Берег, ночь, скала, одиночество.Вдалеке – рыбаки вокруг костра.В черной памяти – блеск и пляска города,И сквозь боль – незабытый светлый взор.Жить бы мне здесь —Как много был бы я судьбою одолжен, —А теперь у ней нет прав на благодарность.Это юность стала раскаяньем,Опыт – пустотой,И желанья мои – изгнанием.Лермонтов
ЭЛЕГИИ, 2
Я занимался русской поэзией начала XX века, мне приходилось читать стихи французских символистов, которым подражали русские. Чтобы читаемое не смешивалось в голове, я старался запомнить суть, схему каждого стихотворения, отбросив все амплификационные приемы.
Стиль от этого менялся так катастрофически, что иногда я стал это записывать. Больше всего записей у меня оказалось по Анри де Ренье. Это потому, что я очень не люблю Анри де Ренье – может быть, в переводах это чувствуется. Подойти к нему мне помог И. Коневской, начинатель русского символизма. В его архиве в РГАЛИ безнадежно ждет публикации множество прозаических переводов стихов и прозы самых разных авторов – от Эмерсона до Верхарна и от Ренье до Ницше, и все – тем монументальным прарусским языком, каким писал только он. Это Коневской подсказал мне несколько неожиданных слов; опираясь на них, я стал переводить остальное. Почти все стихи – из ранней книги «Игры сельские и божеские». Я прошу прощения за то, что элегии здесь перебиваются, как в оригинале, песнями и песенками.
АНРИ ДЕ РЕНЬЕ
Кошница 18/49
Ива над рекой. Сплети прутья. Дно будет круглым.Вечер. В эти струи смотрело Время.Спи. Ты прожил день, и ты сплел кошницу.Это Оры-часы босой походкойИз Сегодня в ненасытное ВчераУнесут в твоей кошнице свои цветы:Друг за другом, рука с рукой. И настанет утро,Улыбнется ива тайному лету.Ты устанешь от ее гибкости. Ты ударишьРезцом в резкое серебро, чеканяВсе те же цветы. Опечаленные Оры вернутсяС горьким яблоком, жесткой гроздью, сухою веткой.Выцветут серебристые ивы. Умчатся птицы.Ты захочешь вспомнить былую радостьИ вместо серебряной выковать золотую кошницу.Снова Оры, любя, придут на зов твой,Но затем лишь, чтобы собрать в нее твой пепел.И пред их наготою смежишь ты очи.
Сбор 16/46
Синяя волна, золотая пена взмелась на берег.Белая и нагая, твои пальцы в соленой гриве.Ты стоишь, смеешься, море лижет нежные ноги.Заря брызжет тебе навстречу.Травы тянутся цветками к твоей ладони.Над тобой весна, под тобою лето.Поле ходит золотыми волнами.Плющ и грозд обвивают ленивый жезл.Мох ласкает ноги. Ручей сверкает.Отдохни. Престол твой – из солнца.Но из низин к нему уже всползают сумеркиИ хватают тебя за руки. Тропы кручеИ колючки злее. Цветы облетают под пальцами.Дождь и мгла клубятся вкруг бледной плоти.Ты лишь тень меж голых стволов. И слышишь:Ржут вдали морские кони. Их шпорит Время.
Песнь 1 24/58
Сентябрь!Спят бок о бок двенадцать месяцев в лоне года. Сентябрь!Наступал твой черед настать,Вились ржавые листья винограда над вертоградом.Листва золотилась плодами.Ветер был как время в полете.Я не знал и, плача, шел по меже. Сентябрь!Если бы я знал: ты придешьНа развязку всех извившихся троп,На порог вертограда под виноградом, —Я не бился бы лбом в затвор зимы,Не рыдал бы цевницами апреля,Не считал бы кружащиеся листья,Как песчинки золота в часах,И не задыхался бы летней страстью,А сказал бы только: Сентябрь!Вот ты ждешь меня, и Любовь с тобой рядом,На порог легла ваша двойная тень,Ветер свеж, как время, и над водойРаспускаются фонтаны, как пальмы,И как лилии лебединые шеи.
Двойная элегия
– Там, где нежилась
горлица, стонет филин.Из твоей могилы растут цветы.Воротись: твой сад тебя ждет.Необутый и постарелый,Воротись из забывчивых твоих местДолгою тропойК нашему источнику, который плачет,А потом смеется своим слезам.Двери смазаны оливковым маслом,В ясеневых чашах – молоко и вино,Яблоки – на столе.Я так любила тебя мертвого, что ты будешь жив.А когда не станет во мне надежд,То не станет в часах воды и в лампаде масла.– Пусть горит лампада, а часы плачут, —Мне к источнику твоему не прильнуть,Потому что поцелуи умирают с губами.Я прах под мрамором,Я тень неслышная,И твоим рукам меня не обнять —Разве что во сне,На пороге, где ты замрешь, почувствовав,Как я приближаюсь к тебе сквозь ночь,Ибо только там ты достойна призрака.
Призрак
Вглядись в свет, вглядись в тьму.Вечер красен кровью, рассвет – румянцем.Плачет влага, страждет душа.Вечер мчится, держа кого-то за руку.Путь раздваивается, как копыто фавна.В сущем звере скрыт мнимый бог,Как в кремне – огонь,Как в тебе – призрак,Как в зеркале – отражение зеркала.Твой поющий голос – и тот,Когда ты испьешь смертных струй,Не пойдет ли тенью вслед твоей тениВытьОт крыльца до крыльца и от ворот до ворот?
Песенка 10 14/31
Нежный рассвет.Нежно льются отары по нежным тропам:Баран белый, баран черный, ягнята пестрые.Голубеет луг,И деревья поют навстречу солнцу. Полдень полон пчелиным звоном,Тяжелеют гроздья,И быки спят в траве, как зодиаки. В вечер нивы колосьями уперлисьВ небо, умолкают леса,И два колокола, ближний и дальний,Один густ, другой светел,Звоном борются за синее небо,Чтобы не увял ни один цветок.
Припев 15/30
Водоросли как мысли, Серебряные в синем, Золотые в зеленом.Водоросли как змеи На забвенном жезле Меркурия.В водорослях раковины, В раковинах поет прошлое, Печали мои и радости.Водоросли узорами, Как жилы, которыми Наша кровь оживляет Песок и камень.Убаюкайте, водоросли, Колыбельную раковину, В которой поет мое прошлое.
Сосуд 25/128
Сосуд рождался из обряжаемого камня.Я отбросил свой резец и стал ждать.Плод за плодом слышно падал с ветвей.Ветер веял далекими цветами.За ручьем, за лугом пела свирель.Фавн, буланый, плясал в листве из охры с золотом.Шли по краю небосвода женщины с снопами на плечах.Утром трое их было у источника,И одна заговорила со мной, нагая:«Изваяй сосуд по образу моему».И тогда сад, и лес, и поле вздрогнули,Сплелись в пляске нимфы от трех тростин,Огнекожими стали фавны,Вспыхнули свирели,Загудел кентаврами горизонт, —Средь толчков копыт, стука пятВ граде хохотов, ржанье морд, криках губ,В душном запахе пота и растоптанных плодов,Строгий и думный,Я ваял вихорь жизни на круглом камне.Пали сумерки, и я оглянулся.Сосуд высился, нагой, среди тишины,Хоровод взвивался по нем спиралью,Ночь кончалась,И я плакал, и проклинал зарю.