Скальпель для шейха
Шрифт:
Мы сели в полицейскую машину со специальными номерами и через час сидели в рабочем кабинете, в сером шестиэтажном здании полиции. Один стол и два стула.
С меня взяли согласие на содействие следствию, сняли отпечатки пальцев и записали общие данные. В комнату вошел Оливье и сел напротив.
– Вы курите?
– спросил он, тщательно разглядывая.
Я отрицательно покачала головой.
– Не возражаете, если я закурю?
Нет, я не возражала.
– Расскажите, когда вы последний раз видели Полину Мэдс и ее мужа?
Я кивнула, будучи не в состоянии поверить в произошедшее.
Галибу удалось сползти по лестнице на первый этаж и позвать на помощь соседку. Она вызвала полицию со скорой помощью. Затем Андрей попытался порезать себя, но не успел истечь кровью. Сейчас находится в психиатрическом отделении Национального неврологического госпиталя в состоянии острого параноидального психоза.
– Вы знали, что ваш муж в течение пяти месяцев состоял в любовных отношениях с жертвой?
Это почему-то раздавило меня окончательно. Он сюда за этим и ехал, но не рассказывать же об этом детективам.
– Да, - прошептала я, бледнея на глазах и ощущая тошноту с головокружением.
– Скорее всего, она его отвергла, и, не справившись с эмоциями, он отреагировал, - продолжал детектив, наблюдая, как подрагивают мои вяло лежащие на столе руки.
Мне буквально не за что было ухватиться, и я мяла кончик собственного пальца, неподвижно сгорбившись.
Пришлось выдержать еще тысячу и один унизительный вопрос о характере мужа. Пьет ли он? Проявлял ли когда-нибудь агрессию? Чем занимался? Склонен ли он в целом к абьюзам? Состою ли я сама с кем-нибудь в любовных отношениях? А как дела на работе? Когда был последний раз сексуальный контакт и прочее.
– Это все, - закончили они спустя час, позволяя мне вернуться домой.
– Я могу его увидеть?
– спросила я, с трудом поднимаясь на негнущихся, ослабевших ногах.
– Кого?
– Мужа.
Я уже знала, что Галиб лежит в клинике в отделении интенсивной терапии, потому и не было Мэдокса все утро. Он его зашивал. Полина в морге.
По словам детективов, Андрей вышел на работу, как обычно, к восьми. Он долго и тщательно занимался мытьем лаборатории и пробирок. Со скоростью навозного жука, двигаясь между столами с реактивами, прощался с уходящими лаборантами, повторно протирал столы и изредка поглядывал на копившиеся в дальнем углу в мусорных баках мешки из толстого черного полиэтилена.
Вечером после ужина Смит прислал ему номера операционных. Ближе к полуночи он все-таки начал таскать мешки к мусоросжигательной печи. Содержимое мешков тоже было упаковано в плотные пакеты с маркировкой, так что он, вскрыв первый попавшийся и стараясь особо не разглядывать содержимое, начал искать нужные сочетания цифр и букв. И, спустя три часа, нашел.
Опасения Смита он держал в собственных руках. Доноров целиком вырезали, убеждали родственников, что их умершие дочери, сыны или супруги послужат на благо человечества, но трансплантировались лишь необходимые реципиентам,
Под утро набрал номер Смита и скинул ему доказательства через WhatsApp.
Когда он вернулся домой, я уже ушла на работу спасать Руфуса. Он, не дождавшись, пошел к дому Мэдсом. Карман джинсов оттопыривался острым углом от коробочки с кольцом, украшенным фианитами. В Дубае цены даже на самое простое кольцо казались непомерными. Было немного страшно и стремно, но он, видимо, верил, что Полина не откажет ему.
Но что там делал Галиб? У них была связь когда-то в студенчестве. Мысль страшной догадкой просочилась в душу вопрошая, а что он делал в Академгородке, когда задушил владельцу Спа-салона. Я никак не улавливала чертову связь. Где она?
– Что теперь будет? — спросила я, понимая, что не в состоянии думать. — У меня на днях истекает рабочий контракт. Я вернусь домой, а он останется в клинике?
– Пока идет следствие и открыто дело, его никто не выпустит из страны. Дело долго не будет оставаться открытым, после проведения психиатрической экспертизы суд признает его невменяемым и определит срок с принудительным лечением. Экспертиза займет от тридцати до девяноста дней, и многое будет зависеть от требований потерпевшего, — сообщил Смит. — Суд будет настаивать на том, чтобы тот присутствовал в суде в качестве главного свидетеля и пострадавшего, а значит, они заморозят все на время его лечения и восстановления. Если денег на адвоката у вас нет, вашего супруга будет защищать государственный.
Опустошенная, я вернулась домой, отмечая про себя, как дом выглядел как обычно, словно в мире ничего не произошло. В тишине обессиленно бросила вещи на пол и уставилась на букет Марса. Теперь, казалось, он подарил его в прошлой жизни, и все события до встречи с детективами тоже произошли давно.
Кажется, что если полюбил другого, то на первого станет все равно. Не станет. Если человек был родным, жил с тобой нормально, то не станет. Невозможно перечеркнуть одним взмахом прошлое. А меня с Андреем связывало пять лет университета и пять лет работы. Я до конца ощутила, что больше не люблю его, не желаю, но от этого он не переставал быть родным, как бы ни отдалился, особенно здесь. Случившееся напоминало катастрофу.
44
Утром я взяла такси, назвав шоферу адрес Национального неврологического госпиталя. Тот располагался на окраине в современной пристройке. После оформления документов меня проводили в комнату (из мебели — стол со скругленными углами и один мягкий стул) для свиданий на закрытом этаже и попросили подождать.
Я села, ощущая давящую, изолирующую тишину, вспоминая практику в психиатрическом отделении времен интернатуры. Находиться в этой комнате постоянно было бы жутко, но я тут же забыла об этом, наблюдая, как въезжает коляска с Андреем, прикованным к подлокотникам наручниками. Если бы не многочисленные порезы и красные белки глаз с опухшим лицом, он выглядел бы нормально. Кажется, ему всё равно, что происходит вокруг.