Странник века
Шрифт:
Слухи. Из уст в уста, из окна в окно, от семейства к семейству, слухи резонирующие и, подобно нестройной мелодии, оплодотворяющие вредоносную пыльцу. В маленьком городке слова вездесущи и прилипчивы, они принадлежат всем и никому. Добропорядочные граждане Вандернбурга испытывали потребность знать, кто есть кто, где что, когда и как. А чтобы знать, кто есть кто, каждый строил из себя не того, кем был на самом деле.
Разговоры потихоньку набирали обороты, от перекрестка к перекрестку, от двери к двери. Теперь весь белый свет говорил об одном и том же и смолкал одновременно.
Софи смотрела в окно. Довольно долго она лежала неподвижно, свернувшись клубком на оранжевом стеганом одеяле. Глаза ее затуманились, веки опухли, кончик носа словно немного обгорел. В ногах кровати валялись раскрытый альбом, упавшее зеркальце, ворох исписанных листков, а сверху гусиное перо. Она не знала, как должна поступить, но точно знала, как поступать не желает. Ведь не целую вечность она выторговывает! ей просто нужно
Когда Эльза вошла в спальню, Софи протянула ей запечатанное письмо. Дорогая, сказала она, опустишь письмо в почтовый ящик? Завтра непременно опущу, сударыня, кивнула Эльза, когда пойду за покупками. Нет-нет, сказала Софи, иди сейчас. Но сейчас, возразила Эльза, мне нужно накрывать стол к обеду. Неважно, сказала Софи и встала с кровати, столом займусь я, а ты пока сходи. Но вы ведь знаете, сударыня, вздохнула Эльза, что вашему батюшке не нравится, когда вы занимаетесь такими делами. Сказано тебе, перебила ее Софи, иди немедленно. Но, заметив выражение лица Эльзы, не привыкшей, чтобы с ней так разговаривали, добавила: Будь добра. Эльза пожала плечами, взяла конверт и ушла, так и не поняв, что за спешка отправлять очередное письмо этому барчуку Руди. Как только дверь за ней закрылась, Софи подсела к туалетному столику. Быстро накрасила глаза, маскируя их припухлость. Немного нарумянила щеки. Поспешно причесалась, чуть не выдирая пряди волос. И побежала к отцу в кабинет.
…по здравом размышлении убедившись в том, что было бы уместно совместить событие такого масштаба с рождественскими праздниками и с еще одной счастливой датой: ведь в эти радостные дни (помнишь, сердечко мое?) ты просил моей руки. Кроме того, надо иметь в виду, что остались еще кое-какие нерешенные мелочи и проследить за ними мне хотелось бы лично. Я знаю, что ты меня поймешь и искренне тебе за это благодарна. Это будет так прекрасно!
Твое письмо пришло в четверг и показалось мне таким же изумительным, как и все твои письма. Я думаю, тебе следовало бы иногда уделять время чтению стихов: несмотря на твои раздосадованные отпирательства, я продолжаю настаивать, что у тебя есть поэтический дар, и в будущем мы могли бы вместе наслаждаться теми книгами, с которыми мне так хотелось бы тебя познакомить. Ты ведь так и поступишь, любимый? Отдыхай хорошенько на этом превосходном курорте (куда мы, конечно же, поедем вместе будущим летом!), заботься о своих очаровательных родителях и, пожалуйста, передай им от меня нежнейший привет. И не играй слишком много в карты, а то я тебя знаю, да будь поосторожнее с этой барышней Хенсель: тихони, они хуже всех! Скажу тебе честно, из твоих рассказов она не показалась мне такой уж симпатичной. Но ты, глупыш, конечно можешь пригласить ее на несколько дней в Магдебург, ты ведь знаешь, что для этого тебе не требуется моего разрешения. И дело не в том, что я не очень-то ревнива, как ты пишешь в письме, просто я не люблю распоряжаться чужим свободным временем, точно так же как не люблю, чтобы распоряжались моим.
