забирает власть... Вот, к примеру, наш Хатов. Вывез всю казну крепости... Позор! Такой позор перед всеми!
– Ну что вы, ваше превосходительство, какое старание... Беда вся в том, что воевать нечем. ПУшек тяжелых нет, да и укрепления не по нынешним временам. До первого выстрела. Просто обидно...
– Если бы нам технику, как у немцев, мы бы показали им. А сейчас выхода нет. Новогеоргиевск падает не сегодня, так завтра. Я остаюсь с гарнизоном потому, как мне вверено командование артиллерией. А вас буду просить взять на себя одно ответственное дело.– Качиони подошел к Борейко, положил ему руку на плечо, заглянул в глаза, тепло улыбнулся.– Я должен отправить секретные документы, карты и некоторые ценности в Брест-Литовск. Аэроплан наготове. ответственность за доставку хочу возложить на вас. И не возражайте. Мне самому жалко расставаться с вами. А я? Что ж, плен - не могила, как говорят солдаты. Бросить их не могу. Будет время - еще увидимся.
Качиони и Борейко обнялись и по-русски троекратно поцеловались.
И еще одно слово...– остановил Борейко полковник.– Хоть это и проитивно. Но постарайтесь проучить Хатова...
– Все будет сделано, господин полковник, - сказал Борейко и крепко пожал ему руку.
10
Брест-Литовск был переполнен военными учреждениями и организациями, госпиталями, беженцами. Было такое впечатление, что все сдвинулось с места - машины, повозки, войска, раненые - все самое сложное хозяйство отступающей армии, где, как им стало известно, находился Кочаровский. Но увидеть его удалось только поздно вечером. Он подъехал к шьабу утомленный и чем-то озадаченный, что даже не сразу узнал Борейко.
– Сейчас умоюсь, тогда обниму вас, дорогой Борис Дмитриевич, проговорил Кочаровский извиняющимся голосом и ушел в свою комнату.
Борейко остался поджидать, пока он выйдет. Тем времененм Блохин обегал весь штаб и узнал, что тяжелый дивизион находится в двадцати километрах от Бреста.
– Завтра дивизиону дадут дневку, тогда мы их и нагоним, - решил солдат.
Борейко одобрил это. Прошло довольно много времени, когда денщик почтительно доложил Борейко, что его превосходительство просит пожаловать к себе его высокоблагородие. Капитан удивился.
– С каких это пор полковник стал генералом?– спросил он.
– Да с неделю будет. Еще не привыкли откликаться на "превосходительство", погоны надели генеральские, а брюки остались прежние, без лампасов, - сообщал словоохотливый денщик.
Пройдя к двери комнаты, где помещался Кочаровский, Борейко слегка постучал и почтительным тоном попросил разрешения войти. Кочаровский
– В Новогеоргиевске-то вы были?– справился он.– Как там поживают Карпов и Качиони?
Борейко подробно рассказал о всем пережитом в крепости, о смерти Карпова, Потапова, о том, как ему удалось выбраться из осажденной крепости.
– Карпова жаль. Я его знал. Хоть и не очень толковый был, но честный солдат. А Качиони - молодец! Просто молодчина! Очень благородный, настоящий командир!
– Да, ваше превосходительство, своим возвращением из осажденной крепости я обязан только ему. С секретными документами он свободно мог бы улететь сам. Его никто бы не упрекнул за это. Настоящий человек, не то что подлей Хатов...
И борейко, хотя ему и неприятно было, доложил о недостойном поступке Хатова, по существу укравшего крепостную казну.
Сообщение это настолько возмутило Кочаровского,, что лицо его, шея покрылись красными пятнами от волнения.
– Старик Потапов застрелился, потому что не мог пережить неповиновения своих солдат, а этот проходимец Хатов польстился на деньги. Нет, я этого так не оставлю!
Кочаровский тут же вызвал своего адъютанта и дал указание разыскать Хатова и доложить ему.
Затем разговор перешел на батарею Борейко.
– Хорошо бы нам вернуться, Борис Дмитриевич, на старое место. Нет, не подумайте, что я не доверяю Звонареву. Он отличный офицер, честный человек. Но это, как бы вам сказать, родная ваша батарея. Я понимаю это. И не хочу отрывать ее от вашего сердца. Тем более, что у меня есть виды на всю вашу батарею. Недавно здесь был генерал Али Ага Шихлинский. Вы его должны знать по Порт-Артуру. Сейчас он состоит при великом князе Сергее Михайловиче.
– Шихлинского хорошо помню по Артуру. Там он был капитаном. ЕГо тяжело ранило в ноги, и японцы отпустили в Россию. Генералом его не встречал. Не знаю как он изменился за это время, - ответил Борейко.
– Думаете, поглупел, как все генералы, по вашему мнению? съехидничал Кочаровский.
– Не смею ваше превосходительство переубеждать в этом мнении, ответил Борейко.
– Шихлинский молодец, энергичный и толковый человек. Большой дипломат, сумел ужиться даже с таким самодуром, как великий князь. Так вот, Шихлинский рассказывал, что при Ставке верховного собираются организовать в качестве средства усиления Верховного командования сверхтяжелую артиллерию.
– Нечто вроде немецких осадных орудий сороаксантиметрового калибра на железнодорожных платформах? Я такие издали видел под Новогеоргиевском. И наблюдал их всесокрушающее действие при обстреле наших лучших фортов, ответил Борейко.
– Не совсем то" На Западном фронте союзнички изобрели сверхмощные полевые пушки вплоть до двенадцатидюймовых полевых гаубиц и дальнобойных пушек. Создается и у нас ряд дивизионов таких крупных полевых орудий. Их собираются наименовать тяжелой артиллерией особого назначения, или, коротко, ТАОНом. Этот ТАОН будет находиться в распоряжении Ставки верховного, - рассказал Кочаровский.