Твоя «таинственная дневная луна» (какая прелестная метафора, мой Руди!) шлет тебе поцелуй и свою признательность за колье из самоцветов, даже не знаю, как тебя благодарить за столь роскошный подарок! Я тоже по тебе ужасно скучаю! Расстаюсь до следующего письма,
Что?! взревел господин Готлиб, что-что ты сделала?! не обсудив со мной?! это что?! дурная шутка?! или ты сошла с ума?! Вовсе не сошла, отец, проворковала Софи, просто небольшое изменение, всего несколько недель, кроме того, декабрь гораздо более подходящий месяц, чем октябрь. Но мы же уже практически начали подготовку к свадьбе! зарычал господин Готлиб, швыряя трубку на письменный стол (ударившись о коньячную бутылку, трубка издала звук, похожий на колокольный звон). Именно поэтому, отец, именно поэтому, настаивала Софи, я и решила, что сейчас самое время сообщить об этом Руди, прежде чем мы начнем что-нибудь организовывать. Да ты хоть подумала, безумная, что скажут о нас Вильдерхаусы? воскликнул господин Готлиб, выкручивая себе ус, что подумает Руди? Не беспокойтесь, отец, Руди согласится, я вам обещаю, в последнем письме я уже просила его о небольшой отсрочке. Как? ужаснулся господин Готлиб, и что он на это ответил? перескажи мне его ответ слово в слово, или я сам прочту это письмо! Он написал, сказала Софи, что такая идея ему не очень-то по душе, но если я уверена и другого выхода нет… Господи боже мой! затосковал господин Готлиб, когда-нибудь ты все-таки загонишь меня в могилу! Не говорите так, отец, пролепетала она. Как есть, так и говорю! рявкнул он, и, кстати! по поводу сегодняшнего праздника: и думать о нем забудь, слышишь? ты категорически никуда не пойдешь! ясно? Как прикажете, отец, кивнула Софи. А теперь уходи отсюда, оборвал разговор господин Готлиб, оставь меня одного, уходи!
Народный праздник в Вандернбурге ничем не отличался от любого провинциального праздника: претендуя на пышность, он выглядел жалким и беспомощно нелепым. Бумажные фонарики, развешанные в маленьком парке напротив Скорбного холма, оживляли лунную ночь. Были тут и молодежный оркестр, и фальшивые гипсовые колонны вокруг танцевальной площадки,
Казалось, Ламберг был рад встрече, но говорил мало и раздраженно покачал головой, когда они предложили ему взять на абордаж девушку с белокурыми кудряшками, которая настойчиво сверлила его взглядом, разглаживая ладонями оборки на юбке. Вскоре они потеряли его из виду, и Альваро направился к Эльзе. Ханс воспользовался случаем и присоединился к их беседе, чтобы разузнать о Софи. Но Эльза, имевшая прямое поручение сообщить об этом Хансу, не стала ждать вопросов и рассеянно заметила, что праздник удался, и очень жаль, что госпожа Софи сегодня нездорова.
Сияющая Лиза Цайт, без ведома отца полившая себя духами и причесавшаяся так, что шея сзади оставалась открытой, прошла через танцевальную площадку вслед за Хансом. Больше всего ей нравились в нем длинные волосы, столь непривычные для человека его лет, и низкий, немного скорбный голос, которым он объяснял ей правила грамматики. Роста он был небольшого, но держался очень прямо, и это было важно. А еще ей нравилось, что иногда по утрам он бывает небрит. Лиза добилась от отца разрешения сходить на праздник, поболтать с подругами, но вернуться ей было велено рано, не позднее одиннадцати. Лиза подняла крик, запричитала, что к одиннадцати праздник только начнется, заперлась у себя в комнате плакать, но ближе к вечеру стала наряжаться как ни в чем не бывало. Перед ее уходом господин Цайт повторил все свои наставления и, целуя дочь в лоб, добавил, что она может вернуться в половине двенадцатого, но ни минутой позже.
Ханс почувствовал, что кто-то ласково провел рукой по его плечу и с надеждой обернулся. Не более секунды понадобилось ему на то, чтобы сменить разочарованное выражение лица на приветливое, но от Лизы его усилие не ускользнуло, да и вообще, она считала, что ее новое платье и высокие ботинки заслуживают гораздо более сильных эмоций, чем просто любезность. Ханс заметил ее новое платье и мысленно признал, что оно удачно подчеркивает ее наметившиеся формы, но счел его слишком строгим и трогательно безвкусным. Цель Лизиного наряда, прически, духов, подумал он, вполне очевидна: любой ценой казаться старше. Но ее старания, хоть и вознагражденные изящной линией талии и рук, на самом деле лишь подчеркивали истинный возраст этой девочки, умышленно нарядившейся женщиной. Добрый вечер, сударыня, улыбнулся Ханс. Лиза подумала: эта улыбка уже получше! Добрый вечер, сударь, поздоровалась она, я предполагала вас здесь увидеть, поскольку знаю ваш ночной образ жизни. А я, признаться, не ожидал увидеть тебя здесь, несколько скованно ответил Ханс, поскольку знаком с твоим. Ах! вздохнула Лиза, образ жизни меняется, люди меняются, время бежит так быстро, не правда ли? Неудержимо, согласился Ханс, ты даже представить себе не можешь! А ведь я, продолжала она, демонстративно оглядываясь по сторонам, ищу своих подруг, но они, похоже, не пришли, такая жалость! клялись, что придут; наверно, их не пустили родители, они ведь почти на год моложе меня и, скорее всего, их заперли дома. Скажи, попробовал отвлечь ее Ханс, а как у тебя с домашним заданием? справляешься с сослагательным наклонением или не очень? Господин Ханс, ответила Лиза, разве у нас урок? Извини, сказал он, я не собирался об этом говорить, просто спросил, чтобы узнать, как твои дела. Так что же вы, чудак-человек, так прямо и не спросили? засмеялась она, нужно было просто спросить: «Как поживаешь, Лиза?», я бы ответила, и мы бы спокойно пообщались.
Ханс пошел за коктейлем, который заказала Лиза, и попросил официанта, чтобы тот налил в него как можно меньше алкоголя. Когда Лиза попробовала коктейль и сказала, что он вкусный, но слишком крепкий, Ханс улыбнулся и почувствовал смутное облегчение. Лиза говорила слишком громко, часто поводила плечами, и ее просто распирало от восторга. Временами Ханс отводил взгляд, чтобы отыскать в толпе Альваро. Сбивчивый диалог с Лизой потихоньку угасал, пока оба окончательно не смолкли. Лиза взглянула на оркестр и, словно только что его заметила, сказала: Разве хорошее воспитание не требует от вас пригласить меня на танец? Сказать по правде, ответил, откашлявшись, Ханс, хорошее воспитание требует не приглашать. Лиза побледнела, ей показалось, что сейчас она упадет в обморок, что стакан вот-вот выскользнет у нее из рук. Желудок пронзила такая острая боль, как будто она наглоталась стекол, и, чтобы сдержать слезы, ей пришлось крепко стиснуть розовые губки. Ханс заметил эту ее гримасу и нашел прелестной. Я, право, очень сожалею, промямлил он. Все хорошо, еле слышно ответила Лиза, не беспокойтесь, да это и неважно: я как раз заметила там одного своего приятеля. Надеюсь, ты хорошо проведешь время, сказал он. Можете не сомневаться, ответила она и ринулась прочь. Лиза, окликнул ее Ханс, но ты ведь меня понимаешь? Я все прекрасно понимаю, уходя, ответила она, вы вольны танцевать с кем угодно, до свидания.